Гитара смолкла.
– Любишь подслушивать?
– Не хотел портить песню, – кашлянул я в кулак, – она очень вдохновляет в моем положении.
– Хорошую песню ничем не испортишь. Как ты насчет завтрака?
Я толкнул дверь и зажмурился от ярко-оранжевого январского солнца:
– Доброе утро.
В комнате было тепло. На столе меня дожидались чайник, бутылка молока, хлеб, сыр и масло на тарелке, накрытой стеклянной крышкой. Нелли сидела на диване, скрестив по-турецки ноги в полосатых гольфах, тихонько перебирая струны. Светлые волосы рассыпались по плечам. Рукава блузки девушка закатала по локоть, чтобы легче было играть.
– У тебя очень красивый голос, – искренне сказал я.
– Редко кто-то слышит, как я пою. Как твоя коленка?
– Хм, – я согнул и разогнул ногу, – я бы и не вспомнил о ней, если бы ты не сказала. Твоя работа?
– Вот бы все проблемы со здоровьем решались так просто…
– Спасибо, Нелли.
По-человечески я чувствовал к своей соседке по двору симпатию и благодарность. Как Иной я по-прежнему не доверял ей.
Просторная комната служила Нелли сразу спальней, кабинетом и гостиной. Здесь пахло девичьим уютом. Над письменным столом в углу нависали книжные полки в три ряда. На умело расписанной вручную стене дремала над морем Фудзияма – в кремово-розовом тумане цветущих сакур. Я заметил в дальнем углу, рядом с видеомагнитофоном, стойку с тремя японскими мечами, и мое недоверие укрепилось. Юная целительница, значит…
– Ты не пошла на учебу? – намазывая бутерброд, спросил я.
– Сегодня суббота.
– Не боишься проблем с Ночным Дозором из-за меня?
– Плохо ты знаешь Дозоры, – Нелли вздохнула, отложила гитару в сторону, – они заняты лишь вечной склокой между собою.
– И что же мне делать дальше? – словно бы в пространство проговорил я, краем глаза наблюдая за реакцией девчонки. Если она привела меня сюда с неким умыслом, следующим ее шагом будет подтолкнуть к какому-то действию.
– Можешь оставаться здесь сколько нужно, – пожала плечами девушка (на груди качнулся янтарный амулет), – больше я тебе ничем помочь не могу.
Браво. Или она очень хитра, или я параноик.
Я подошел к окну. Девочка в хитоне по-прежнему была на детской площадке, бесплотной тенью замерла посреди наметенного за ночь сугроба. Мне показалось, или она теперь подобралась ближе к нашему подъезду? Проходящие мимо люди, конечно же, не видят ни девчонку, ни ее ручного монстра, разлегшегося в Сумраке, – но на детской площадке в это прекрасное утро ни одного малыша.
В кармане затрезвонил телефон. Номер не определился.
– Слушаю.
– Привет, вор, – незнакомый голос, – как спалось?
Странно, но я совсем не испугался:
– Полагаю, вы ошиблись.
– Ошибся ты, Гордеев, и как бы эта ошибка не стала последней в твоей жизни.
– Кто вы такой?
– С тобой, воришка, говорит Дневной Дозор. Выходи на улицу с поднятыми руками, и на суде это будет зачтено. Мы все видим во дворе девчонку в ночной рубашке и ее сумеречного глиста, а это значит – ты у себя в доме или где-то по соседству. Теперь найти тебя – вопрос времени, и удрать ты не…
Я отключил телефон и вынул батарею. Никаких больше звонков, пока я сам не захочу.
Посмотрел через Сумрак вдаль. Они были там. Темные огоньки аур окружали район по периметру редкой цепью. Среди них попадались и Светлые, но немного – обозначали присутствие. Западня.
Густо-синий купол неба потемнел, будто на город пала исполинская тень. Из-за пазухи у облака испуганно выглядывало маленькое солнце. Оно казалось нарисованным. Я видел, как на том берегу затона, где белели вмерзшие в лед речные суда, ветер закручивал высокие смерчи из сверкающего снега, но вокруг нашего дома царил ледяной покой.
И вот теперь удушающей волной накатил страх. Да что же я украл, если такие мощные силы пришли в движение? О чем думал старик Омогой, когда подряжал меня, малоопытного мага-самоучку, на этот грех? Я вдруг ощутил себя летящим в крошечной лодочке в центр бушующего урагана; даже слегка закружилась голова.
Особенно угнетало, что в охоте на меня участвуют Светлые. Как часто я слышал пафосные речи о вечной благородной войне и недопустимости компромиссов с Тьмой. Добро не может ужиться со злом, говорили они. Но как легко в погоне за мимолетной выгодой добро принимает сторону зла!
– Бедный, – сказала тихо Нелли за моим плечом, – бедный мой, ты же ни в чем не виноват.
Я обернулся и вдруг увидел близко-близко ее льдисто-синие глаза, и светлую челку, и пушистые ресницы. Девушка встала на цыпочки, приобняла меня и поцеловала в губы. Я хотел что-то сказать, но нахалка едва заметно покачала головой: молчи.
Тонкие губы Нелли были сухими от волнения. И страх исчез, словно снятый этим неожиданным поцелуем. Я по-прежнему не понимал, что здесь происходит, но решил принять правила странной игры.
– Видишь их? – задал я риторический вопрос.
– Вижу. Они пришли на рассвете.
– Они могут добраться до нас?
– Пока нет.
– Пока? Мило! Я мог убежать из города вчера ночью, но послушал тебя, и теперь все пути к отступлению перекрыты. Нелли, что мне делать?
– Они приходят на рассвете, когда сон особенно глубок, – прошептала девушка, глядя на снежные смерчи вдали, – они нападают стаей, большими силами… и не оставляют в живых никого.
Все ясно. Я махнул рукой:
– Ладно, попробую уйти по крышам.
– Они пришли на рассвете, – Нелли взяла меня за руку, – они убили мою маму и тетю на глазах у дяди и бросили его умирать, искалеченного. Они дали слово чести, что выпустят их живыми, но солгали и ударили ему в спину. Дядя не инициировал меня до того утра, хотел подождать моего совершеннолетия. Но когда они окружили дом – понял, что ждать больше нельзя. После инициации он превратил меня в мраморную статую и спрятал среди других, настоящих изваяний. Дом сожгли, но я уцелела, хотя до сих пор помню опаляющий жар раскаленных углей и шелестящий пепел. Прошло несколько дней, прежде чем я вновь обрела свое тело. Я даже не простилась с мамой.
– Я… сожалею. Когда это случилось?
– Давно. Я была еще крохой.
– Это сделал Дневной Дозор?