– Пойдем, малый, тут, я вижу, дело не приходится… Вдруг отворилась дверь, и в избу вошел пастух.
– Здравствуйте, добрые люди, – сказал он, – что это у вас такое производится? Батя! – обратился он к отцу, – ты что ж? дело делать, так делал бы… а не делать, так и ходить незачем сюда…
– Ты чей такой – в чужое дело встрявать? – возразил Краюхин.
– Нет, не в чужое! – объявил парень, – а в свое собственное! ты девку-то запил, может, год назад; а мне она раньше твоего запою по сердцу пришла… Стало быть, и оставайся с своим вином… Вот бы ты как действовал! – обратился парень к отцу, – а ты забился в угол…
– Послухай, брат! – сказал Краюхин, – какую ты имеешь праву встрявать? ведь я тебя притяну в суд…
– А ты какую праву имеешь насильно девку брать?
– Послухай, молодец; насчет запою девки в законе писано… испокон веку деды-прадеды наши делали так…
– Вот что, православные! – объявил парень, – шумите, не шумите, весь навек заложусь, а девки не дам! вот она… спросите ее!..
– Я переж тебя говорила им, – утирая слезы, сказала девушка.
– Да что с ним толковать? Гоните его! – крикнул один.
– Слышите, ребята, – сказал парень, – лучше добром сойдемся… А то берегитеся: я не пожалею красного петуха…
– Послухайте, добрые люди, что он говорит… видь это значит разбой!
– А это не разбой, – кричал парень, – девку навек погубить? За кого это вы вздумали ее отдавать, за шалая? Ему не жениться, ему только фуры подмазывать…
– А ты знаешь, за эти слова вашего брата в острог сажают? – объявил Краюхин.
– Сажай! За правду и в острог сяду!
– Вижу, братцы, толку никакого не будет… А надо его вязать!
– Ну-ко, парень, иди подобру-поздорову, – сказал хозяин, – откелева пришел…
– Вяжите его! он не может такие слова говорить…
– Ну-ко попробуй! Эко испугался! Сами собрались хуже разбойников, а меня вязать? Ишь пьяные рожи! Пойдем, батя! ты, я вижу, пить вино только любишь…
– Ребята! надо за старостой сходить!
– Я до царя дойду! – кричал парень, – он, батюшка, всех ослобонил… Это в старину господа девок отдавали за кого хотели…
– Да ты кто такой? – подступая к парню, вопил Краюхин, – один кнут на плече!
– Сказано слово – не уступлю девку! Как вы ни гоните!
Пастух с отцом вышли из избы.
– Что ж ефто такое? – говорили мужики, – авось у нас хрященая вера: когда девка супротив родителев шла?!.
– Это все ты! – кричал хозяин на жену, – это твоя дель… избаловала девку…
– Нет, ты! – подхватила хозяйка, – говорила, погоди пропивать девку; полштоф да калач принесут, а ты и рад.
– Ну, сват, помни! – грозил Краюхин, – срамоту завел, как бы самому не расхлебать… Я те навек в работники запру… православные! будьте свидетели: я сейчас еду в суд… меня же опили, меня же хотят и поджечь…
– Постой, сват! Надо говорить по-божьи: разве я тебя хотел поджечь?
– Вот грехи-то, – говорил народ, выходя из избы.
V. Сборы к мировому
Кирпичная изба Краюхина, покрытая вприческу, стояла среди деревни, дворов через пять от дома невесты: раскрашенные ставни, узорчатое крыльцо с скворечницей, пустые ульи на завалинках, несколько тележных станков – все говорило о зажиточности хозяина. В сенях стояло исполинское корыто для свиней, выдолбленное из столетнего дуба; на стропилах и переметах висели мешки с салом, окорока ветчины, дубленые овчины и пр.
Пришедши в избу с женой, Краюхин бросил шапку на нары и сел подле стола. Жених спал на полатях.
– Нет, я этого дела не оставлю! – говорил хозяин, стуча кулаком по столу, – все имение просужу, а не поддамся… Ноне же поеду к мировому…
– Посудись, попытай, – возражала хозяйка, – благо у тебя скирдов много… Гляди, как бы чего хуже не было… вон пастух-то грозит красного петуха подпустить: ты думаешь, он своей головой подорожит! Беды – горе! У него всего имения – кнут, а у тебя, может, тысячи… Что ему острог? Он просидел свое время, и опять вот он! Ох! – заключила хозяйка, сложив руки на груди, – избави, царица небесная…
– По-твоему, стало быть, все дело бросить? – говорил Краюхин, – цалковых на двадцать огрели да срамоты наделали – тебе этого мало?
– Не проводи с этими судами поболе… – отыскивая кудельку, заметила хозяйка, – бывает, истратишься, а по-твоему ничего не сделается… В суд тоже – завяжи в узел, да и ступай туда…
– Стало быть, и Ваньку не надо женить. Кто ж будет работать-то? Баб вовсе нет!..
– Женить-то женить, – отвечала жена, – как бы греха не было: ты вишь, господь свое строит: никак третью невесту запиваем, а все нет толку: малый сам того не стоит, что пропили… Кто пойдет за него? Ты вишь, совсем дурак… какая на него польстится?
В ответ на все это с полатей раздавалось громкое, беззаботное храпенье хозяйского сына.
В задумчивости, побарабанив пальцами по столу, Краюхин подошел к полатям, дернул сына за волосы и сказал:
– Эй! тебе только спать?
– Чаво? – протирая глаза, буркнул парень.
– Слезай оттуда! – крикнул отец, – небойсь лошадям пора давать корму…
Иван с красным длинным лицом, светло-русыми волосами, высунутым языком и белыми едва пробивающимися усами неторопливо подошел к столу; глядя на отца мутными, серыми глазами, он проговорил:
– Я давал…
– На вот платок от невесты, – сказал Краюхин.
– А! малый… Это я у кабаке на шасту видел… – с усмешкой разглядывая платок, сказал Иван. Затем он высморкался и сел на лавку.
– И господь таэ на нас навязал! – проговорила мать, качая головой, – покуля мы с тобой будем маяться?
– Бать! а что ж, колоду-то надо вытащить… – сказал Иван.