Пастбищный фонд

Уважаемым читателям может показаться, что я отвлекаюсь от темы, нет! не судите строго, в рамках данной книги, я постараюсь рассказать обо всех людях, жизненный и трудовой путь, судьбы которых пересекаются с описываемыми событиями…

Четыре года руководства бригадой прошли незаметно и вот, уже 1941 год! Старшему сыну, Андрею, исполнилось пятнадцать лет. Андрей был первым помощником отца в оленеводстве. Выполнял все работы на ровне со взрослыми.

22 июня 1941 года был обычный, календарный день в году, но этот обычный летний день приносит весть, что – война! Началась Великая Отечественная Война. Об этой страшной, нежданной беде оленеводы узнали не сразу. В начале сороковых в чумах не было связи и тундровики продолжали жить в привычном режиме. Весть о войне пришла вдруг и не из сообщений по радио и газет, а из самой тундры.

7 июля в тундре большой праздник. Праздник солнца, первой зелени, продолжение периода летнего солнцестояния, праздник «Иван лун». В тундре этот праздник всегда уважали. В этот день хозяйки чумов выглядели необычно нарядно, в каждом чуме было много стряпанного и различных мясных блюд. Чувствуя атмосферу праздника, детвора водила хороводы, пели песни. Мальчишки пускали кораблики. Все без исключения, взрослые и дети принимали участие в игре – лапта. Женщины по старше и старики с удовольствием, смехом, криком и возгласами, исполняли роль болельщиков. Чума стояли у озера на левом берегу реки Хадутта. Не далеко от чума стояла дежурная упряжка бригадира из пяти оленей. Олени смирно лежали и дремали под тёплыми лучами солнца.

– Смотрите, – громко обратилась к играющим одна из хозяек чума, указывая рукой в сторону реки, – вон люди идут в нашу сторону!

В азарте игры не все сразу поняли, о чём идёт речь, и продолжали состязание. Нагретая лучами солнца земля испаряла влагу и от этого казалось, что всё вокруг находится в каком-то движении. Весь горизонт качался, плыл, образую вертикальные волны. Два силуэта людей, то сливались с местностью, то появлялись на горизонте необычно вытянутой форме и трепеща в волнообразном движении. Люди шли медленно, устало, тщательно выбирая дорогу, старались избегать болотистых мест, кочкарников и обросшие кустами участки. Часто останавливались передохнуть, поправить то и дело сползающие с плеч ремни от рюкзаков. Обитатели бригады, все и взрослые, и детвора, собрались у нарты крайнего чума и вполголоса рассуждали, гадали: кто эти нежданные ходоки.

– Знать, что то случилось, раз идут в такую погоду, – нарушил тишину молчания один из пастухов, – сейчас не время гулять по тундре, вот-вот полетит комар во всю силу. Уловив чужие запахи, собаки дружной стаей кинулись в сторону незнакомцев, разноголосым лаем предупреждая хозяев и угрожая непрошеным странникам. Они появились со стороны Хадутта и уверенно взяли направление в сторону чумов. Остановились перед ручьём, долго искали перевалку. Ручей брал начало в тундре, из многочисленных болот и мелких озерков и впадал в озеро, где стояли чума. Берега болотистые и сильно обросшие кустарниками.

Перевалив ручей они направились в сторону пастухов, которые стояли группой окружённые детворой и неугомонными собаками.

– Да это же Михаил, – вдруг узнал одного из ходоков Николай Васильевич, – это же Загваздин, учётчик стада!

– А второй, Иойль! – воскликнул кто то из пастухов, узнав второго попутчика.

И люди двинулись навстречу друг к другу. С одной стороны два уставших, от многокилометрового перехода, человека, а с другой – радостная, улыбающаяся, разновозрастная группа людей. Впереди бежали собаки, за ними детвора, плотной толпой шли взрослые, пастухи и хозяйки чумов. Встретились. Хозяева стойбища быстро обступили гостей со всех сторон и обменивались рукопожатиями. Учётчик стада Загваздин Михаил Филиппович и инспектор стад Иойлев Иойль Германович прибыли на лодке до устья реки Ен-яха и через оленеводческую бригаду Вокуева Николая Васильевича добирались до бригады Вануйто Ивана Прокопьевича. Иойль Германович снял с себя рюкзак, положил на землю и, обведя усталым взглядом окружающих грустно, тревожной ноткой в голосе произнёс:

– Война, братцы, Война! фашистская Германия напала на нашу Родину.

Чума бригады Вануйто Ивана Прокопьевича стояли на вершине реки Сябу-яха, у небольшого рыбного озера. Основное стадо выпасалось по реке Паёта и постепенно двигалась к реке Мангоюробей. Быки, транспортные олени, лениво передвигались по холмистому берегу реки Сябу-яха и лакомились особым весенним деликатесом- пушицей полевой. В транспортном стаде дежурил пастух Егор Вануйто. Июльское солнце всё больше нагревало землю. Распустились листья ольхи, берёз, кустарников и земля постепенно окрашивалась в зеленый цвет. Комары с каждым днём всё активнее стали напоминать о своём присутствии. Пастухи готовились к летнему выпасу. Увязывали нарты с необходимым летним снаряжением, одеждой и продуктами. После ёра запланировано соединение основной части стада с транспортным стадом.

Начальник стада Вануйто Иван Прокопьевич заметил приближающее стадо и, взяв аркан, направился к ёру. Но, что-то необычное показалось ему в поведении пастуха гнавшего оленей к чуму. Иван Прокопьевич вернулся в чум, взял бинокль. Бинокль с шестикратным увеличением, в те далёкие годы был верным помощником оленеводов. Но, этим биноклем, Иван Прокопьевич дорожил особо. Это память о тяжёлых временах и далёком крае предков. Память о прошлом времени, когда преследуемые как кулаки, люди покидали родные, обжитые места и уходили за Урал, в поисках спокойных мест. Уходили, но попадали в те же жернова несправедливых репрессий. Незаметно к ёру подтянулись и остальные пастухи. Собравшись возле бригадира, они изумлённо смотрели в сторону приближающего стада. Олени плотной массой двигалось к чумам. Позади стада ехали две упряжки. Одна дежурного пастуха. Егор голосом подгонял оленей и поправлял отколовших, отставших оленей, с помощью собаки. Но вторая упряжка неизвестная, запряжена в пять оленей. Кроме пастуха в нарте сидели два пассажира. Пастухи у ёра переговаривались между собой, обменивались весёлыми шутками об увиденном. Здесь, в тундре, время другое, всегда спокойное, оторванное от суетливого мира, от цивилизации.

– С Егором едет пастух Фёдор Ямзин, – опустив бинокль, произнёс бригадир Иван Прокопьевич, – а вот, кто те двое? Не могу узнать.

Тогда, в далёком 1941 году, в этот июльский жаркий день, эти мужественные жители тундры – пастухи, женщины, дети и предположить не могли, какая страшная весть «едет» к ним. Беда, которая унесёт миллионы человеческих жизней. Со всех чумов, женщины, дети, старики вышли на улицу. Старая традиция оленеводов обязывает встречать гостей на улице. Впереди стада бежали прирученные олени в надежде полакомиться хлебом из рук любимых хозяек. Олени, практически не останавливаясь, прошли по тандаре и зашли в ёр. Спрыгнув с нарты и ведя упряжку за вожжи, Егор с гостями подошли к ожидающим их у ёра пастухам. Учётчика стада Загваздина и инспектора стад Иойля здесь хорошо знали. Оленеводы были рады встрече. К пастухам обратился Михаил Загваздин:

– Мы с Иойль приехали по поручению дирекции совхоза и сельского Совета. К вам идём от бригады Вокуева, сообщить, что 22 июня 1941 года началась война. Фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз. Люди выслушали сообщение Михаила Филипповича и, не спрашивая ни о чём, стояли, молчали, осознавая услышанное. Тишину нарушил Егор Прокопьевич. Поднявшись на нарты, всё ещё держа в руках хорей и вожжи он, обведя глазами стоящих возле ёра пастухов, женщин, детей и стариков, обратился ко всем присутствующим:

– Пусть фашисты не радуются, мы всё равно их победим. Победа будет за нами!

Сколько их было, пастухов, женщин, специалистов, рыбаков, уходивших на фронт. Уходивших кто-то чтоб возвратиться, кто-то пал смертью храбрых на поле битвы. Никто не должен быть забыт, помнить всех! Отдавших жизнь свою за наше будущее. Мы, потомки, должны знать все места, где трудились наши предки. Всех! Кто ушёл на фронт, всех, кто сражался на трудовом фронте, тружеников дававших фронту победоносное оружие, обмундирование, продовольствие и уверенность в победе.

Война пришла в тундру в самый разгар отёла и коральных работ. Всё больше пастухов, специалистов уходила на фронт. Впервые месяцы войны ушли на фронт учётчики стада Загваздин Михаил Филиппович, Хомченко Иван Фролович, инспектор стада Иойлев Иойль Германович, пастух Вануйто Егор Прокопьевич. Многие не вернулись домой. Сержант Хомченко Иван Фролович после призыва был направлен служить в оперативное общевойсковое обьединение 10А, 10 армия. В январе 1944 года, от полученных тяжёлых ранений умер в госпитале. Михаил Филиппович умер в октябре 1942 года, от полученных ран. 29 июля 1944 года героически погиб в бою с фашистами Иойлев Иойль Германович. Начальник стада Вануйто Иван Прокопьевич уйдёт на фронт в июле 1943 года. Шёл третьи год войны, ожесточённые бои шли на всех фронтах. Солдат, северянин беспощадно бил врагов на фронте. В боях с фашистами был ранен и получил контузию. После победы вернулся в родной посёлок и продолжил трудовую биографию в совхозе. «Началась война!». Осознание этой страшной беды придёт позже, а в тот день, эта была просто весть. Война не просит разрешения, она без спроса вошла в каждое стойбище, в каждый чум, дом, в каждую семью. Специалисты, оленеводы, рабочие стали получать повестки из военкомата. Началась мобилизация в ряды Красной Армии. Северяне, как и жители всего Советского Союза, не раздумывая встали на защиту Родины. Осенью 1941 года по повестке прибыл военкомат и мой дед. Передав все дела старшему сыну Андрею, собрался в дорогу. В дорогу полную тревог, будет ли возвращение домой, кто знает? Призвали на фронт и племянников Николай Васильевича, Захар Дмитриевича Вокуева, Алексей Дмитриевича и Пётр Семёновича Вокуева.

«Я тоже хотел поехать с ними на фронт, – вспоминал отец, – очень хотелось пострелять, пришёл к секретарю Совета Корикову А. В. и сказал, отправьте меня в Салехард, буду воевать. Он улыбнулся и говорит: призовут, когда подойдёшь по возрасту, такой закон! вот послушай и стал читать:

„Согласно дирекции ВЦИК и СНК от 28 сентября 1922 года все трудящиеся считаются военнообязанными от 20 лет идо 40 лет“».

Захар Дмитриевич прошел всю войну и после Победы вернулся в родные места. Из воспоминаний племянницы Захар Дмитриевича Татьяны Алексеевны Герасимовой, «В первые же месяцы войны многих из села Мужи забрали на фронт. Не прошла эта страшная трагедия и мимо нашей семьи. Призвали по повестке на фронт и наших родственников, дядю Лёшу и Захара. Мама рассказывала. Рано утром, ещё был туман на воде, пришёл пароход. Людей было много на берегу, все, что то говорили, давали наказы, прощались. Какой то военный дал команду и мужчины стали грузиться на пароход. Пароход дал гудок и уплыл. Уехали и мои братья. Семьи, жители села, дети ещё долго стояли на берегу и плакали. Расходиться стали только к ночи, берег стал таким родным, где остались следы ушедших на фронт. Война тяжёлое и опасное испытание для человека. В разное пекло кидало братьев война. Прошли Сталинградский фронт с её необычно сильными морозами и степными ветрами, испытали натиск танковой группировки Манштейна на реке Мышкова, было Харьковское сражение, тяжёлый выход из окружения. Были ранения. В одном из боёв Захар Дмитриевич был тяжело ранен в голову и попал в госпиталь. После лечения был демобилизован и вернулся в село Мужи. Вскоре вернулся и Алексей с фронта. Про войну не любили рассказывать, не кичились своим участием в боях, говорили, что страшно было, всякого навидались, и героизм и нервные срывы и панику. Захар всегда носил военную фуражку, а голова была перевязана и это выдавало в нём участника войны. Братья гордились, что внесли личный вклад в борьбе Советского народа с фашисткой армией и приблизили час победы. После войны продолжали работать в родном хозяйстве. Не боялись никакой трудной работы. Женились, обзавелись семьёй. Плохо было с жильём. Все ютились в одной маленькой избушке. Решили построить собственный деревянный дом в селе. Строительный материал готовили своими силами.

Весной заготовили на деляне „кругляк“ для стен и сплавили плотом по воде до села. Возвели фундамент под дом и в течение лета подняли дом под крышу». Осталось добавить в рассказ Татьяны Алексеевны, что за боевые заслуги Захар и Алексей Дмитриевич удостоены нескольких правительственных наград.

За чашкой чая, рассказывая по фотографиям о родственниках, Татьяна поведала мне очень интересную историю, которая полностью перекликается с той, что мне рассказывали мои родители и другие родственники проживущие в Самбурге.

Алексей Дмитриевич Вокуев с детьми

Осенью 1947 года Захар Дмитриевич решил посетить родственников проживающих в посёлке Самбург Пуровского района. Долго выбирал маршут поездки. Был вариант через райцентр посёлок Тарко-Сале, либо, пассажирским катером по Обской и Тазовской губе. Но все эти варианты, по разным причинам, отклонялись. После долгих споров и советов выбрал вариант: добираться до ближайших чумов совхоза «Пуровский», через оленеводов Ныдинского совхоза. Захар искусно управлял оленьей упряжкой, этому он научился ещё в детстве, до войны, а потом отточил каюрское мастерство уже во время работы в агитбригаде, «Красный чум»-как их называли в тундре. В октябре добрался до оленеводческой бригады, где бригадиром работал родной дядя, Семён Васильевич Вокуев. Каким Захар представлял встречу с известными, строгими и опытными родственниками, мы не знаем. Встречи, воспоминания всегда наполнены запоминающими и трепетными моментами. Гость в тундре часто неожиданный визитёр и к этой необычной традиции, продиктованной условиями жизни, оленеводы относятся спокойно. К встрече гостей в тундре всегда готовы. Вот и встреча! Первые слова, объятия, весёлые улыбки и какая то неприметная скованность. Хозяйки быстро организовывают праздничный стол и приглашают в чум. Горячий, ароматный чай, тёплый, уютный чум, добрые, милые лица, радушный приём предрасполагают к откровенной беседе, к доверительному общению. Разговор шёл на разные темы, с глубоким волнением слушали обоюдные воспоминания, уточняли родственные узы. В совхозных стадах в это время шла инвентаризационная компания, «осенний просчёт» оленей. Бригада Семён Васильевича сработала не плохо. Хозяйство держал строго и крепко. Захар принял активное участие в коральных работах. Участвовал в перегоне «плановых» оленей до убойного пункта в поселок Самбург.

В ту осень на забой выделили пятьсот голов, в основном телят текущего года отёла. Убойный пункт располагался на окраине посёлка, на берегу небольшого озера, между холмами. В совхозе не было холодильных установок, поэтому туши забитых оленей подвешивали на деревянные вещала и так замораживали. Замороженные туши взвешивали и сдавали в заготконторы «Райпотребсоюза», часть продукции закупали жители посёлка. Химус, субпродукты и нестандартное, низкосортное мясо оставляли для зверофермы на корм зверям. Кроме оленеводства, совхоз «Пуровский» занимался разведением голубого песца и черно-бурой лисицы. Выходное поголовье песцов, на начало года, или на первое января, составляло двести голов и лисиц до ста особей.

С инициативой о развитии звероводства, как подсобной отрасли хозяйства, руководство совхоза вышла в районный исполнительный комитет в первые послевоенные годы. Аргументы были весомые: заметно улучшились производственные показатели в оленеводстве, в достаточном количестве кормов собственного производства: это и рыба, субпродукты от забойной компании, продукция от непроизводственных отходов в летний период. В связи с переводом на территорию посёлка Самбург фактории Старый Самбург и Уренгой, ускорился рост населения, улучшились жилищные условия. Партийная и исполнительная власть округа одобрила инициативу расширения производства и выделила финансовые средства на строительство объектов зверофермы и закуп племенных зверей. Основное поголовье песцов и лис закупили в звероводческих хозяйствах города Норильск и самолётом доставили в посёлок Самбург.

Весной, перед отёлом оленей, родственники стали собирать Захара в обратную дорогу. Надо было торопиться, в первых числах апреля оленеводческие стада начинают кослать на весенние, отельные пастбища и пересекать маршруты перегона стад, небольшой группой оленей, будет сложно. Обсудили наиболее оптимальный и безопасный маршрут дороги. Прощание, не зависимо с кем и как на долго, всегда трогательный процесс, никогда не знаешь, будет ли встреча в будущем. Семён Васильевич внимательно посмотрел на Захар Дмитриевича долгим, задумчивым, печальным взглядом и произнёс, «Может останешься?». Николай Васильевич, стараясь скрыть нахлынувшие волнения, отвернулся и подошёл к нарте, отвязал вожжи, поправил лямки, погладил за загривок передового и передал упряжку Захару.

В сопровождении пастуха Ямзин Фёдор Егоровича, который помогал гнать выделенных оленей до бригады Евку, Захар на оленьей упряжке, четыре оленя были запряжены в лёгкие нарты, в сцепке из одной грузовой нарты, выехал в обратную дорогу. Весенний наст был уже довольно крепкий и упряжки с места взяли в галоп. Звонким громыханием, под лай собак на привязи, нарты вскрылись за холмами. Проехав километров тридцать, преодолев ряд длинных, бесформенных холмов, Фёдор остановил нарты и внимательно стал осматривать горизонт. По его расчётам, они должны были уже выйти на стойбище оленеводов, но впереди было пусто. На открытой местности ветер усилился и задул в лицо. Окружающая мгла и мелкий снег, поднимаемый ветром, ухудшали обзор. Проехали еще, какое то расстояние и у опушки небольшой берёзовой рощи, на вершине небольшого ручья, появились треугольные силуэты чумов, на улице никого, оленеводы явно не ждали гостей. В это время года Евку жил с семьёй один, обособленно от основных совхозных стад. Кослая с вершины реки Хадутта он расстораживал и складывал песцовые пасти на летнее хранение.

Когда нарты остановились, Евку направился в сторону гостей. Уже с близкого расстояния, в одном из гостей, он узнал старого друга. Восклицая удивление, лицо Евку засияло в широкой улыбке, какую может вызвать только особо уважаемый, почтительный гость.

– Не может быть!? – удивлённо воскликнул он на ненецком, – неужели это ты Фёдор? Не ожидал я тебя встретить в это время.

– Ты прав, – согласился Ямзин и добавил, – я тоже рад нашей встрече. Вот гостя провожаю, от Семёна едет в Сале-хард.

За гостеприимным кушаньем, Ямзин рассказал хозяину чума детали поездки.

– Однако тебе далеко ехать, – обратился к Захару Евку, – стадо мешать будет, на Хусь-яге оленеводов нет, кослали с Ныдинскими стадами.

– Ну, хорошо, а что ты скажешь, Евку, если оленей временно оставить у тебя?

– Ну, я ещё не настолько слаб, чтоб отказать в помощи друзьям…

– Что ж, если это тебе, Евку, не в тягость, – вмешался в разговор Ямзин, – то так и решим. Только обещай сохранить поголовье и дай знать, если тебе будет трудно. Пожилой оленевод улыбнулся и ответил:

– Я не припомню, чтобы обидел кого-нибудь в своём чуме.

Погода заметно ухудшалась, ветер усиливался и поднимал всё больше снежной пыли над тундрой, закрывая всё вокруг белой пеленой.

Фёдор заторопился вернуться назад. Евку, питая к другу искреннее уважение, хотел попросить Фёдора остаться до утра, но мудро заглушил эту идею в себе.

После не продолжительного отдыха в бригаде Евку, обменявшись друг с другом тёплыми словами взаимного уважения, договорившись о следующей встрече, заменив упряжных оленей, Захар собрался в дорогу до Ныдинским оленеводов. Перед выездом гостя, хозяин чума подошёл к нему.

– Я много чего видел в тундре: обогащение бедного, неудачи состоятельного, ты Захар, хороший человек, а путь твой долгий, могут возникнуть затруднения, на вот возьми это!

– Нет, нет, друг! Спасибо за ночлег, еду, помощь, а подарок не возьму, – Захар вежливо отклонил руку Евку, – с этим пока у меня не туго, спасибо друг!

После не продолжительного диалога, в которой гость категорически отказывался от подарка, Евку, понизив голос до шепота, настойчиво повторил:

– Я настаиваю: возьми, это часть твоего стада.

В памяти земляков Евку Вануйто был смуглый, не высокого роста, от природы замкнутый и сдержанный человек. Благодаря смекалке, усердию и некоторым другим природным способностям Евку удалось утвердиться в касте оленеводов. Природная склонность бережного отношения к имуществу, позволила ему нажить кое – какой достаток, в основном это в виде личного поголовья оленей. Слабой стороной в своей личности он считал, и не скрывал этого, неграмотность и не знание языков, кроме родного, ненецкого. Будучи в общении не речист Евку добивался расположения к себе со стороны земляков исключительно трудолюбием.

Всё, что я изложу далее о Евку Вануйто, это воспоминания, рассказы очевидцев тех событий и того времени.

Стоял прекрасный весенний день. Пожилой оленевод, подставив, уже изрядно загорелое лицо к солнцу, наслаждался теплом весенних лучей. Активно курил. При очередной, сильной затяжке, от которой табачная смесь готова была воспламениться, суровое морщинистое лицо напрягалось и от последующего резкого расслабления мышц, сопровождаемое выдохом, клубы дыма устремлялись в наружу со всех складок губ. Так продолжалось до очередной папиросы.