Превращение в зверя

* * *

Было воскресенье, десять утра, я завтракал, когда прозвенел этот звонок, уверенный, самодовольный. Я сразу понял: это он – на меня словно потолок обрушился. Вот оно, наступило! Я долго и тщательно готовился к встрече с ним, прокручивал в голове различные варианты: истерический крик, срывающийся на слезы: оставь ее; рассудительно-спокойное: давай поговорим как два мужика; молчаливо-грозное нападение; убийство исподтишка, когда повернусь к нему спиной. Я продумал ответный ход на каждый из этих вариантов. И даже представил, какое при этом у меня будет лицо: плотно сжатые губы, презрительный взгляд, чуть нахмуренные брови. Я держал нож под подушкой (настоящий, а не ту ресторанную игрушку), потому что был уверен, что придет он ночью.

Я был готов к его приходу и совсем не боялся. Зверь, поселившийся во мне, ждал только команды: убей! – чтобы броситься и уничтожить своего врага. Но когда прозвенел этот звонок, вдруг понял, что совсем не готов, и испугался. Вскочил, попятился от стола, вжался в стену. Может, он уйдет? Я подготовился к его приходу, но оказался совершенно не готов. Лучше я сам к нему приду, лучше я сам! А сейчас не открою. В конце концов, могло же меня не оказаться дома, в воскресенье, в десять утра.

Звонок прозвенел снова. Не знаю зачем, на цыпочках прокрался по коридору (почему не остался на кухне?), осторожно прижался к двери и замер.

Главное сейчас – не выдать себя. Главное сейчас – успокоиться. Закрыть глаза и медленно досчитать до ста. Он уйдет, я спасусь, а потом приду сам.

– Дмитрий Семенович, откройте!

Я так сильно вздрогнул, что ударился головой о дверь и выдал свое присутствие. Я совсем не ожидал услышать голос из-за двери и так испугался, что схватился рукой за замок – и выдал себя окончательно. Я так растерялся, что перестал соображать, утратил волю и открыл дверь.

На пороге стоял не он, на пороге стоял другой человек. Я почувствовал облегчение, а затем еще больший испуг. Он, этот другой человек, пристально посмотрел мне в лицо, спустился взглядом ниже и почему-то усмехнулся. Я, под гипнозом его взгляда, тоже осмотрел себя – ужас! ужас! Я был практически голый, в одних трусах, и не тех, которые купил на случай если… а в ужасных, сатиновых, не очень свежих семейных трусах.

– Ну, здравствуйте, Дмитрий Семенович, – насмешливо проговорил он.

– Здравствуйте, – покорно ответил я, съежившись, ощущая себя до невозможности незащищенным. Мне сразу стало холодно, босым ногам неуютно и колко на голом нечистом линолеуме прихожей.

– Есть разговор. Пройдемте в комнату, – приказал он, откровенно надо мной, голым, издеваясь.

Я сник окончательно и, забыв, что ни в коем случае нельзя поворачиваться спиной к своему врагу, повернулся и поплелся в комнату, пробормотав жалкое:

– Конечно, конечно.

Он уселся на мою кровать, чуть не на подушку, под которой хранился нож, я трусливо пристроился напротив на стуле (жалкий такой деревянный стул с износившейся и почерневшей от долгого употребления обивкой). Он опять усмехнулся – не знаю, из-за голого наряда моего или обшарпанного стула. И тут вдруг я понял, кто он такой и зачем пришел. Записка! У него записка отца, или он знает о ней. Я ждал моего врага и совсем забыл, все эти дни не вспоминал о записке. Я ждал врага, а пришел шантажист. Вот уж к его приходу я точно был не готов!