– Моё терпение однажды может лопнуть, мой Зевс, запомни это!
Громовержец, в ответ, лишь рассмеялся.
– Мой добрый и надёжный Посейдон, я ведь знаю, что твоё терпение так же глубоко, как этот могучий океан, который плещется перед нашим восхищённым взором…
Фив и Фива суетились в поисках своей дочери, которая куда-то отлучилась, на ночь глядя. Суетились основательно. И тут всё переменилось. Они, ни с того ни с сего, вдруг стали сонными и апатичными. Уста их дружно сомкнулись. И только, время от времени, они разверзались для нешуточного зевания! Глаза помутнели и, наотрез, отказывались что-либо видеть. Спотыкаясь, они кое-как добрались до ложа и провалились в глубокий сон, как в яму!
А Антиопа, в это время, невинно нежилась в костюме Евы на тёплом песочке. Ей начинало нравиться загорать под звёздами. Она даже на миг забылась. Из забытья её вывел захрустевший песок. Она повернула голову в сторону звука и вскочила на ноги. К ней приближался красавец – небожитель. Подойдя к ней, он тоже возжелал позагорать в лучах ночных звёзд.
Антиопа по достоинству оценила его мужественную красоту.
– О, Зевс…
Небожитель улыбнулся. Его улыбка не теряла своей ослепительности даже в темноте.
– Моё прелестное создание, теперь мы станем загорать вместе. У нас впереди вся ночь. А ночной загар привлекательней дневного, поверь мне…
Рассвет подкрался незаметно. Громовержец приподнялся с прохладного песка.
– Мне пора, волшебная Антиопа!
Прелестное создание протяжно прошептало:
– Не уходи…
Зевс мягко, но решительно освободился от её объятий.
– Надо!
Облачился в тунику.
Антиопа простёрла к нему свои руки.
– А как же я?
Небожитель тихо сказал:
– Я буду помнить тебя, сказочная Антиопа и позабочусь о тебе…
Глава 2
Пояс царицы амазонок
Ипполита уже от рождения была неоспоримым лидером. Природа наделила её умом, ростом, красотой и целеустремлённостью. Ещё в детстве она мутузила будущих охотников, борясь за равноправие. Она уже тогда обладала, в полной мере, тем, что сегодня называется модным словом «харизма».
По мере взросления, её феминистские устремления лишь усилились, и она создала первое в мире движение феминисток. В движение входило около десятка юных персон женского пола, включая сюда и самого лидера.
Феминистки вели себя воинственно и, где-то, даже, агрессивно. Главным требованием движения было признание равноправия полов в области охоты. Были, конечно, и другие вопросы, связанные с равноправием полов, однако, они, пока, не стояли на повестке дня.
Феминистки, наравне с представителями мужского пола, обучались премудростям охоты. А когда, в достаточном количестве, расплодились одомашненные лошади, то и искусству верховой езды. В этой компоненте они стали столь хороши, что превзошли мужчин. Езда на лошади им так нравилась, что, даже, внутри собственного дома, или, как они выражались, пещеры, они иногда ездили верхом.
За воинственность и любовь к личной свободе их стали называть амазонками, а Ипполиту, предводительницу феминисток, царицей амазонок.
Амазонки славились гордым и независимым нравом. Мужчин презирали. Правда, не всех. Добытые, на охоте, трофеи потребляли в узком, исключительно феминистском, кругу.
Среди красавиц-амазонок, особой статью выделялась их предводительница. Для женщин она стала законодательницей мод, а для мужчин – непреодолимым центром притяжения. Особый шарм царице амазонок придавал её роскошный пояс. Он вызывающе эротично подчёркивал её осиную талию. Пояс украшала золотая пряжка необыкновенной ручной работы. Её выковал сам Гефест, в знак уважения к общественному поприщу царицы. Получился не пояс, а загляденье. Многие нефеминистки завидовали Ипполите, кто белой, а кто чёрной завистью. И все, без исключения, страстно желали обладать им.
Не миновала сия чаша и дочери Эврисфея, Заи. Фигурой она пошла в отца. При ходьбе её тоже, чуть-чуть, перекашивало, поэтому забирала она всё время наискосок. А вот двигайся она в поясе Ипполиты, тогда другое дело! В поясе, она бы выглядела неотразимо. Да что там говорить, Зая, может быть, стала бы пригожее самой царицы амазонок!
Вот и заявила она своему отцу, что страстно желает иметь царский пояс. Ни больше и ни меньше! Он красноречиво пытался оговорить её от пустой мечты. Всё напрасно. Дочь была такой же упёртой, как и её родитель. А может, ещё упрямей. Она доставала его своим нытьём до тех пор, пока он, наконец, не сдался.
Эврисфей стал искать случая, чтобы встретится с Ипполитой. И вскоре, такой случай представился. Он случайно увидел костёр, вокруг которого сидели вольные амазонки и неторопливо трапезничали. При этом, они громко беседовали и звонко смеялись.
Не дойдя, десятка два шагов до костра, Эврисфей робко позвал:
– Ипполита!
Предводительница амазонок резко обернулась. Увидев нескладную фигуру Эврисфея, сострадательно спросила:
– Чего тебе, старик?
Эврисфей смущённо переминался с ноги на ногу: он не знал, как озвучить свою дерзкую просьбу.
– Я… я хотел бы…
Ипполита перебила его:
– Ты голоден?
И не дожидаясь ответа, царственно протянула ему большой кусок жареной дичи.
– Бери, старик и уходи. Не мешай нашей трапезе!
Эврисфей отрицательно замотал головой.
– Я не хочу есть.
Царица амазонок удивилась:
– Тогда зачем пожаловал?
Эврисфей продолжал, неуклюже, топтаться на одном месте. Он всё ещё не решался обратиться к блистательной Ипполите со своей абсурдной просьбой. Его нерешительность, Ипполита истолковала по-своему:
– Неужели ты влюбился?
Не дождавшись ответа, она рассмеялась, звонко и заразительно. Царицу дружно поддержали её подруги.
Эврисфей растерялся. Ипполита, сквозь смех, поинтересовалась: