Железяка

– Начальник! Володя, садись сюда, за наш стол. Здесь всегда место начальников. Так, кто ещё не слышал? Повторяю в последний раз – чистой воды завтра не будет. Кто хочет помыться, мойтесь сегодня, а то неделю грязными ходить будете или мыться забортной. Воду экономить! Оставляем только попить да суп сварить. Передайте всем, чтобы не было неожиданности…

Кают-компания небольшая – посередине два четырёхместных стола и один длинный общий стол, вдоль иллюминаторов. Телевизор «Чайка» с большим экраном встроен между книжными полками. Напротив – мягкий диван на восемь сидячих мест, обитый зелёным дерматином. Вот и вся мебель, которую можно было запихнуть в такую кают-компанию.

– Ну как тебе рыбалка? Плечо не болит, намахался топором? Погоди, заболит ещё. За ночь тридцать восемь рыбин засолили – две белуги, ты их видел, восемь севрюг небольших, килограммов по сорок, а остальные осетры с бестерами. Сейчас позавтракаешь, радиограмму отправишь, что продолжаем штормовать. Ещё ночку порыбачим и хорош. На обратном пути с бензином пойдём, а я гружёным не рыбачу, – вводил Володю в курс дела Кэп.

– Василич, как же так? В шахту лага солить начали. Трубку Пито уже не отскребёшь, без лага останемся, – возмутился радист.

– Не бери в голову, мы уж пять лет без лага ходим, – успокаивал его капитан. – Ты лучше вот что сначала… у нас связь с машинным отделением пропадает. Этот балбес, что до тебя был, чего-то целую неделю всё вошкался, да так ничего и не сделал. Посмотри сегодня, а то без связи с машиной на манёврах хреново. А потом уж и локатор. Он хоть и не к спеху, а надо. Вдруг и этот накроется. Без локатора-то нам, сам знаешь, далеко не уехать…

Железяка уже пятый год ходит рейсами Ленинград – Махачкала, перевозит девяносто второй бензин. Роковые девяностые – многие суда, особенно пассажирские, встали на прикол. Востребованным остался лишь нефтеналивной флот. Страна медленно, но уверенно превращалась в сырьевой придаток для остального мира. Нужно было как-то вывозить углеводороды за кордон. Пригодились сразу и такие ржавые железяки, которые и в море-то выпускать страшно. Не только без лага некоторые ходили, но и с более весомыми дефектами. Большие флотские начальники закрывали на это глаза, и пошли по Волге караваны ржавых пароходов, обломков СССР. О какой дисциплине можно было говорить в те времена? Груз терялся по дороге в больших количествах, убытки не поддавались никаким подсчётам. Верхи грабили по-крупному, низы тоже по мере своих возможностей. В шлюзах часто приходилось делать так называемые паузки. Осадка не позволяла пройти через шлюза, приходилось перекачивать нефтепродукты в другие суда-посудины, а после шлюза обратно. Вот здесь-то бензин и «испарялся» десятками тонн. И так по всей Волге.

Пятнадцать членов экипажа. Из штурманов – Кэп, старпом-Чиф, второй-Секанд и третий помощники. Из маслопупов – стармех-Дед, второй, третий и четвёртый механики. К маслопупам относился также и электромеханик. На палубе – два матроса, в машине – два моториста. Повар – жена Кэпа. Ну и сам Володя, начальник радиостанции, по должности относящийся к палубной команде и подчиняющийся непосредственно капитану.

Конец марта. Судно пошло под первую свою погрузку. Сейчас на борту ещё три пассажира – дочь Кэпа, Марина – молодая и довольно симпатичная женщина с сынишкой Антошкой, любимцем всей команды. И ещё жена второго механика, Елена – катается с ним, пока в отпуске. Тоже симпатичная, высокая и стройная женщина, но стеснительная тихоня. На палубу выходит редко, обычно с мужем. Или загорает на палубе, когда Аусыч, её муж, на вахте. Прячется на приличном расстоянии от рубки за мачты, чтобы матросы в бинокль не глазели.

После завтрака Володя сходил на бак, проверил связь с мостиком. Попросил старпома проверить связь с машиной. «Везде всё нормально, пока. Ну и ладно! – решил он. – Надо смотреть, когда связь пропадёт».

Зашёл на мостик, включил ламповый локатор Донец – вообще целей не отбивает.

– Чиф, а давно у вас Донец не фурычет?

– Не знаю, я вообще им почти не пользуюсь, всё больше Океаном. На нём хоть след от цели хорошо виден, можно сразу курс движущейся цели определить. А этот пока-а раскочегарится…

– Я тебя попрошу, не включай пока локаторы. На мачту слазаю, посмотрю.

– Какой нельзя включать?

– Никакой пока не включай, чтобы меня рупором антенны с мачты не скинуло.

– Ага, понял. А ты надолго?

– Минут на двадцать. Сможешь без радара?

– Ну давай. Я тогда сейчас ближе к берегу прижмусь…

Старпом Николай – молодой человек, тридцать один год всего. Самарец, заканчивал Горьковский институт инженеров водного транспорта. Сначала на пассажирах работал лет пять, потом женился, и жена заставила его уйти на грузовики. Парень он видный, а в форме, так вообще – Ален Делон. Девушки и молодые женщины, которых на пассажирах всегда почему-то больше, чем по статистике полагается, могли и во грех ввести. Вот из ревности она его и отправила на «Волгонефть», чтоб у него соблазна не было. Как мужик, вроде, и ничего, но сам себе на уме как-то. Со всеми в хороших отношениях, но особой дружбы ни с кем не ведёт. Здесь все матом ругаются – одно мужичьё, ясное дело. У жены Аусыча, наверное, уши уже все повяли. Лаются в дело и не в дело, а он нет. Ругнётся, может, если молотком по пальцу тяпнет, так это не в счёт. Чистюля и брезгуша. В каюте ходит в махровом халате. На берег сходит, так прихорашивается, как мадмуазель, два часа. В карты играет только в преферанс. В шахматы Володька с ним сыграл партий пять.

«Слабовато играет и больше не предлагает. Почему? Болезненно переносит проигрыш? Странный парень. Анекдотов знает мало, да и рассказывать их совсем не умеет, но смеётся над ними от души. Порой и анекдот-то не смешной, а если он засмеётся, так сразу все заржут. И не от анекдота, а от него, потому что он так заразительно хохочет».

Антенны локаторов находились на слишком близком расстоянии друг от друга. Если включить сразу оба, то можно попасть на такой момент, когда при вращении оба рупора хоть на секунду посмотрят друг на друга – поцелуются. Тогда более мощный выбьет более слабому полупроводниковые кристаллы в приёмнике. Именно так, видимо, и случилось. Володя слил скопившуюся влагу из волноводов, подсушил их немного, как смог. Заменил в приёмниках у обоих кристаллы – и всё заработало. Даже картинка на экранах обоих локаторов чётче стала. К обеду эта новость уже разошлась по всему пароходу. На обед была такая вкусная уха, что Володька уплёл три тарелки и только из скромности не попросил четвёртую.

– Ну, начальник, молодец! Я уж думал, ты, как минимум, дней пять локатор чинить будешь. Этот балбес его же весь раскурочил. Ну теперь у меня хоть душа спокойней будет. Видел, ты на бак ходил. Связь, что ли, проверял?

– Связь мостик-бак и мостик-машина есть, надо ждать, когда пропадёт, сейчас ничего не сделаешь.

– Понятное дело! Ладно, когда сломается, я тебе скажу.

– Василич, знаешь почему Донец отрубился? Сразу оба локатора крутились под высоким напряжением. Вот один другого и «прострелил». Если есть нужда крутить сразу оба локатора, то один должен крутиться в ждущем режиме, без включения высокого напряжения. Скажи своим, может, кто об этом забыл. Я кристаллы в обоих приёмниках заменил. Осталось всего четыре штуки, последние.

– Это Студент, скорее всего, нагадил. Я его одного как-то пару раз оставлял ночью в водохранилище. Ладно, разберёмся. А ты составь запрос на радиодетали, какие тебе нужны. Только радиограмму отправляй не в Астрахань, а на Самару – у наших куска мыла не допросишься. Честно тебе говорю. Отправляй, я потом подпишу…

Василич – маленький, лысый мужичок-колобок, с круглым солидным животом, короткими ножками, пятьдесят восемь лет от роду. Капитаном стал в девятнадцать, как он сам про себя рассказывал. Да и капитаном-то стал на барже, образования даже среднего нет. В длинном слове может сделать две-три ошибки, но настолько тёртый калач!

Глазки маленькие, узенькие, как щёлочки, но очень живые, насквозь любого видят. Память для его годов просто феноменальная, особенно, если это касается денег. Когда-то капитанов не хватало и он вовремя подсунулся. Сначала на буксирах, потом на судах побольше, и вот уже лет пятнадцать на судах река-море. Но он здорово справляется со своей должностью, всё видит, везде успевает, всё заранее предусматривает.

Бывает, правда, уходит в запои дня на два с супругой на пару. Видимо, нервы устают всегда быть в натянутом состоянии. Если Татьяна в такие дни хоть иногда появляется на своем камбузе, то он на мостик не поднимется, хоть пожар случись. Все об этом знают, и все боятся, потому что без Вась-Васи, как его для краткости прозвали молодые члены экипажа, на судне не может решиться ни один, даже пустяшный, вопрос.

Жизнь заставила его стать большим психологом-практиком. Он, как мудрый еврей, всегда знает с какого боку подойти, кому и сколько дать на лапу. За его маленькой спиной, как за скалой от сильного ветра может спрятаться вся команда. Он капитан и всю ответственность всегда берёт на себя. Как-то спокойно, без суеты находил выход из, казалось бы, совсем безвыходных ситуаций. Бензин налево сбывали, с рыбой попадались – он всегда смог отмазаться. Всё у него везде схвачено, за всё заплачено. Володя всё время боялся залететь с дезинформацией в радиограммах, и Вась-Вася, словно чувствовал, сам как-то пришёл в радиорубку.

– Ну давай распишусь.

– В чём?

– В радиограммах, конечно. Не тебе же садиться, если что. На это у тебя я, твой капитан, есть.

Он вообще ни одной радиограммы за всё время не давал в письменном виде – всё устно, хотя обязан давать именно в таком и с подписью. Володя у него как секретарь был.

– Алексаныч, сколько я в прошлом месяце мазута заказывал, не помнишь?

– Не помню. Сейчас сбегаю, посмотрю.

– Не бегай, ладно. Прибавь на этот месяц на пару тонн побольше. Нам они, может, и не нужны, погоды не наладят, а если дадут – хуже не будет, это во-первых. А в-третьих, они там нас не так сильно подозревать будут. А то подумают, что мол, если не просят, значит хватает. А если хватает, значит, не штормуют в Каспии, а отстаиваются где-то и сдают дизельку налево.

– Железная логика! А где пропало во-вторых?

– А во-вторых, они сами там все знают, что на таком количестве мазута, какое они всем судам выделяют, никто не доедет, как ни экономь.

А экономить Вась-Вася умел на всём. Это было его кредо, жизненная позиция. На колпит (коллективное питание) для команды выделяется не густо. Либо живи впроголодь, либо сбрасывайся с зарплаты на жорево. Никто не сбрасывался ни разу и ели всегда от пуза. Никто никогда не считал, сколько колпитовских денег уходит на продукты. Конечно, крупы, картошку, макароны, масло и прочее необходимо покупать – без этого никак. А если пошла осетрина, то мяса уже не жди. Осетрина считается деликатесом, от неё не всякий осмелится морду свою воротить, но и деликатес когда-нибудь, да надоест. Меньше, чем через пару недель, на эту осетрину уже никто смотреть не мог. Поначалу каждый с большим удовольствием, конечно, откушивал пирог с белужьей визигой (спинным мозгом). Никто не ленился сходить на палубу, где по бортам во всю длину железяки висят и вялятся, истекая соком, сказочной вкусноты огромные куски осетрины, севрюги и бестера (помесь белуги с осетром). Нет, не ленился – ходил и отрезал-таки граммов триста севрюжьего балычку под холодненькое пивко. Но потом никто уже запаха осетрины переносить не мог. Начинался ропот команды. Татьяна выкидывала на помойку продукты своего труда со столов – нетронутые кусищи жаренного осетра. В каюте Кэпа слышалась ругань, но на следующий день были уже макароны с тушёнкой по-флотски. Все окончательно понимали, что такое настоящий деликатес. Эта осетрина позволила Кэпу совсем не тратить колпитовских денег, а они немалые, не хилая прибавка к зарплате. Но никто против не был. Все сыты, а как крутится Кэп, чтобы прокормить свой экипаж, никого не волнует.

Володя сразу как-то подружился и легко сошёлся характером с электромехаником Виталиком, молодым мужчиной тридцати восьми лет. Его земляк, тоже жил в Горьком и совсем недалеко, как оказалось. Электромеханик, как и радист, на реке вахты не несёт. Виталик работал уже четвёртую навигацию на этом танкере.

В последнюю ночь рыбалка была ещё круче. Один раз в кукан попалось сразу восемь штук осетров. В мотне кукана были одни хвосты, а огромные морды умудрились каким-то образом впихнуться в размеры ворот кукана. С одного подъёма – шестьсот пятьдесят кило…

«Василич прав, плечо не просто болит, а ноет, взывая о помощи к моему мозгу, как провинившийся матрос к строгому, но справедливому капитану, – ворчал про себя Владимир. – За две ночи я собственными руками убил девяносто два живых существа. Причём, варварски, топором промеж глаз, как учил меня великий наставник Клюз».

Ваня-Клюз по возрасту – ровесник Виталика, может, чуть постарше. Он детдомовец, детство было несладким. Был женат, но жена его бросила за пьянство – платит алименты за сына. Да, пьёт Клюз частенько, есть такой грех за ним. Старается держаться, и здесь ему с этим недугом немного легче бороться. Он осознаёт, что является маленькой шестерёнкой в целом механизме, представляющем собой экипаж железяки, и что без него людям будет трудно выполнять свою работу.

Прозвище это он получил потому, что всегда свои речи заканчивал словами: «Ферфатер в клюзе, и здохен шванс!». Видимо, в школе он учил немецкий. Из этой фразы всем без перевода было понятно только одно слово – клюз, которое и стало родным псевдонимом Ивана.

Однажды, при опускании судна в шлюзах, в открытое окно кают-компании, когда оно находилось на уровне бетонки, спрыгнул какой-то наркоман – воришка. Чиф был на мосту и заметил его. Стали ловить всей толпой. Задраили все двери, чтобы не убежал. Зашхериться ему особенно негде было, и через десять минут он был зажат у двери на корму. Но у этого придурка, видимо, крыша поехала, или шибко обкуренный был. Он, как загнанный зверь, махал ножом и никого к себе не подпускал. За поясом у него был виден японский видеомагнитофон, хозяином которого мог являться только Саня – Секонд. Все ходили к Сане в каюту смотреть Шварценеггера.

Приёмами против ножа никто не владел, а долбануть каким-нибудь багром было жалко, да и последствия могли быть печальными. Тут всех растолкал Клюз и спокойно приказал:

– Так… рассосались все отсюда! Быстро!.. Брось нож, а то руку сломаю…

Ворюга, поняв, что против гориллы нож бесполезен, а пистолета нет, взвыл утробным воем, как дикий зверь перед неизбежной гибелью, и опустил руку с ножом. Тут же, молниеносно, Клюз ладошкой влепил ему такую оплеушину, что тот аж подпрыгнул. Железная дверь на корму открылась, и вор вывалился за порог.

– Ферфатер в клюзе, и здохен шванс!