– Башкирам, – говорит, – батюшка Царь, всю землю роздали! Вот что!
– Как башкирам, каким башкирам!!.
Но тут князь Шугай живо подскочил, Царю в ножки ударился.
– Врет он! Врет беспутный! Не верь ему, батюшка Царь. Никто твоей земли не раздавал… Сама она вся раздалась. Горой ее вспучило, болотами размучило – и вся расползлась… Прямо к башкирам. А башкиры народ жаднущий. Все сожрет, слопает, и всего ему мало!
– Ишь ты, ловкий какой! – говорит земляник. – Каки-таки чудеса расписывать? А-яй!.. Лов-ко-й!!
Помолчал, подумал Царь-Блин.
– Ладно! – говорит. – Мы поглядим, куда наша земля девалась. К каким таким башкирам пошла?.. Эй! Позвать сюда нашего перваго банщика-истопника.
И только успел вымолвить, как сейчас скороходы, скоролеты, для скорости к ножкам крылышки подвязаны… Бегут, летят – тащат банщика-истопника.
Весь красный, раскрасный явился банщик-истопник, бух Царю в ноги.
– Вот, – говорит Царь, – земли у нас нет и масла нет, а без масла нельзя жить… Погляди-ко кругом: из кого масло топить?!
Поглядел кругом истопник, а очи у него, как у ястреба, так и сверкают.
А бояре ни живы ни мертвы стоят, трясутся – как смерть бледны, и у всех от страха масло выступило. У того весь кафтан замаслился; у другого из-за пазухи течет.
– Да из всех можно! – говорит истопник. – Потопить, так и потечет.
– Ну, так возьми ты их всех и топи на здоровье!.. Эй! Стражники-охранники, – кричит, – бери всех масляников, тащи к истопнику. На масло топить, башкирские земли вытапливать!..
Батюшки-светы! Какой гвалт поднялся. Все на коленках ползают, кричат, вопят, убиваются.
– Царь-Осударь, – говорят, – батюшка грозный, не прикажи топить! Сейчас тебе всю землю отдадим.
И принялись все бояре распоясываться, раскошеливаться. Руки со страху трясутся. Расстегнулись, распахнулись: у кого из пазухи клин выпал, у другого поле, у третьего усадьба, у четвертого полоса, у пятого лугов пятьсот десятин, у шестого лесу гибель… Вот так башкиры!.. Насыпали земли – страсть!
– Ай да батюшка, Царь-Осударь! – говорит земляник. – Исполать тебе! Дошлый ты! Дай Бог те добра здоровья.
И начал всю землю подбирать, в луга обращать.
– Ай да, батюшка Осударь! – кричит Лысый Мартын. – Теперь есть где коровушек пущать. Есть где им пастись, гулять.
Масленик тоже что-то хотел сказать, но не успел. Кухарка Марфушка выскочила вперед, давай плясать и припевать:
Ах! Масляна, Масляна!
Вышло все напраслина.
Вся земля теперь нашлась,
Маслом, медом полилась.
Ай блины, блины, блины!
Нам на радость вы даны!
Слава батюшке царю!
Ему свет и привет,
Чтобы жить ему сто лет!
И все князья, бояре затянули Царю-Блину славу и такой шум подняли, что даже матушка Царица проснулась.
– Гли-кось! – говорит. – Как задремала, инда вся в блины ушла! И вся как есть в масле. На-кось! Хоть выжми!!.
А у батюшки Царя от радости все лицо маслом покрылось.
– Эй вы, – кричит, – слуги мои верные! Вот вам царский сказ-наказ. Катите, тащите сюда бочки меду крепкого, пива мартовского, батюшку ерофеюшку горького и матушку сивушку развеселую.
И только что успел сказать – прибежали кравчие, виночерпии, катят-тащат бочки, красоули.
Принялись слуги верные пить. Пили, пили, пили. Все перепились. Попьют, попьют – спать завалятся. Поспят, поспят – пить начнут. И сами уж не могут разобрать, на что и куда валятся? где небо, где земля?
И все переплелись, перепутались. Князь Шугай, обнявшись, с башкиром спят. Масленик с Лысым Мартыном. Сам Царь-Блин обхватил земляника, а Царица-Масленица у кухарки Марфушки головой на коленях лежит.
И такой это храп, и соп, и стон во всех палатах стоит, что даже царские чертоги от храпа трясутся: батюшки, кричат, сокрушимся!
И не только в царских чертогах, но по всей земле храп и свист идут; так что вся земля стоном стонет.
И вдруг «Бум!» по всей земле разнеслось.
Все бояре, князья, стольники, воеводы, у которых уши не совсем мохом заросли, вскочили, глядят друг на дружку.
– Батюшки! Что такое, али головы полопались? Никак пушка выпалила.
И опять: бум!..
Инда батюшка Царь-Блин с земляником проснулись, глядят, протирают глаза, таращат на всех.
– Бум! Бум! Бум!..
И Царица-Масленица с Марфушкой проснулись, загалдели, заговорили все.
– Что за чудо такое? Пушки у нас давно не чищены стоят, все, чай, насквозь совсем проржавели. А пушкари, чай, давно на валу пьяны лежат!.. А тут!.. На-кось! Палят!..
– С крепости ребята палят, – говорит масленник. – Айдате побежим в крепость?
Вскочили, побегли. Ноги на бегу заплетаются, из угла в угол словно волной сшибает. Не успели на царское крыльцо выскочить, зазвучала, загремела труба по всему царству. И выезжают на широкий царский двор витязи и воины, бравые, удалые. А промеж их царский глашатай, весь в белом, в серебре, словно месяц блестит. Белы знамена над ним веют-развеваются. На одном знамени золотом вышито стоит: «Труд», а на другом стоит: «Правда».
Проиграли, прогремели трубы кованы. Развернул глашатай длинную-предлинную грамоту вестовую. Читает:
«Мы, Царь-Труд и Царица-Правда, соседи Царя-Блина и Царицы-Масленицы, много терпим от такого соседства. Подданные наши близко жить не могут: такой чад и смрад из блинного царства тянет, что всем глаза повыело. Прогорклое масло, как река, течет и всю нашу землю попортило. А от сивушного чаду у нашего батюшки Царя каждый день голова словно с угару болит. В силу чего мы признали за благо: объявить Царю-Блину, чтобы он отъезжал подальше от наших краев, в тартарары, в земли пустопорожние: туда, где спят, храпят, жрут, едят, с боку на бок переваливаются, со стороны на сторону перекатываются. А сроку ему, Царю-Блину, даем мы для сего ровно три дня и три ночи. А после сего на него войной пойдем и все его чадное, пьяное царство в свою казну возьмем!»
И кончил глашатай: снял со своей руки рукавицу железную. А в это время сам Царь-Блин впопыхах на крыльцо выскочил. И швырнул глашатай рукавицу железную. Прямо в пузо Царю-Блину угодила она. Ударила и сшибла Царя-Блина с развеселых ног.
Уехал глашатай. Шум, гвалт великий по всей земле поднялся.
– Батюшки! Сватьюшки! – кричат. – Родители! Кормильцы-заступники! Защитники!.. Вот так страсть!!.