Железяка

Клиент ушёл в глубокий нокаут и не мог слышать сакраментальной фразы Клюза. Ваня в своё время служил в морской пехоте, потом остался на сверхсрочку и дослужился до мичмана. Владел приёмами боевого САМБО и рукопашного боя, даже награды имел.

А по природе своей, он – самое добрейшее существо. Руки, хоть и имели вид граблей, но умели делать всё. Или очень многое, не считая основного предназначения по должности боцмана и шкипера. Он просто не мог обходиться без какой-либо работы. Это его золотое качество сразу заметил мудрый Кэп и максимально приблизил Клюза к себе. Назначил шкипером, хотя такой должности в штате нет, как и должности старшего рулевого. Копеечные доплаты, но дело здесь не в деньгах. Авторитет капитана на судне – это очень большое дело. Если нет авторитета, нет и дисциплины.

Вась-Вася авторитет имел, как и большой жизненный опыт. Он, может быть, и не знал, что такое психология личности, но с годами стал хорошим психологом-практиком – кнут и пряник, как при дрессировке. Быть на капитанской вахте считалось достоинством, это значило быть в фаворе, чего не так-то просто заслужить.

Клюза уважали, и он это понимал, старался не обваляться, следил и контролировал каждый свой шаг. Кому безразлично уважение общества, в котором живешь, даже такого маленького, как команда железяки? Но специально он никогда не выпендривался. Втихаря, оказывается, помогал Татьяне на камбузе. Никто его об этом не просил. Лишь однажды увидел, что женщине тяжело и решил помочь. Сначала помои помог вынести раз, другой, мешок картошки подтащить, тушу мяса разрубить. И так постепенно это как-то вошло у него в привычку. Не ради благодарности от Кэпа, тот даже не знал, что Клюз после ночной вахты не сразу ложится спать. Камбуз всегда открыт, мало ли кого приспичит похавать среди ночи. Можно прийти, подогреть то, что осталось от ужина и вдоволь утолить голод. Никто тебя в этом никогда не попрекнёт. Клюз, пока Татьяна ещё не встала, начистит картошки, поставит на плиту бадью с водой, наточит ножи, хлеба нарежет и завернёт в тряпочку. В общем, поможет, чем может. У Татьяны с утра всегда было отличное настроение. Все это замечали, но по мере своей испорченности приписывали эту причину к мужским достоинствам Кэпа.

К трём часам ночи наконец-то закончилась рыбалка. Всё! На судне не осталось никакой свободной тары, даже пожарного ведра, куда можно было бы засолить рыбу. У всех руки разъело от этой соли, особенно у солильщиков. Хотя солить приходилось всем, даже Кэпу. Даже Елена, эта скромница, пару раз принимала участие то ли из любопытства, то ли совесть замучила, то ли муж на неё поднажал. Шахта лага была заполнена доверху, мясные и рыбные морозилки забиты, и последние две осетринные туши валялись на палубе без приюта. Выкинуть за борт – жалко, а прибрать было совершенно некуда. Матросы отмывали с палубы последние следы преступления, складывался лишний такелаж. Бузуна оставалась ещё целая гора. Накрыли полиэтиленовой плёнкой в несколько слоев, накинули брезент, обложили досками и обвязали верёвкой. Кэп, окончательно поняв истину, что выше задницы всё равно не прыгнешь, распорядился идти на Махачкалу.

– Команде приготовиться к швартовке! Боцману и третьему штурману на бак, второму штурману на корму! Палубным матросам по местам стоять! Машина-мостику! Машина!.. Тьфу, мать твою, опять заело. Как маневры, так связи нет. Студент, быстро позови начальника…

– Вызывали?

– Да, вызывал. Опять связь с машиной пропала. Как швартовка, так связи нет. Что ты ляжешь будешь делать? Сделай хоть чё-нибудь, яви Божескую милость, измучились ведь.

– А где Клюз микрофон для бака взял?

– У него свой, ему его ещё хлюст дал.

– Мне нужно на бак сбегать…

– Ваня, привет! На мосту связь с машиной опять пропала. Покажи, как ты тут всё включаешь. Это твой микрофон?

– Привет! Как меня научил твой предшественник – вот эту фигню щёлкаю сюда, эту хрень поворачиваю вот так, нажимаю на эту пипочку и ору.

– Ну давай, поори чего-нибудь!

– Мостик-баку! Как слышно? – гаркнул в микрофон своим густым прокуренным и пропитым басом Клюз.

– Хреново, но слышно, – ответили с мостика.

– А зачем у тебя такой длинный провод у микрофона?

– Как же? Мне приходится бегать вон куда, аж до брашпиля. Только оттуда орать приходится изо всей мочи, а на мосту всё равно еле слышно.

– Я выдернул твой микрофон совсем, вызывай мостик! Давай я сам… Мостик – баку!

– Всё тоже самое, Алексаныч, ничего не изменилось.

– Ясно, работаем…

– Слушай, Клюз, я эту систему «Рябина» не очень хорошо помню, у меня всегда «Берёзки» были. Твой микрофон не работает, тебя слышат на мосту потому, что здесь где-то есть ещё один микрофон, местный. Всё закрашено сто раз, его теперь хрен найдёшь. Значит, так! Вот этот тумблер, когда тебя с моста кликать будут, поворачивай посередине, а не вправо до конца. Если вправо до конца повернёшь, у тебя с мостом получится дуплексная связь, и ты получаешь приоритет, а связь моста с машиной пропадёт. Нам нужна только симплексная связь, на приоритет не включай! На вот тебе пока мой микрофон. Нажмёшь на тангенту и говори. Потом, после швартовки, я сделаю тебе провод подлиннее, понял?

– Э-э, начальник, чё наговорил тут? Сам-то понял, чё сказал? Сиплес, диплес! На какой праритет нажимать? Ты можешь сказать по-русски, матом?

– Короче, Клюз, смотри… Вот эту х… б…ё… мать, не включай ни в коем случае!

– Ну так бы сразу и сказал, а то начал тут – штангенс, сиплес, дупель, паритет! Ферфатер в клюз!

– Мостик – баку, как слышите? Связь с машиной и кормой есть?

– Отлично слышу тебя, Володя. И с машиной связь есть, спасибо! С меня причитается.

– Да ладно тебе, Василич. Просто не так включали…

Ч. 2

«От Махачкалы до Баку волны катятся на боку..», – вспомнились слова из песни, которые Вовка слышал ещё в юности. Тогда он даже и мысли не держал, что когда-нибудь побывает и в Баку, и в Махачкале.

Порт, где грузились бензином, находился от самого города Махачкала очень далеко, не меньше десяти километров. Кто-то поехал на автобусе разгонять тоску, у Володи денег не было. Виталик предлагал ему в долг, но тот отказался. На последние деньги, перед самым прибытием на борт этой железяки, он, как положено, купил пять бутылок водки для прописки. Одну оставил, чтобы распить отдельно с Кэпом, а остальные отдал на растерзание толпе, которых ей хватило только губы помазать.

«Сдалась мне эта Махачкала, – рассуждал Володька. – Я вообще не любитель песчаных берегов. Как в пустыне – жара да песок».

Фильм «Белое солнце пустыни» снимался как раз в Махачкале, недалеко от места, где грузились бензином. Володя сразу вспомнил этот фильм.

«И чего тут смотреть? Как молятся на своих ковриках бородатые мусульмане в выгоревших халатах? Или на тощих ослов? Вернее, ишаков. Не в том смысле, я уважаю любую веру, конечно, но это место мне как-то совсем чужое, не родное. Если бы судьба заставила меня здесь жить, я бы считал себя несчастным каторжанином. Ни травы, ни берёз, ни снега зимой. Скорее бы загрузиться и в обратку», – изнывая от жары, мысленно выговаривал он своё недовольство.

В железяку влезает пять тысяч тонн хорошего бензина. Кэп опять, уже в который раз, бегает на берег с презентами, чего-то мухлюет с балластной водой. Хитрый и ушлый, как двадцать пять евреев и один хохол вместе взятые. С берега пришёл довольный, чего-то, видимо, уладил, немного «навеселе». Вовка от нечего делать в штурманской отирался, смотрел сверху в иллюминатор на погрузку. В штурманской разрешалось курить. А вообще, курить разрешалось только в строго отведенных местах, в список которых, кроме мостика, входила и радиорубка. Но всё равно курили и в каютах втихаря. Не бежать же вниз, в курилку, среди ночи. Увидят – по-первоначалу штраф. Но все понимали, что на пороховой бочке сидят. Не зря же здесь гробовые платят. Парами бензина все дышат, а они кругом, спрятаться некуда. На палубу к танкам без особой нужды никто не ходит. Там вообще, кажется, пукни – и весь пароход взорвётся.

Кэп с берега почему-то не к себе в каюту, а сразу в штурманскую зашёл, чего-то прятал в стол с картами. Сунул и запер стол. Вовка кашлянул, чтобы Вась-Вася не сильно напугался.

– А-а, начальник. Ты чего в город не поехал? Там такие дыни, три копейки – тонна. О, слушай, выпить хочешь? Давай по чуть-чуть.

– Ферфатер в клюз! Почему бы и нет?! Когда нас примерно закончат грузить?

– Планирую завтра к обеду отчалить. Не нравится мне ихняя культура – верблюды плюются. Скорее бы слинять отсюда. Я тут от Таньки коньячок прячу, а то она при одном его виде сразу в гипноз входит, отказаться не может. У меня тут и пара конфеток осталось. Ну давай, за успех!.. Фу-у, ну и жара… за тридцать, наверное. Как тут люди живут? Я сейчас к ихнему главному ходил. Сидит такой, в тюбетейке, задница в два раза ширше, чем у моей Таньки, с кресла с обоих сторон свисает. Морда во-о, шеи нет, как у меня, но в галстуке, в костюме даже. И что главное – не потеет. А я весь потом истёк, как из парной. Ты вон тоже потеешь, гляжу.