Так Бывает

– Меня он давно ждёт, я уверен.

– И все-таки, надо было позвонить. – суровый, на вид, начальник его здешней охраны, смотрел на него с легкой насмешкой.

– Ты, Олег, не бойся, выбирать кого спасать тебе не придется.

– А кто сказал, что я собирался выбирать? – опять насмешливо уточнил тот.

Уточнить, что именно этим хотел сказать Олег, Дима не успел, лифт остановился на нужном этаже. И Саныч, в непривычной простой одежде, а не в костюме за штуку баксов, ждал возле открытой двери.

– Чего застыл? Или, думаешь, я тебя уговаривать зайти должен? – Дима зашел в просторную прихожую, а Олег остался в парадной, – Ты, Олежа, лучше в машине посиди.

– Как прикажет начальство. Вы там его только сильно не бейте, а то Татьяна Юрьевна и так, в последнее время, злая ходит.

– Мне тебя с лестницы спустить для разнообразия, что ли?

– Да все, все, ухожу.

– Ну-с, гость дорогой, – Саныч окинул его внимательным взглядом, – Зачем пожаловал?

– Поговорить.

– Поговорить? – и стало ясно, что узнать что-то, пока ему не промоют мозги, не удастся, – Не поздно то, говорить? Я тебе, когда еще предлагал «поговорить»? Ты отказался.

– Дурак был.

– А сейчас нет?

– И сейчас дурак, только без Тани жить не могу. И не хочу.

Мы прошли на кухню, очень просторную, не захламленную бытовой техникой, -все просто, но со вкусом и без изысков. Столешница из песочного мрамора, хромированная техника, полки, шкафчики и пол -все тоже в одной цветовой гамме песочных оттенков. Присел у барной стойки, Саныч занялся кофе, не прекращая при этом разговор.

– Ты, Дима, дурака свалял, хотя я тоже не лучше, знал же, что с девкой творится. Но права вмешиваться не имел ни тогда, ни сейчас.

– Значит не расскажете?

– Расскажу, но Танино доверие потеряю.

– Почему? Она искренне вас любит и уважает, -поймет.

– Нет, не поймет. – он поставил перед ним большую, дымящуюся свежезаваренным кофе, чашку и присел напротив. – Она не прощает, Дима, не умеет.

– А было кого прощать? Или Вы это на меня намекаете?

– Ты ж не единственный человек в ее жизни, и до тебя тоже были люди и после будут. Таня не злопамятная, но прощать не научена, нет в ней милосердия к глупостям других людей.

– Может уже скажете, как есть, что за история с матерью? А то загадками говорите, я-то не против в принципе, но не сегодня.

– Полина, мать ее, – тяжелый вздох, – она мужа своего очень любила, не всякая женщина так может. Они с Юрой познакомились еще до того, как он в армию пошел, а она ждала. Баба то красивая была, парней возле тьма вилась, но ей только Юра нужен был. Ты знаешь, я поначалу даже завидовал, что его так любят, моя вот жена так не смогла, и хорошо, наверное. Время шло, мы работали, они поженились, я тоже со своей Нелей в ЗАГС потащился, мы ребятенка сразу заделали, а вот они не торопились. Это уже потом мне Юра сказал, что Полина не хотела…

История упорно повторяется, так ему казалось. От слов Сан Саныча, холод по позвоночнику пробежал, Дима чувствовал, что хорошее в этой истории закончилось.

– Полина не хотела никого, ей все равно было на всех друзей, родственников, на Юрке она помешалась, свихнулась, называй, как угодно.

– Вы это имели в виду, когда сказали, что Таня нормально любить не умеет?

– Что ж ты торопливый такой, дослушай, а выводы сделаешь потом. Думаешь легко это рассказывать? – молча качнул головой: не нравилась Диме такая предыстория их с Таней семейной жизни, ох как не нравилась. – Юрка ничего замечать не хотел,– у него работа горела, семья строилась, дела у нас в гору пошли. В общем, как он там Полину уговаривал, что обещал не знаю, но она забеременела. Вот тут-то нам бы всем забеспокоиться и стоило, но бизнес, девяностые, в стране неразбериха,– того гляди все опять рухнет,– не заметили, как Полина в себя ушла, что в голове ее творилось один бог знает, но от ребенка она пыталась избавиться, причем к врачам не шла, все сама… народные средства. Потом пыталась… пыталась с собой покончить. Юрка, от гнева, чуть в дурку ее не запихнул, у мужика в голове не укладывалось, что она такое с собой и с ребенком сотворить могла. И на какое-то время все устаканилось, примирилось. Таня родилась, Юра души в дочке не чаял, лелеял, любил, позволял из себя веревки вить, я тоже не отставал. Девочка росла, все позабылось. Пока нам из школы не позвонили: Таня в обморок упала от переутомления.

– Какое переутомление?

– Мы тоже сообразить не могли, а вот врачи сразу заявили, что обратятся в социальную службу, если ребенка и дальше будут голодом морить.

– Бл*дь, да как же это так, Саныч? Господи! – ярость нахлынула волной, его аж со стула подбросило,– так захотелось вмазать кому-то, лишь бы успокоить все внутри и дослушать до конца.

– В голове не укладывалось. У нас обоих работа сжирала все свободное время, вдохнуть спокойно не удавалось, иногда неделями на объектах пропадали. А тут оказалось, что Полина съехала с катушек, дочку ненавидела, обвиняла, что та отняла у нее мужа, отняла его любовь и много еще чего ей в обвинение кидала. Таня маленькая была, а все прекрасно понимала. Но к матери тянулась, а отца начала сторониться, думала, так мама ее полюбит. Я, после того случая с обмороком, предлагал Юре Полину в психушку сдать, но он отказался, сам разберусь, сказал. Разобрался, Полина потом неделю из дома не показывалась, и с месяц ходила в очках, это в декабре то. С тех пор она угомонилась, старалась, чтоб дочка была накормлена, опрятно одета, но не счастлива. Для Тани существовал только папа, и он заменял ей всех и вся. Так и жили, пока у него рак не нашли. Эта тварь, даже тут Таню обвинить смогла, мол он отдал ей все свое здоровье, на работе угрохал, чтоб у любимой Танечки все было. Как же я ее ненавижу, суку эту, Дима, если б ты только знал…

Дима дышал с трудом, заставлял держать себя в руках, но чувствовал, что был на пределе. Ему хотелось рвать и метать, орать. Но еще ему хотелось воскресить эту тварь и убить самому, своими руками. Он не знал, что бывают такие женщины. Точнее, так-то он конечно знал, что бывают и алкашки, наркоманки, проститутки, те кто оставляет детей в детдомах, но с такими столкнулся впервые. А еще ему дико хотелось к Тане: обнять, утешить, хоть как-то показать ей, что он знает, что понимает…что никто больше не посмеет сделать ей больно.

Он вцепился в мрамор, но казалось от силы пальцев сейчас столешница бара крошками посыплется. А он глупый считал, что это ему с родителями не повезло. Идиот. Саныч, тем временем, достал из шкафчика коньяк, налил в чашки с кофе и продолжил рассказывать:

– Первое время, после похорон я думал, горе их обеих примирит, сроднит. Они обе любили Юру до безумия. Но зря надеялся, Таня храбрилась, старалась быть сильной, но что может сделать четырнадцатилетняя девчонка против родной матери? Полина перестала есть, пить, лежала только, ни с кем не говорила. Таня вокруг нее, как наседка бегала, оберегала ее как могла, никого близко не подпускала. А Полина будто жить расхотела, угасала медленно. А Таня за ней как…ты бы это видел Дима, – Саныч смотрел в стол, глаза не поднимал, – Она ее с ложки кормила, тогда и научилась готовить, а матери ведь не угодишь еще… Таня грохала все свое свободное время на мать, девчонка из сил выбивалась, стараясь все обеспечить матери, а той…плевать ей было. И тогда я решил вмешаться. Пришел к ним домой и велел Тане вещи собирать, хотел ее к себе забрать, но эта дрянь… в себя пришла как раз, дочери запретила, а мне пригрозила, что заявление накатает, якобы я к Тане пристаю с нечистыми помыслами. – Саныч сорвался, схватил зажигалку и сигареты, прикурил с третьего раза, и только потом смачно затянулся никотином. – Мне нужно было настоять на своем, разобрался б как-то, но Таню из ада этого бы вытащил. Но, дурак старый, о бизнесе подумал, о репутации.

– Очень хочется, Вам по морде дать. – заметил тихо Дима.

– А ты дай, Дима, мне хоть полегчает. У нее один я был, больше заступиться было некому, но спасовал, выбрал бизнес. А Таня сообразила, что раз я не смог, значит она сама себя спасать будет. Училась она хорошо, работать устроилась не у меня, кстати, за матерью следила, все старалась ей угодить. Готовила, убиралась, вся домашняя работа свалилась на ее плечи, а Полина могла только ненавистью и злобой ее обливать. Со мной Таня общалась, а тут и Кирилл у нее появился, мы к новой жизни все привыкли. Но потом что-то произошло, когда Таня в Москву уехала.

– Что произошло?

– Не знаю, так и не рассказала мне, но подозрения у меня есть. Когда Полину хоронили, на ней же блуза такая прозрачная была, белая, вам не до того было, ясное дело, а вот я новые шрамы на теле заметил.

– Хотите сказать, была вторая попытка суицида?

– Была… и Таня ее покрывала, а может и спасла. Порезы были продольные на обеих руках, глубокие, не то, что в первый раз. Тогда она чуть порезалась и ванную не заперла, а вот позже это была реальная попытка самоубийства. А теперь представь, что с психикой Тани стало?

– Ничего хорошего. Она к психологу не обращалась?

– Как приехала, ходила пару раз, но ей не понравилось, а заставить ее я не мог, пойми.

– Она Вас любит. – понимал, чего опасается Саныч, но на Таню нужно давить, иначе ничего получаться не будет, – Почему Вы позволили ей замуж выйти, почему не отправили на лечение.

– Она и тебя любит, Дима, но ведь не простила ни тебя, ни меня, ни свою мать, ни себя. А заставить… Таня умная и очень осторожная, когда мне позвонила и сказала, что возвращается, сразу поставила условие.

– Какое?

– Я не вмешиваюсь в ее личную жизнь, иначе она все бросит и уедет туда, где я ее не найду.

– У Тани нет таких навыков и связей, уж поверьте мне.

– У нее может и нет, а вот у Маришки есть.