Только с ней. Всегда только с ней он не может держать себя в руках, только с ней все чувства и эмоции всегда на пределе, на пике. Только с его Таней, он не может контролировать себя, всегда эмоции держат верх над разумом, а не наоборот. Таня в этом плане была совершенно другой.
Совсем. Всегда продуманная, часто спокойная и даже немного безразличная, хоть это было неправдой. В ней, как и в нем самом тоже бурлили эмоции, только у нее такая адская школа жизни за плечами, что выдержка выкована из титана, а он свой ад только сейчас проходить начал и пока уроки идут ему не в прок, а совсем наоборот.
Возвращаясь к тому, что Таня всегда поступала обдуманно, если не считать замужества, то делая аборт тоже предположила все возможные варианты развития событий и приняла объективно верное решение.
Сейчас остыв, проанализировав вновь все, что ему поведал Саныч, Дима наконец понял саму Таню. Понял ее поступок. Понял, но пока что не принял и возможно никогда не сможет принять. Но, в данном случае, тоже не видел для Тани другого пути.
Этот ребенок бы стал его, не ее или их, а именно его. Несмотря на любовь к Кириллу, к Илье,– к своим детям она была не готова. Хотела ли она их вообще? Вопрос не в этом. Готова ли она впустить к ним с Димой в семью еще кого-то, кроме Кирилла, Саныча?
Сейчас определенно нет … и тогда тоже.
Когда-то давно, еще во времена учебы на курсе психологии они обсуждали иррациональные страхи, ставшие своеобразным блоком на сознании. Эти страхи не поддавались рациональному мышлению, то есть обычной логикой нормальной для большинства людей, не разрушались и не корректировались.
Но еще Дима точно помнил, что также должен присутствовать травмирующий фактор, который эти страхи усугубляет и не дает с ними бороться традиционными методами. Если предположить, что таким фактором для Тани стали, собственно, рождённые дети… Дело дрянь, и это, мягко говоря.
Рассуждал об этом, пока шел обратно, пока отогревался в машине, а затем и в гостиничном номере.
Все думал и думал.
Только эти самые думы были отвлекающим фактором или скорей напоминанием, что пригвоздило его к спинке стула гвоздями и не давало сдвинуться с места в направлении Таниного дома.
Кажется, такого права, свободно приехать к ней, он сам себя лишил несколько часов назад.
Только и в номере отеля, пусть и класса люкс сидеть было невыносимо.
Показушная роскошь внутренней отделки раздражала неимоверно. Вся эта позолота на лепнине, много зеркал, мебель из мореного дуба, репродукции картин маринистов. Несколько комнат, выдержанных в стиле венецианской роскоши…тошнотворно до дурноты, отвратительно.
Все в мире сейчас было отвратительным, и он сам в первую очередь. Ощущал себя мерзким, никчемным ублюдком, хотя мать родила его в браке, так что, чисто с фактической точки зрения ублюдком он не являлся.
Охрана оставалась за дверью в общей гостевой, а он был в спальне, когда услышал, как зазвонил мобильник.
«Абонент Танюшка».
В миг ком встал в горле, губы пересохли, сердце прострелило мгновенной болью, отголоски которой прокатились по всему телу волной боли, ноющей, противной, мерзкой, как и он сам.
– Таня? – стоило только нажать на зеленую шашечку на сенсорном экране, поднести телефон к уху, и в нем все снова замерло, внутри оставалась только боль вперемешку с виной, пришлось прокашляться и повторить, – Таня?
– Это я.
– Кирилл? – переспросил, сильнее сжимая телефон, ноги позорно перестали его держать. Господи! Только не это! Прошу только не со мной!
– А ты думал, кто? – зло спросил мальчишка, – Тебе нужно сейчас к нам приехать.
– Таня… она в порядке?
– Была бы она в порядке, позвонила бы сама. Тебе нужно приехать, с тобой тут побеседовать хотят.
– Кто хочет?
– Да уж не Таня, ее седативными сейчас доктор собирается накачать. А у нас есть для тебя пара слов.
На этом разговор закончен.
Дима, будь он не дураком,– но за сегодняшний вечер он и так выяснил, что он идиот, -никуда бы не поехал. Провокация, чистой воды. Но собрался за минуту и рванул вниз, к машине.
Ребята из охраны не сказали ему ни слова, но смотрели не то, что не одобрительно, кажется мысленно, они его убили всеми известными им способами с особым изощренным старанием, выполняя манипуляции крайне старательно.
Дима читал ненависть в их глазах. Читал там злость, недоумение, что их Татьяна Юрьевна могла выйти замуж за такое ничтожество, читал по лицам даже нескрываемое презрение к нему, к их клиенту.
Будь на его месте кто-то другой,– морда кирпичом и все тут,– но он практически свой человек, ему можно и выказать неуважение, показать эмоции.
Так бывает… Так бывает и сейчас главное, -пережить, переждать, когда накал спадет. Вот тогда можно будет все, как следует обдумать.
Пока ночные огни проносились в окнах машины и уже знакомые улицы были совсем близко, Дима поймал себя на том, что смирился. Чувствовал в себе смирение с ситуацией в целом, и ощущал смирение и с абортом Тани.
Еще совсем недавно он и подумать не мог, что сможет не простить пока что, но уже быть готовым к такому шагу, а сейчас ощутил в том месте, где совсем недавно ныла душа, тлела боль, выедая кислотой все внутри него, была пустота.
Гулкая, тягучая, ждущая, чего-то, пустота. И чего она ждала? Новой волны боли? Или же ждала чего-то радостного, теплого, сладкого и тягучего, как мед акации, что так любит Таня?
Когда позвонил Кирилл с номера Тани… Те пару секунду, когда Дима не знал жива ли она, а точнее считал, что своими руками сломал Таню, своими руками толкнул ее к смерти… Боже! Если б он окончательно поседел за какие-то секунды, он бы не удивился этому совершенно.
Машина даже остановиться до конца не успела, а он уже летел в подъезд, бежал по лестнице, потому что ждать еще и лифт сил не было.
Ему нужно было удостовериться, что Таня жива. Это казалось первостепенно важной задачей, жизненной необходимостью.
Звонить в дверь не пришлось.
На лестничной площадке стояли Кирилл и Саныч. Второй что-то тихо выговаривал напуганному мальчишке.
Саныч выглядел постаревшим, лицо посерело, глаза блеклые, от былой статной осанки не осталось ничего. Он будто в росте уменьшился.
На Кирилла смотреть и вовсе было страшно. Глаза лихорадочно сверкали то злостью, то паникой, волнением и еще безграничной любовью и верой. В кого именно эта вера и любовь, спрашивать глупо. Только один человек во всем свете мог быть достоин такого слепого обожания и волнения.
– Кто тебя просил, а? Ты совсем сбрендил? – Саныч прекратил шипеть на парня, стоило ему только заметить Диму.
Когда его заметил и Кирилл, Дима замер на ступеньке. В ушах снова зашумело, стоило только в глазах парня увидеть дикий страх.
– Таня где? – еле сумел выговорить он, обращаясь сразу к обоим мужчинам.
– А ты ее добить, что ли, пришел, чтоб не мучилась, бедняжка? – полыхнул злостью Саныч и двинулся к Диме, сбросил руку Кирилла, который пытался его остановить. – Какого черта между вами произошло? Ты, гнида, что наделал? – Саныч схватил его за отвороты рубашки шибанул об стену, – Я спрашиваю, какого хрена ты ей наговорил?
– Отвали от него, Саныч. – на площадку из приоткрытой двери выглянул Олег, – Добром прошу, хватит с нее на сегодня потрясений.
Саныч недовольно покосился в темноту коридора за спиной Олега, отпустил Диму и презрительно сплюнул от отвращения всей ситуации, пошел в квартиру, полностью распахнув дверь, отпихнув с дороги Олега, наблюдавшего за шефом слишком пристально.
– Слышь, доктор, ты бы нам еще чего для сердца оставил, не нравится мне Сан Саныч, как бы еще ему врача вызывать не пришлось. – проговорил Олег, при этом не спуская внимательного взгляда с Димы.
– Олег, я Вам выпишу рецепт, только уж Вы сами проследите чтоб принял все Ваш начальник, а Татьяне через пару дней сам все дам, пусть придет ко мне, как договаривались. – голос был Диме не знаком, а когда на площадке показался двухметровый детина с очень умными проницательными глазами, он даже опешил несколько. – У нас новые действующие лица?