Жулики. Книга 2

– Да татары по сравнению с ними – дети малые, безобидные. Неужели вы не видите, что это Антихрист на Россию в их лице пришел? Коллективный Антихрист. Звезды ведь нацепили сатанинские на фуражки себе.

– Ну, полковник, звезда сатанинская она ведь двумя рогами вверх. А у этих наоборот. Материализм проповедуют диалектический. Социализм. А у вас в белом движении, не те же ли эсеры, да эсдеки? И не тому же ли Карлу Марксу молятся? Что-то я разницы большой не ощущаю. Растолкуйте старику, если имеете представление ясное. В чем разница между вами и красными, в этом смысле? В том, что красные на нищих рабочих ставку сделали, а вы на лавочников и прочих разночинцев? Так рабочих ведь больше. И в этом их преимущество. Обречено белое движение изначально, так как целей определенных не имеет. Программы так сказать ясной.– Полковник скривился в гримасе возмущенной.

– Вы, Евлампий Силиверстович, вижу, горазды каверзы громоздить. Что же мне – дворянину русскому, прикажете на все это безобразие безучастно смотреть со стороны? Или может быть, к большевикам в услужение податься прикажете, раз их больше и сила на их стороне? Спасибо за чай, любезнейший.

– На здоровье. А вот как вам поступить я и не знаю. Я ведь хотел ваше мнение услышать о эсерах, да эсдеках, которые те же социалисты, что и большевики, но почему-то с вами. Народу то какая разница? Красные хоть такие же рвань на рванье и потому понятны. А от вас им чего ожидать? А большевики им еще и землю первым же декретом посулили. Вот тем и крестьянство к себе перетянули. А вы? Где ваши декреты? Ведь, кроме того, что призываете красных перебить, ничего и не говорите народу. То есть тех перебить зовете, кто им землю дал. Что там еще это собрание Учредительное решит, которое вы собрать обещаете? Может, решит землю не давать? А эти уже разрешили брать. Понимаете разницу? Вот в чем их преимущество. Пока вы рассусоливаете и промеж собой к согласию прийти не можете, они действуют. Декреты публикуют от имени своего Совнаркома. «Бери»,– говорят крестьянину. А вы говорите ему:– «Погоди брать, сначала большевиков перебей, а потом мы соберемся и решим – брать или не брать».– Ну и как?

– И что вы считаете делать нужно?– растерялся полковник.

– Жить по совести. И кровь русскую не лить. Ни красную, ни белую, ни какую. Большевики все равно власть возьмут. Потом нажрутся и свое барство заведут. Народу это большой крови стоить будет. Потом и этим пинка под зад дадут, в свое время. Уезжайте полковник с семьей в эмиграцию. В Америку, Австралию. Не суйтесь в эту смуту.

– Пророчествуете, Евлампий Силиверстович?– Усмехнулся Сахаров.

– Знаю!

– Занятный вы собеседник и я бы с вами пополимезировал с удовольствием в более благоприятные времена, но сейчас, к сожалению, не располагаю ни временем, ни желанием. В эмиграцию, значит, советуете отбыть? Бросить Отечество в годину трудную? Пожалуй, что не воспользуюсь я этим вашим советом, милостивый государь. Уж не обессудьте. За сим, позвольте откланяться. Честь имею,– и ушло семейство Сахаровых, не оглянувшись ни разу.

Глава 5

– Вспомнит он мои слова в этой самой эмиграции, если жив останется и не раз. Сопли на кулак мотая. Снимаю «Завесу», до чего зараза прожорлива. У меня уже ноги подкашиваются.

– Погоди, дедуля, там еще кто-то валит, следом за полканом с семейством. Большевички никак поспешают. Видать полковника догнать хотят. Соскучились с утра. Эти расшаркиваться не станут. Человек десять. Командира я ихнего уже видел. Впереди который, с головой перемотанной. При маузере. Большой начальник видать,– пока Серега комментировал и делал выводы, преследователи уже подбежали к ним. Группа красноармейцев, в выгоревших до белизны гимнастерках без погон и в фуражках со звездами. Впереди бежал тот самый комиссар, который командовал во время резни в монастырском дворе. Заорал он, не добежав метров десять до «хроников»: – Стоять, вы арестованы именем революции. Кто такие?– остановился комиссар в трех шагах.

– Ну, мы вообще-то и так стояли и никуда бежать не собирались,– опять за всех ответил Силиверстович и дальше озвучил ту же версию про археологов из Питера.

– Предъявите мандат или командировочное предписание,– не поверил комиссар, а бойцы, следовавшие с ним, угрюмо рассматривали троицу из-под козырьков краснозвездных фуражек.

– Ну вот,– Силиверстович озадаченно взглянул на Серегу с Мишкой.– Это наша недоработка, парни, документы нужно было в архивах взять.

– Кто же думал, что их тут спросят?– смутился Мишка.– В глухомани этой.

– Так есть мандат или нет? Что вы там, мать вашу, бормочете? Вот ты, "контра",– ткнул комиссар в Серегу пальцем.– Анархист что ли? А ты? Что за надписи на сорочке буржуйские? Руки поднять всем. Руки я сказал вверх,– оскалился комиссар.

– Ты, комиссар, прежде чем орать благим матом, мозгами пораскинь. Если бы мы контрой были, то какого бы хрена стояли бы и вас дожидались? Ушли бы давно. Так что ты не ори, а то, как бы чего не вышло. И вообще что за манера разговаривать? Ни те здрасте, ни те пожалуйста. У нас в деревне принято здороваться,– Серега шагнул к комиссару, опешившему от его выпаленной на одном дыхании тирады.– А за "контру" можешь и по мордам схлопотать. Фильтруй базар, товарищч,– именно так и сказал с буквой Ч в конце. И получилось это издевательски – просто блеск. Комиссара аж повело в сторону, так видать у него ладонь, маузер сжимающая, зачесалась.

– Ну, что ты рожу скривил, мать твою?– продолжил Серега.– Что, правда глаза колет? Мы тут по заданию Совнаркома и сами можем документы проверить, у кого захотим. Вот, кстати, у тебя они имеются ли? Предъяви-ка, давай. Манда ты!– и опять Серега произнес последнее слово настолько явственно раздельно, что только последний дебил не понял бы, что над ним попросту издеваются.

– Ты, контра…– трясущимися от ярости губами, произнес комиссар.– ты на кого, сволочь, голос свой змеиный повышаешь? Да я тебя! Взять их и обыскать,– скомандовал он подчиненным и те бросились выполнять приказ. На плечи "хроников" посыпались удары прикладов. Их попытались сбить с ног и поставить на колени. Глухие удары прикладов в "Завесу", сопровождались удивленными вскриками. Один из бойцов, ударивший первый раз, по его мнению, не достаточно сильно и вскользь, решил исправить свою оплошность и вмазал от души так, что треснул приклад и если бы не металлический затыльник, то он непременно развалился бы на два полена. Боец, отшибший ударом руки, взвыл зло и, матерясь незамысловато, выронил винтовку.