– Конница противника атакует слева! Луки к бою готовь!
Левой рукой вытянул лук из-за спины, замелькали с молниеносной быстротой пальцы, кидая стрелы на тетиву. Со стен крепости видели, как полдюжины стрел вытянулись в нитку и почти одновременно впились в дальний от него столб, прочертив ровную вертикальную линию.
– За каждую потерянную стрелу завтра добавляется лишних полверсты! – Он, под восхищенные взгляды зрителей, повернулся к кремнику и деловито крикнул: – Войтик! Принимай работников! И складывай в кучу…
– Да пусть их лихоманка заберет! – ухнул в ответ кашевар. – А я завтра к тебе в науку поступаю!
– А не сбежишь?
– Да уж как-нибудь!
– Ну, гляди Войтик, затоскуешь по котлам, не пущу! – со смехом отозвался Стас и от души расхохотался, глядя на умирающее воинство. – Эй вы, идущие на смерть! Привести себя в порядок, подкормиться у нашего друга Войтика и в строй! Морды кверху, гляди веселей! Вы у меня еще орлами летать будете!
Глава 6
И на полусотню обрушился настоящий ад. Стас переселился в ратную избу. Лехе и Толяну поневоле пришлось следовать за ним. И в тот день в избе, сразу же переименованной Стасом в казарму, появился настоящий ротный наряд с дежурным и дневальными по всей форме. Справедливости ради надо сказать, что от ежедневных занятий они не освобождались. Но службу несли справно. Спать у импровизированной «тумбочки» он их отучил в первую же неделю. Лечение у него разнообразием не отличалось. Да и методика была стара, как подлунный мир. Наряд в не очередь. А то и несколько. И на потеху всему остальному воинству здоровенные мужики вылизывали просторный крепостной двор до последней соринки. А в потехе это, не отягощенное особой моралью, воинство границ не признавало. Но, поскольку не существовало и Уставов, то арсенал наказаний у Стаса был практически безграничен. Да и стеснять условностями он себя не желал. Поэтому, как и в доблестной Советской армии, почившей в бозе, новобранцы через неделю боялись на стенки оглядываться и безропотно смирились со своей мученической участью. Тем более что, откажись кто из них, сраму не испить по гроб жизни. Осталось одно – терпеть и страдать.
А страдания начинались, едва в затянутом бычьим пузырем крохотном оконце забрезжит рассвет.
– Рота, подъем! – нараспев звучал хорошо поставленный командирский баритон Стаса. – В ружье! Тревога! Последнему – три наряда в не очередь! Шевелись, сонные тетери!
Расстаться с объятиями Морфея поначалу было особенно трудно. Окраинный гарнизон от глаз начальства далеко, воевода службой не утруждал, день прошел, и ладно – спали до одури, до полного отупения. А с новым полусотенным началось… Ко времени усни, ко времени проснись!
– Разойдись! Отбой!
– Рота, подъем!
И так – до бесконечности. Пока не добился желаемого результата. Не без морально-нравственных трудностей, конечно. Леха, прошедший эту муштру с пятого на десятое в школе милиции, морщился страдальчески и намекал, что уж его-то, как друга и боевого офицера, Стас мог бы и освободить, Толян пыхтел, но не сдавался. Парня грела мечта когда-нибудь блеснуть своими умениями перед братвой. Груздень, оказавшийся двужильным, посмеивался. Войтик, таки добившийся у воеводы перевода в полусотню Стаса, оглушительно матерился, присовокупляя к своей средневековой брани изысканные выражения из лексики Стаса, и ржал при этом во все свое луженое горло.
Маршруты утренних прогулок с каждым разом становились все длиннее и длиннее. И Стас в душе уже начал надеяться, что к концу месяца его бойцы сумеют выдержать около тридцати верст и остаться после этого в живых.
Первый урок не прошел даром.
Уже на следующее утро строй преобразился. Истерзанные собственным оружием, вои весь вечер прилаживали к своим мечам новые ремешки, мудрили и соединяли колчаны с саадаками, но утром стояли в строю преображенными до неузнаваемости. Весь вид портили неуклюжие кольчуги и былинные шишаки на головах. Но с этим приходилось пока мириться. Как и с сапогами. Но Стас, уповая на солдатскую находчивость, не отчаивался.
– На-право! Бегом марш! – командовал он, и грохочущая бронированная колонна скрывалась за воротами крепости.
К их возвращению на площади стояло всегда два-три десятка ротозеев, жадных до скромных развлечений. А развлечений было немало.
Стараниями Стаса, Лехи, Толяна, Груздня и Войтика крепостная площадь преобразилась. За сутки на ней появилась настоящая полоса препятствий. И не какая-нибудь, для отмазки. А такая, на которой и ОМОНу не стыдно было бы заниматься. По соседству с полосой поднялись настоящие гимнастические перекладины, для чего пришлось у воеводы выпросить несколько кованых ломов.
И если кто-то думал, что после легкой пробежки под ясным солнышком прохладным утром издевательства закончатся, то он и предполагать не мог, что все только начинается.
Глядя на все эти орудия пытки, Леха с сомнением покачал головой и с нескрываемым укором прошептал, оглядываясь по сторонам.
– Стас, ты что, спецназ готовить думаешь?
Стас воткнулся в него острым внимательным взглядом и резко ответил.
– Друг мой Леха, ты разве не понял, что мы здесь навсегда? А таскаться по Богом забытым крепостям я вовсе не собираюсь. Как там говорится? Мы здесь всерьез и надолго. Мы одни. И рядом никого. И это – моя тысяча бессмертных. Мои преторианцы. Хотя, нет. Преторианцы умели и продавать. Обойдемся без них. Пока вот только эти. Но скоро будут и другие. Те, кто поверят в меня. В тебя. Даже в нашего Толяна. А уж вышколю я их так, что все известные «тюлени» и «котики» рядом не стояли. О таком материале, какой попал в мои руки, только мечтать можно! Ты понял меня, напарник? Или ты со своим образованием готов торчать вечность в этой крепости с дубиной в руках?
Леха обиженно мотнул головой.
– А раз так, не корчи обиженный рожи и помогай!
И рванулся к полосе препятствий.
– Всем смотреть и запоминать!
И змей скользнул в лабиринт. Вправо, влево, вправо, влево. Упал на живот, вжался в землю, словно слился с ней… Кувырок, еще один, откат в сторону. Нож выпорхнул из руки, воткнулся в пустую глазницу одетого на кол шлема. Как по земле, пробежал по отвесной стене штурмовой башни и он уже в окне. Вскинулся во весь рост, подпрыгнул, повис в окне второго этажа, подъем переворотом, снова прыжок и из окна третьего этажа прыжком на канат. Канат зашипел в ладонях. Бревно… Добрый мужик такое бревно ладонями обхватит, а Стас по нему, как по широкой дороге бегом и на вкопанные торчком пеньки. С пенька на пенек, с пенька на пенек. И снова кувырок – один, второй, третий. Два ножа в глазницы еще одного шишака. Рукоход… нырок, кувырок…
Выпрямился во весь рост, отряхнул брюки и окинул строгим взглядом строй.
– Вот примерно это я должен увидеть от вас через две недели. Зачем, объяснять не буду. И так все понятно. А чтобы еще понятней было – налево! Из кремника шагом марш! Войтик, бегом за кошкой…
Остановил воев перед стеной кремника недалеко от ворот. Войтик подал ему кованую кошку с привязанной к ней прочной веревкой. Стас осмотрел узел и, видимо, оставшись доволен, не спеша, раскрутил ее и закинул на стену. Зубья кошки лязгнули о камень стены. Дернул несколько раз, проверяя надежность, отошел на несколько шагов, разбежался, подпрыгнул, схватился двумя руками за веревку и побежал по стене наверх, едва касаясь ее носками кроссовок. Подтянулся, вскинул послушное гибкое тело на стену и встал во весь рост, помахивая рукой. И прежде, чем воины успели опомниться, он снова повис на канате. Уперся ногами в стену, выпрямился и бегом, вниз лицом, спустился обратно.
Воевода, снедаемый любопытством, наблюдал за всем происходящим со стены. Забыв о начальственном чине, рылся в дремучей бороде и шлепал губами, что-то соображая, и потопал вниз к Стасу.
Толян сказал первое, что было доступно его пониманию.
– Вообще реально!
Войтик изумленно крякнул и развел руками.
– И как я затянусь туда? А если затянусь, так обратно мордой вниз опять же. А, Груздень?
Груздень с ответом не торопился. Что-то обдумав про себя, рассудительно заметил:
– Он так один мог всю стражу вырезать, а потом, не поспешая, и всех, кто в кремнике.
Стас, тем временем, оглядел ошеломленные лица и, улыбаясь, спросил:
– Кто может повторить?
Желающих, как он и ожидал, не нашлось.
– Ну, что же. Начнем с азов, то есть – сначала.
И повел всех к перекладине.
– Толян, десяток оставляю тебе на растерзание. Делай с ними что хочешь, но чтобы каждый мог подтянуться не меньше двадцати раз. Подъем переворотом, само собой разумеется, ну, и все, что вспомнишь из школьной программы. Про «упал и отжался» не забудь.
Широкое лицо Толяна осветила счастливая улыбка.
– Ты радоваться не спеши. Показать-то сам сумеешь?
Толян обиженно сверкнул глазами и вместо ответа пружинистым спортивным шагом подошел к перекладине.