Егорка-пастух

– Знаю! преступник здесь?

– Точно так-с…

– А сельский староста?

– Все здесь, кого изволили требовать… Судья обратился к старосте и понятым:

– Признаете ли вы действительность факта преступления?

– Точно так, ваше высокоблагородие: мужичонка он бедный, на ось понадобилась дубинка!..

– А вы, Епифан Игнатов, сознаетесь в преступлении?

– Виноват, ваше благородие…

– И у вас своего лесу нету?

– Ни одной хворостинки.

– Значит, вы целой деревней можете воровать подобные оси?..

– Помилуй бог, ваше благородие…

– Мое внутреннее убеждение говорит, что вы поголовно со двора на двор можете повторять подобные преступления; а потому, в видах пресечения зла, возлагаю штраф на означенную деревню по три рубля с души, а на преступника десять рублей…

– Ваше благородие! чем же мы виноваты? – возразил староста, – мы в лес не ездили!

– Вы не ездили, но можете ездить… Я вас очень хорошо знаю, любезные…

– Коли попадемся, тогда штрахуй! за что ж невинно-напрасно подати платить?

– Это не подати, а единовременный штраф… Так как у вас во всем круговая порука, то вы должны отвечать за каждого негодяя в своей деревне!.. Я знаю, как в настоящее время помещику трудно охранять свою собственность… Можете идти… Вам что угодно? – обратился судья к лакею.

– Я вам докладывал, недавно я женился… и супругу мою нашел в незаконном виде… Вы нам приказали явиться…

– А жена ваша здесь?

– Здесь! вот она!

– Вы почему не хотите жить с мужем?

– Помилуйте, ваше высокоблагородие… что ни ночь – бьет меня чем ни попадя! Я уж сплю с сенными девушками…

– Правда это? – спросил судья лакея.

– Точно так-с! Невозможно, господин мировой судья… Иной раз такие оказии делает… уму непостижимо!

– Словом, вы друг друга ненавидите?

– Точно так-с…

– И желали бы жить врозь?

– Эвдакого азиата на белом свету нету, – сказала горничная, – сохрани господи, с ним вместе жить…

– Так вы можете разойтись…

– Ваше благородие! а как же мое приданое-то, – спросила горничная…

– Приданое вы можете взять назад… Вы, конечно, отдадите? – обратился судья к мужу.

– Черт с ней-с! ни покуда маяться!

– Так вот слушайте решение: с завтрашнего дня вы расходитесь врозь… Довольны вы решением?

– Покорно вас благодарим…

– Ваше благородие! – объявил Краюхин, – я это запил девку… Пили… пили!..

– Ты кто такой?

– Пили мы десятую… пили два Микития…

– Я спрашиваю, ты чей, откуда?

В это время у подъезда загремела карета и в камеру вошла небольшого роста, худощавая барыня с черным вуалем, в бархатном бурнусе. Не поднимая вуаля, она обратилась к судье:

– Я к вам, Федор Иваныч, насчет оскорбления моей Мими…

– Позвольте узнать, кто это Мими?

– Моя собака…

– Извините, сударыня, закон обязывает меня объяснить вам, что в нашем судебном уставе не упоминается об оскорблении животных… Я думал, что Мими ваша служанка. Впрочем, не угодно ли вам рассказать, как было дело?

– Вообразите: я Дуняшке приказала для Мими готовить бульон, а она с лакеем Алешкой изволит кушать его… Я замечаю день, другой: Мими худеет!.. Вы не можете представить, что стало с несчастной собакой… Смотрю однажды в окно: Мими выскочила к воротам, а там сидели лакей с горничной. Они схватили собаку и начали ее бить по щекам… да приговаривают: «Из-за тебя нам от барыни достается!..» Это я слышала собственными моими ушами…

– За последнее время жалобы на прислугу до того увеличились, – сказал судья, – что я не предвижу, чем все это кончится… Мне сдается, что ваша прислуга имеет настойчивое стремление оскорблять именно вас… Позвольте узнать, когда вы свободны?

– Я постоянно свободна…

– Не угодно ли вам пожаловать в понедельник… тринадцатого числа… Как звать вашу прислугу? – спросил судья.

– Дуняшка и Алешка.

– Я их вызову…

Барыня раскланялась и уехала. Краюхин снова начал: