Московские бульвары: начало прогулки. От станции «Любовь» до станции «Разлука»

Илья Кабаков, Иван Чуйков, Михаил Одноралов, Эрик Булатов, Олег Васильев… В 1957 году эти пытливые ребята – в основном старшекурсники Суриковского училища – по хорошо сохранившейся парадной лестнице шустро взбегали в мастерскую Фалька брать уроки. Ныне, не сговариваясь, они дружно говорят, что не просто учились у старого художника настоящей живописи, но усваивали на его примере этику несуетливого, по-настоящему самостоятельного творчества. Тогда их имена мало кому что говорили. Сегодня они признаны классиками второй волны русского авангарда. Их полотна экспонируются на самых престижных мировых выставках и выставляются на самых крупных международных аукционах «Сотбис» и «Кристи», где лоты обозначаются цифрами с тремя-четырьмя нулями, да еще в твердой валюте.

И в этом успехе учеников Фалька – еще одна причина непреходящей значимости и истинного бессмертия этого художника.

«Вдовий пароход»

Увы, не только судьба их малой творческой родины на перцовской верхотуре, но и самого дома в целом оказалась совсем не такой мажорной. В 1963 году в мансардах проводили в последний путь Рождественского. После ухода последнего из «тихих валетов» там наступили беспокойные, тревожные времена. Потому что почти сразу же на плечи жильцов – и в первую очередь на хрупкие плечи вдов – вдруг свалился груз изнурительной борьбы не только за свои гнезда, но и сохранность уникального памятника русской архитектуры. Закоперщиком выступили воистину неиссякаемые в своих диких инициативах коммунальщики. С упорством, достойным лучшего применения, они то вдруг брались «выравнивать» живописнейшую крышу, то подступали с твердым намерением сбить с кирпичных стен, как «архаичные», красочные майолики.

На какое-то время эти атаки жильцам дома удавалось отбить. Но лишь до высочайшего вмешательства властей, которые повели себя довольно лукаво. Поначалу объявили, что внешний вид исторического объекта менять нельзя. Да никто и не собирается. А вот внутри все давным-давно обветшало. На этом основании дом «поставили на капиталку». После чего жильцов уже можно было на вполне законных основаниях отселять. А если называть вещи своими именами – отправлять тех же вдов доживать свой век вдали от родных гнезд. В конце концов так оно и вышло. Не переехала только Наталья Сергеевна – вдова Рождественского. Уже с ордером на руках она так и умерла в старых стенах – не выдержало сердце…

Ввиду отдаленности от будущего

Как и следовало ожидать, на самом деле внутренности уникального архитектурного памятника перетряхнули ради внедрения в него учрежденцев. Что в стране, принадлежащей столоначальникам, вполне объяснимо. В советские времена помещение передали Управлению по обслуживанию дипкорпуса МИД СССР. В новой России, судя по вывеске, аналогичного профиля «фирме». Но естественно, в духе времени «производственно-коммерческой». Поэтому в имеющих историческую и художественную ценность стенах, в которых целых полвека возникали, жили и генерировались новаторские идеи отечественного театра и живописи, сегодня «разруливают» вопросы «бытовики». Мысли о том, что подобного уровня архитектурный памятник достоин культурного, а не хозяйственного наполнения, у главного арендодателя – государства явно не возникает. Остается ждать, когда эта идея овладеет умами широких масс…

Восстановление утраченного

В конце прошлого века кардинальное изменение в очередной раз посетило уже не отдельный дом или группу строений, а весь многострадальный участок по четной стороне Соймоновского. Потому что речь шла о возвращении на прежнее место когда-то главной здешней архитектурной доминанты: в 1989 года правительство приняло решение о воссоздании в Москве храма Христа Спасителя. В результате бассейн демонтировали. А на его (и такого же призрачного Дворца Советов) месте возвели огромный стилобат, который ныне вмещает в себя зал Соборов Русской православной церкви на тысячу двести мест, музей памяти павших в Отечественной войне 1812 года, а также множество других, в основном административно-хозяйственных помещений. На полученной таким образом мощной платформе возвели монолитный железобетонный каркас с наружной обкладкой кирпичом и последующей облицовкой мрамором. А на нем по такой же технологии соорудили главы.

Большой проект – большие хлопоты

В результате получилось то, что одни с самого начала прямо называли новоделом, а другие формулировали поделикатнее – реконструкция. На самом деле почти полное отсутствие сохранившихся для реконструкции оригиналов изначально лишало подобные споры смысла. После того, что в 1931 году было в лучшем случае растащено по другим объектам, а в основном варварски уничтожено, в сегодняшнем храме из оригиналов можно увидеть весьма немногое: некоторые фрагменты главного иконостаса, да еще кое-что по мелочи, выставленное в храмовом музее. Все остальное, принявшее в 2000 году окончательный вид, пришлось воссоздавать. Что при по-настоящему добросовестном отношении оказалось крайне непростым, иногда связанным с массой хлопот делом.

Храм Христа Спасителя со стороны Соймоновского проезда

С чем повезло, так это с тем, что в определенной степени удалось вернуть храму его «голос». А все потому, что чудом сохранился один из оригинальных пятидесятиоднопудовых колоколов. По нему в результате кропотливого изучения удалось установить сплав. Однако на этом хлопоты не кончились, а только по-настоящему начались. Потому что полученные данные еще следовало сверить с множеством рассеянных по архивам документов. И по результатам сразу же решать, какие материалы можно привлечь взамен прежних, безнадежно утраченных. Наконец получили сплав, после чего приступили к трудоемкому процессу его изучения в лаборатории колокольной акустики. Когда нужные виброакустические характеристики полученного образца были достигнуты, сразу же встал вопрос: кто, собственно, сможет его отлить? Пришлось на базе производственных мощностей АМО – ЗИЛ создавать специальный участок. На нем-то и был изготовлен нынешний набор колоколов. И не каких-то там имитационных, а максимально приближенных по звучанию к оригиналам.

Кто охраняет, тот и имеет

Вообще-то с исторической памятью в нынешней России совсем непросто. У нас если что-то, как тот же храм Христа Спасителя, воссоздается, то обязательно в таком виде, в котором угадывается не только последнее слово высокопоставленных чиновников, но даже их далеко не безупречный вкус. И дело здесь даже не в персоналиях, не в исключительном привлечении к новому оформлению собора Зураба Церетели – любимого художника тогдашнего градоначальника Юрия Лужкова. В конце концов, именно Церетели вложил собственный – и весьма немалый – труд в отливку двенадцати нынешних бронзовых врат, а также большого и малого соборных крестов. А Лужков все же оказался одним из тех немногих руководящих лиц, кому по-настоящему надоело глядеть на прочно прижившуюся в самом центре города яму с лужей.

Ведь другие этот градостроительный провал не видели в упор десятилетиями.

Сегодня, конечно, любопытно наблюдать их сменщиков, когда те в свите первых лиц присутствуют на торжественных службах в главном кафедральном соборе страны. Некоторые, правда, упорно путают, в какой руке держать свечку: правой или левой. Но все же это куда позитивней, чем заседать в ногах стометрового Ильича или директивно благословлять коллективное барахтанье москвичей и гостей столицы в хлорированной воде. Поэтому отнесем подобные казусы к издержкам «номенклатурного воцерковления» и отметим очевидный позитив в облике Соймоновского проезда. Так или иначе, но возвращением храма Христа Спасителя на прежнее место и восстановлением окружающего его парка в известной степени вернули этому красивейшему старомосковскому уголку прежний, сложившийся еще в начале 1900-х годов исторический вид.

Привет «тельцу» – адье творцу

Иное дело, что и в данном случае наибольшее сходство присутствует лишь в силуэте, то есть без оценки строений с заходом внутрь. Да и как иначе, если почти все там уже давно принадлежит не жильцам, не культуре и не истории. Поэтому обозревайте фасады со стороны. Сверяйте с текстом этой главы. И не шарьте глазами в поисках памятных досок с именами тех, о ком в ней рассказывалось. Их здесь ни на одном доме нет. Ни на украшенном охранной доской бывшем доме Перцова. Ни даже на строении номер 5, где, напомним, как раз и родился в начале 1930-х годов «Золотой теленок» Ильфа и Петрова.

А уж, казалось бы, куда как к месту! Ведь в нем – сначала переделанном под офисы Мосстройэкономбанка, а потом уступленном более удачливому Сбербанку – сегодня, можно сказать, прямо-таки живут под этим знаком.

Плати, потребляй и весь день свободен

Соседний дом номер 7 тоже полон парадоксов. Жильцов в нем давно нет. Их с Соймоновского в свое время отселили тоже не просто так, исключительно по причине заботы об улучшении коммунальных условий ради размещения в нем контор не пойми какой принадлежности. Во времена Лужкова на крыше гордо красовалась вывеска «Главмосстрой». После вывеску уменьшили в размерах, переместили куда-то в торец и заменили надписью: «Главстрой. Недвижимость». Куда девался «мос» и к чему присоединилась «недвижимость» – вопрос, конечно, интересный. Но в нашем случае совершенно риторический. Ибо в этом квартале если посетителей вроде нас и ждут, то лишь на первых этажах. В доме номер 5 – это уже вышеупомянутый Сбербанк. В доме номер 7 – Институт красоты. А что? Очень удобно! Сняли деньги со счета и сразу в институт. А там, чай, не так, как в гетевском «Фаусте», где за вечную молодость требовалось живую душу отдать. В институте – если верить рекламе – омолаживают без этих ужасов. И даже без операции – только плати! Здесь же в представительстве «Отто» можно заказать товары по каталогу. Тоже за наличные. Или за них же скушать что-нибудь итальянское в кафе «Чиполлино».