Денис Давыдов (Историческая хроника)

– А вы знаете, господа, – обратившись к гостям, сказал Денис, – как впервые познакомился я со Степаном Семеновичем?

И тут же, многое по привычке для красного словца прибавляя, Денис рассказал, при каких обстоятельствах пять лет назад морозным январским днем повстречался он со Степаном на Морунгенской дороге.

Между хозяевами и гостями скоро установились непринужденные отношения. Зазвенели бокалы, зазвучали тосты. Денис и офицеры, окруженные общим вниманием, чувствовали себя как дома.

Юхновское ополчение как нельзя более устраивало Дениса. Договориться о дальнейшем людям, стремившимся к одной цели, не представляло особого труда. Вопрос об оружии для местных ополченцев разрешился быстро. Семену Яковлевичу не пришлось даже просить.

Юхновский отряд добровольно поступал под начальство Дениса, передавшего ополченцам отбитое у неприятеля военное имущество и обещавшего в ближайшие дни полностью всех вооружить. Семен Яковлевич и его помощники приняли на себя заботу о снабжении продовольствием всей партии и на собственные средства решили создать в Юхнове лазарет для раненых. Двадцать два помещика согласились служить в ополчении командирами. Через земство решили разослать по всем селам составленную Денисом прокламацию, призывавшую всех жителей встать на защиту отечества.

Денис, довольный столь быстрым осуществлением одного из своих замыслов, впервые за время партизанского кочевья заснул в ту ночь на мягких хозяйских пуховиках безмятежным сном.

… На другой деньк обеду неожиданно приехал Степан Храповицкий. Он мало изменился за последние годы. Разве только раздался в плечах да гуще и пышней стали рыжие усы.

Степан обнял родных и Дениса, встреча с которым его удивила и обрадовала, и тут же объявил:

– Не хочется портить вам настроение, господа, но и скрывать печальную весть не в силах… Москва занята французами!

Известие всех ошеломило. Несколько секунд никто не мог произнести ни слова. Лицо Семена Яковлевича покрылось багровыми пятнами, губы тряслись. На глаза у многих навернулись слезы. Денис, хотя и ожидал этого события и даже доказывал другим, что оно неминуемо, если отступление по Смоленской дороге будет продолжаться, все же почувствовал, как больно сжалось его сердце и спазмы сдавили горло.

– Как? Москва?.. Отдана без боя? – наконец спросил он, делая усилие, чтобы справиться с охватившим его волнением.

– Да, драться не пришлось, – со вздохом ответил Степан. – На военном совете в Филях позиции для сражения под Москвой были признаны непригодными…

– А что же сталось с жителями?

– Москвичи в большинстве своем выехали, а те, кто остался… разумеется, им придется не сладко… Говорят, солдаты Наполеона устроили неслыханный грабеж и жгут дома… Чуть не за сто верст я видел огромное зарево над городом…

– Матушка наша… первопрестольная… – тихо произнес Семен Яковлевич и, будучи не в силах говорить дальше, поднес платок к глазам, отвернулся в сторону.

– А где же теперь Кутузов и наша армия? – задал новый вопрос Денис.

– Я оставил войска в Красной Пахре, откуда, как мне передавали, светлейший решил продолжать движение для заслона Калужской дороги, – ответил Степан. – Замечательно, что в армии настроение очень бодрое, никто о мире не помышляет…

– Еще бы! Кому же в голову теперь придет мириться со злодеем! – воскликнул Денис, обрадованный хорошей вестью о настроении в армии. – Нет, как хотите, господа, я склонен думать, что наши войска, подкрепленные свежими резервами, и отряды партизанские в скором времени совершенно истребят неприятеля.

– Дай бог, чтоб сбылось по-твоему, – отозвался Семен Яковлевич. – А тяжка, ох, как тяжка для россиянина, государи мои, потеря священного города нашего!

– Позвольте ответить вам, батюшка, – вставил Степан, – словами Кутузова: с потерей Москвы не потеряна Россия!

– Вот голос истинной мудрости, господа! – добавил Денис. – Не будем унывать и охлаждать рвения своего к защите того, что нам защищать надлежит…

Понемногу все успокоились. Общий разговор оживился. Степан, ни на шаг не отходивший от Дениса, узнав о всех подробностях партизанских поисков, сразу загорелся желанием во что бы то ни стало принять в них участие.

– Как хочешь, Денис Васильевич, а меня под свою команду бери, – заявил он. – Я ведь, сам знаешь, в партизанстве кое-что смыслю!

– Я-то возьму с большой радостью, – ответил Денис, – да как начальство твое уломать?

– Очень просто. Я прибыл в распоряжение генерала Шепелева; если ты напишешь от себя ходатайство Василию Федоровичу, он, не сомневаюсь, все устроит. Тем более обстоятельства таковы, что некоторые формальности легко обойти.

– Хорошо, – согласился Денис. – Только, думается, в Калугу следует поехать тебе самому.

– Разумеется. Сегодня же туда отправлюсь.

– Кстати, если Бекетов не успел еще ничего добиться, может быть, сумеешь помочь ему. На всякий случай захватишь для его превосходительства Василия Федоровича второе мое красноречивое объяснение пользы единства в действиях. Бекетов что-то задержался. Я, признаться, опасаюсь, не заупрямился ли наш добрейший генерал?..

Опасения, однако, не оправдались. Начальник калужского ополчения к предложению Дениса отнесся благосклонно, партизанский отряд под свое начальство милостиво принял и казачьи полки к нему присоединил. А Бекетова задержал на сутки потому, что в самом деле имел пристрастие к пространным поучениям. Засев в кабинете, он занялся сочинением подробнейшей, на десяти листах, инструкции для партизан.

Получив это послание, Денис прочитал только начальные строки:

«Все свершилось, Москва не наша, она горит! Я от 6-го числа из Подольска, от светлейшего, имею уверение, что он, прикрывая Калужскую дорогу, будет действовать на Смоленскую. Ты не шути, любезный Денис Васильевич, твоя обязанность велика, прикрывай Юхнов и тем спасешь средину нашей губернии, но не залетай далеко, а держись Медыни и Мосальска. Мне бы хотелось, чтобы ты действовал таким образом…»

Дальше излагались столь глубокомысленные, но, увы, совершенно непригодные для партизанских действий мысли, что чтение пришлось отложить до более свободного времени. Совет генерала «прикрывать Юхнов и не залетать далеко», вызванный желанием сохранить воинскую силу для защиты своей губернии, был понятен, но невыполним. Во-первых, сосредоточив свои действия в определенном районе, партизанский отряд стал бы подвергаться большой опасности; во-вторых, вся суть партизанской войны состояла в том, чтобы залетать далеко, наносить удары неприятелю в самых неожиданных местах, нападать, расстраивать его коммуникации, а не ограничиваться защитой одной местности.

Конечно, вступать в бессмысленный спор с генералом о партизанской тактике не было никакой нужды. Получив предписание принять под свое начальство майора Храповицкого и требуемые казачьи полки, Денис ни одной лишней минуты в Юхнове не задержался. Местное ополчение пока оставил в селе Знаменском. Капитану Бельскому впредь до получения полного комплекта оружия приказал производить усиленные учебные занятия. А сам со своей кавалерией двинулся на Вязьму, где квартировал тогда смоленский губернатор Бараге д'Илье.

Хотя казачьи полки оказались малочисленными (Бугский, находившийся под командой майора Чеченского, состоял из ста казаков; Тептярский, под командой майора Темирова, насчитывал всего шестьдесят человек), отряд значительно усилился. Пять дней назад под начальством Дениса находилось лишь пятьдесят гусар и восемьдесят казаков. Теперь он командовал тремя сотнями и имел все основания рассчитывать на пехотные резервы, подготовляемые из ополченцев. В голове Дениса созревали широкие и дерзкие замыслы. Все улыбалось пылкому его воображению. И знай добрейший генерал Шепелев, в каких далеких залетах обретались сейчас мысли командира партизанского отряда, он, наверное, пришел бы в ужас!

13 сентября, ранним, утром, партизаны лихо и стремительно атаковали в виду города Вязьмы большой неприятельский отряд, прикрывавший транспорт с провиантом и снарядами. Отпор был незначителен. Истребив свыше ста французов, партизаны взяли в плен шесть офицеров и двести семьдесят рядовых, отобрали триста сорок ружей, захватили двенадцать палубов со снарядами и патронами, двадцать провиантских фур.

Отправив пленных в Юхнов, а оружие и патроны в Знаменское, отряд пересек столбовую дорогу и двинулся по направлению к Гжатску. Разгромив на следующий день близ села Торбеево другой крупный неприятельский обоз, взяв при этом двести шестьдесят пленных и много оружия, отряд круто повернул назад и, скрытно пройдя свыше ста верст, снова вышел на большую дорогу у села Юренево, западнее Вязьмы. Проведав, что здесь ночует транспорт под прикрытием трехсот кавалеристов, Денис Давыдов произвел под утро обычную атаку, но… потерпел первую неудачу. Оказалось, ночью транспорт из Юренева ушел, а село заняли три батальона неприятельской пехоты. Основываясь на вечерних показаниях «языков», партизаны смело ворвались в село и попали под сильнейший огонь. Правда, майору Чеченскому с бугскими казаками, ударившими с тыла, удалось растрепать один из батальонов и захватить сто двадцать пленных, однако силы неприятеля настолько превосходили силы партизан, что волей-неволей пришлось отступить, потеряв при этом тридцать пять человек убитыми.

Этот урок не прошел даром. Он научил Дениса более тщательно производить разведку и с крайней осторожностью штурмовать селения, занятые пехотой.

Вечером того же дня Давыдов получил донесение, что в одной из деревень расположилась на ночлег партия русских пленных, конвоируемая французской кавалерией и пехотой. На этот раз Денис применил новую тактику нападения. Устроив отряд в засаде, в полуверсте от деревни, он приказал уряднику Крючкову с шестью казаками приблизиться как можно ближе к неприятелю, произвести несколько выстрелов и возвращаться обратно.

Денис рассчитывал, что стрельба вызовет переполох, принудит неприятеля искать другое место для привала. И не ошибся.

Едва казаки произвели выстрелы и удалились, как весь транспорт выступил из деревни, растянулся по дороге. Внезапный налет из засады, произведенный партизанами, позволил легко управиться с конвоем. Четыреста отбитых пленных со слезами на глазах благодарили своих избавителей. Все они выразили желание вступить в партизаны. Денис отобрал двести пятьдесят человек и создал целую пехотную роту, поручив начальство над ней отставному мичману Николаю Яковлевичу Храповицкому.

После этого партизанский отряд, обремененный огромной добычей, остановился для краткого отдыха в селе Городище и соседней деревне Луги на реке Угре, недалеко от Знаменского. За неделю партизаны взяли в плен пятнадцать офицеров и девятьсот восемь рядовых, захватили тридцать шесть палубов со снарядами и патронами, сорок провиантских фур, сто сорок четыре вола и больше двухсот лошадей.

Послав об этом рапорт в главную квартиру армии и не позабыв уведомить также генерала Шепелева, Денис помчался в Знаменское для личного осмотра ополчения.

Капитан Бельский встретил его радостным сообщением:

– Пятьсот человек полностью готовы к походу, Денис Васильевич. Помимо этого, вооружено еще полторы тысячи новых ополченцев, стоящих в соседних деревнях. Рвение крестьянства к защите отечества столь велико, что в случае нужды мы сможем поставить под ружье не менее шести тысяч.

– А как обстоит дело с командирами? – осведомился Денис.

Настроение капитана Бельского мгновенно изменилось. Лицо приняло почти сердитое выражение.

– Плохо, Денис Васильевич, скрывать нечего. Служившим в солдатах старикам приходится поручать взводы.

– Где же помещики, изъявившие согласие служить?

– Предпочли остаться дома, довольствуясь ношением охотничьих кафтанов и пистолетов за поясом, – иронически заметил Бельский.

– Как? Все до одного?