Плавание на «Веге»

6 августа. В 3 часа утра показалась земля. В тумане мы прошли несколько в глубь Енисейского залива и были принуждены повернуть назад, чтобы выйти к месту нашего назначения – гавань Диксона. Верхушки мачт «Экспресса» виднелись над островами к северу, и скоро оба судна стали на якорь южнее острова, который мы приняли за остров Диксона; однако, когда через некоторое время к нам подошел «Фразер», оказалось, что наше предположение было неверно. Берег, виденный с нашей первой стоянки и принятый нами за берег материка, на самом деле оказался довольно большим островом, у которого и расположена сама гавань Диксона.

После посещения острова, на котором мы видели выводок куропаток и где д-р Чельман собрал на диоритовых скалах много видов растений, часть которых он раньше не встречал в арктических странах, мы снова подняли якорь, чтобы войти в самую гавань Диксона. Для исследования еще неизвестного фарватера вперед отправился капитан Паландер на паровой шлюпке. В пути он убил медведя – необычайно тучного большого самца. Как и у медведя, которого здесь же убил д-р Тель в 1875 году, у этого в брюхе были только мох и лишайники. Сомнительно, чтобы медведи в этих местах могли летом ловить тюленей, и вернее всего, что пища медведя в это время года растительная, к которой он, возможно, изредка добавляет случайно пойманного оленя. В 1875 году мы видели тут старого медведя-самца, который, по-видимому, миролюбиво пасся вместе с несколькими оленями, конечно, в надежде задрать которого-нибудь из них. Медведи, вероятно, очень обычное явление в этой части северного побережья Сибири, так как в течение немногих дней мы убили еще двух, причем оба были очень тучные.

Гавань, нанесенная теперь на карту лейтенанта Бове, открыта мною в 1875 году и названа гаванью Диксона. Это лучшая из всех известных гаваней на всем северном побережье Азии, и в будущем она, несомненно, получит большое значение для ввоза и вывоза товаров из Сибири. Она со всех сторон окружена скалистыми островами и потому совершенно защищена. Глинистый грунт представляет хорошую якорную стоянку. В гавань можно входить как с севера, так и с юго-запада; при входе все же нужно быть осторожным, так как могут попасться подводные камни, не обозначенные на карте, набросанной лейтенантом Бове с большой поспешностью. Содержание соли в воде, по-видимому, значительно меняется, смотря по времени года, и зависит также от приливов и отливов, но даже на поверхности вода никогда не бывает совершенно пресной. Поэтому ее только в крайних случаях можно употреблять для пищи. Две речки на материке, – одна впадающая в море севернее гавани, другая южнее, – в изобилии дают хорошую воду, если нельзя получить снеговую воду из снежных заносов, до поздней осени встречающихся близ гавани во многих местах в ложбинах береговых уступов.

При нашем прибытии мы увидели шесть диких оленей, пасущихся на острове; одного из них застрелил капитан Паландер, за другими охотились безуспешно. Кроме того, мы видели, как уже было сказано, нескольких медведей, а среди груд камней мы повсюду заметили множество следов пеструшек и песцов. Вообще же высшая животная жизнь представлена здесь бедно. Из птиц видны были только пуночки, во множестве высиживавшие яйца среди груд камней на материке и на островах, один выводок белых куропаток, множество песочников и плывунчиков, виды которых мы точнее не определяли, гаги, чистики и чайки-бургомистры в незначительном количестве, а морянки и нырки в несколько большем. «Пуховиков» здесь не встречается, так же как и колоний кайр, так как в этих местах нет отвесных прибрежных скал. В проливе Лена мы видели стаи рыб, и можно предположить, что рыбы здесь большое изобилие. Кроме того, в известное время года здесь в немалом количестве встречаются тюлени и белухи. На небольшом скалистом острове, близ северного входа в гавань, мы увидели разрушенную избу, служившую, вероятно, пристанищем зверобоям. Руины, если можно применить это слово к разваливавшейся деревянной хижине, были остатками строения, состоявшего из одной комнаты с печью и примыкающей к ней кладовой. Все это указывало на то, что хижина служила летним жилищем звероловов и рыбаков, приезжавших сюда только на время промысла из расположенных южнее, теперь также заброшенных зимовий.

Я уверен, что придет время, когда в гавани Диксона будет множество больших складов и домов, населенных круглый год. Теперь же местность совершенно пустынна вплоть до Гольчихи, несмотря на то что, судя по карте, некогда здесь стояло множество жилищ по берегам реки и моря от устья Енисея до Пясины.

Дома эти давно уже покинуты, главным образом вследствие упадка зверобойного промысла, но также, вероятно, и потому, что простые и невзыскательные нравы старины даже тут, на северном побережье Сибири, уступили место новым потребностям, которые было трудно удовлетворять в то время, когда пароходного сообщения на реке Енисее еще не существовало. Например, несколько десятилетий назад, когда еще по Енисею не было пароходного сообщения, зимовье, находившееся на восточном берегу этой реки под 72° 25’ сев. шир., было покинуто вследствие трудности доставки туда муки.

Зимовья у устья Енисея были в свое время самыми северными жилищами европейских народов.[177 - Самое северное место, населенное в настоящее время европейцами, – датская торговая фактория Тасюсак в северо-западной Гренландии под 73° 24’ сев. шир. Как мало даже в России знают о прежних жилых местах у устья Енисея, видно из: Neueste Nachrichten iiber die n?rdlichste Gegend von Sibirien zwischen den Fliissen Pj?ssida und Chatanga in Fragen und Antworten abgefasst. Mit Einleitung und Anmerkungen vom Herausgeber (К. E. v. Baer und Gr. v. Helmersen, Beitr?ge zur Kenntniss des russischen Reiches. В. I V, S. 269, St. Petersburg, 1841). (Прим. автора)] Расположенные близ голой тундры, подверженные постоянным снежным бурям зимой и густым туманам в течение большей части короткого лета, жилища эти, по-видимому, могли доставлять немного удобств своим обитателям. Трудно поэтому объяснить, почему в такой богатой хорошими землями стране, как Сибирь, для жилья выбирали именно эту местность. Остатки старого зимовья (Крестовское), виденного мною, когда я в 1875 году вместе с д-ром Лундстремом и д-ром Стуксбергом путешествовал вверх по Енисею, производили впечатление, что там когда-то жили прочно и хозяйственно. Три дома, покрытых дерном, сохранились еще в таком виде, что можно было составить себе представление об их внутреннем устройстве и о жизни в них. Каждая изба состояла из целого лабиринта клетушек: жилая комната с прикрепленными к стенам нарами, задняя комната с огромной печью, баня с каменкой для поддавания пара, кладовая для ворвани с большими, выдолбленными из могучих стволов деревьев и пропитанными ворванью корытами; сарай с остатками белух и пр., – все свидетельствовало, что на этом месте когда-то жили оседло и в достатке и любили свой дом, в котором при всей его простоте была сосредоточена жизнь, быть может, более спокойная и радостная, чем это может показаться с первого взгляда.

В 1875 году в Гольчихе целый год прожили приказчик и трое работников. В Звереве жил один человек и в Прилучном – старик с сыном. Все это были бедные люди; жили в маленьких, покрытых дерном избах, состоявших из сеней и прокопченной грязной комнаты с большой печью, деревянными скамьями вдоль стен и высоко над полом расположенными полатями – местом для спанья, укрепленными в стенах. Из утвари находились в изобилии только охотничьи и рыболовные орудия, кроме того были еще котлы, сковороды, а иногда и самовар. Все дома были расположены на берегу реки, так высоко, чтобы их не мог достичь весенний разлив. Вблизи дома лежала куча мусора, никогда, по-видимому, не убиравшаяся, в которой в поисках пищи рылось множество тощих упряжных собак. Из живущих здесь русских только один был женат, но это, кажется, не могло служить примером для русских, поселившихся в этих местах. Мне, по крайней мере, жаловался казак Федор, уже старый и дряхлый холостяк, который в 1875–1876 годах делал несколько неудачных попыток быть у меня лоцманом, что в этой местности среди русских большой недостаток представительниц прекрасного пола. Он часто заводил разговор о преимуществах смешанных браков и, воодушевленный ли воспоминаниями или надеждами, – не знаю чем, – уверял, что для мужчины в этих краях долганка – самая лучшая невеста.

Немного южнее, но еще значительно севернее границы лесов встречаются весьма зажиточные крестьяне в больших зимовьях, состоящих из нескольких домов, обставленных даже с некоторой роскошью: пол устлан меховыми коврами, окна из цельных стекол, на стенах зеркала и множество лубочных картин. Средства к жизни приобретаются торговлей с туземцами, которые со своими оленьими стадами кочуют по тундрам.

Скалы вокруг гавани Диксона состоят из диорита, твердого и с трудом разбиваемого, но легко выветривающегося. Склоны возвышенностей покрыты трещинами и у подножья завалены грудами камней. Они в изобилии покрыты мхами, а в долинах и на полянах Чельман собрал следующих явнобрачных:

Таким образом, принимая во внимание северное расположение местности, наши ботаники собрали немалую жатву. В то же время, наоборот, было мало водорослей, что, впрочем, можно было ожидать по пробам воды, взятым с разной глубины батометром Экмана и показавшим, что содержание соли на глубине было так же незначительно, как и на поверхности, именно всего 0,3 %.[178 - В настоящее время количество соли в морской воде принято выражать не в процентах (%), а в промилле (0/00): 0,3 % = 3 0/00. (Прим. ред.)] Температура воды во время нашего пребывания была приблизительно одна и та же у дна и на поверхности, колеблясь от +9 до +10°. Весной после таяния снега вода здесь, вероятно, совершенно пресная, зимой же холодная и, может быть, такая же соленая, как в придонных слоях Карского моря.

При таких неустойчивых гидрологических условиях мы ожидали встретить на дне очень бедную морскую фауну, но на деле оказалось иначе. Драгировки, выполненные в гавани д-ром Стуксбергом, дали богатую добычу, и найденные формы оказались тождественными с встречающимися в соленой воде на дне Карского моря. Это обстоятельство, по-видимому, указывает на то, что некоторые беспозвоночные могут выносить гораздо большие перемены температуры воды и содержания соли, чем водоросли, и что встречаются виды, хотя обычно и живущие в очень холодной соленой воде на дне Карского моря, однако без вреда для себя могущие переносить значительное уменьшение содержания соли и увеличение температуры воды приблизительно до +12°.

Современные ученые часто делают смелые теоретические умозаключения на основании нахождения северных видов на юге и наоборот. Большой интерес должен представлять для этих ученых факт нахождения одних и тех же видов животных в почти пресной воде с температурой +10° и в воде, охлажденной до –2,7°[179 - Выше было отмечено, что такой низкой температурой, как –2,7°, вода в Карском море не может обладать. (Прим. ред.)] с почти таким же содержанием соли, как в Средиземном море.

Наибольшего внимания, по мнению д-ра Стуксберга, заслуживают: один вид Mysis, Diastylis Rathkei Kr., Idothea entomon Lin, Idothea Sabinei Kr., 2 вида Lysianassidae, Pontoporeia setosa Stbrg., Halimedon breviealcar Gos, один вид аннелида, один Molgula, Joldia intermedia M. Sars. Joldia (?) arctica Gray и один вид Solecurtus.

Плавник, частью только ветви и корни, частью же целые деревья с ветвями и корнями, встречается в глубине двух защищенных бухт гавани Диксона в таком количестве, что мореплаватели без труда могут там запасаться необходимым топливом. Большая часть леса, увлекаемого рекой, не остается у ее берегов, а доходит до моря, где его носит морскими течениями, пока он не впитает столько воды, что идет ко дну, или пока его не выбросит на берега Новой Земли, северной Азии, Шпицбергена или, быть может, Гренландии. Некоторые деревья тонут, не доплыв до моря; часто случается, что стволы погружаются вниз корнем и, достигнув им дна, кажутся точно укоренившимися в песке. Такие стоймя расположенные деревья могут быть помехой для мореплавателей, в особенности в более мелких местах. Одна бухта около гавани Диксона была почти совершенно отделена от моря естественным частоколом из таких стоящих на дне деревьев.

7 августа. «Вега» приняла с «Экспресса» уголь. К вечеру, 36 часов спустя после того, как «Вега» стала в этой гавани на якорь, в точно назначенное время прибыла «Лена». Д-р Альмквист сообщает следующее относительно плавания на «Лене».

«2 августа мы, Говгард, Нордквист и я, перешли на „Лену“ с целью сделать экскурсию на Белый остров. Мы намеревались высадиться на юго-западном мысе для ботанических и зоологических исследований. Кроме того, мы предполагали осмотреть противоположный берег Ямала и посетить живущих там ненцев.

Мы покинули „Вегу“ в 11 часов утра. В течение дня мы видели на юге рассеянные льдины и в половине одиннадцатого вечера наткнулись на большую, приблизительно метров в 300 шириной, полосу льдов, протянувшуюся от северо-востока на юго-запад. Через эту полосу нам удалось пройти без особых затруднений. Ночью мы изредка встречали небольшие скопления разреженных льдин, а утром еще одну полосу значительных масс плавучего льда. Несмотря на туман и дождь, нам постепенно удалось, измеряя глубину, колебавшуюся в пределах от 10 до 3,5 метров, войти в пролив между Белым островом и материком, и 3 августа, в 11 часов утра, мы бросили якорь несколько восточнее южной оконечности острова. „Лена“ стояла на глубине 3,5 метров приблизительно в 1 английской миле от берега. Море здесь было так мелко, что мы принуждены были оставить лодку в расстоянии 300 метров от берега и переходить вброд.

Белый остров состоит из тонкого песка, и только на омываемом морем урезе берега мы видели гальку размером с грецкий орех, дальше же от берега камней не было совершенно. Высшая точка острова, по-видимому, возвышается не более чем на три метра над уровнем моря. Та часть острова, которая заливается водой, – пляж и некоторые бухточки, – состоит из мелкого песка без всяких следов растительности. Там, где поверхность немного повышается, ее покрывают темные и белесоватые мхи и лишайники; среди них, на большом расстоянии друг от друга, находятся кочки, поросшие мелкой травой. Только дальше в глубь острова, по болотистым берегам множества маленьких пресноводных озер, а также около луж и на болотах, земля едва зеленеет. Высшие растения представлены всего 17 видами, все они низкорослы и жалки, и большинство поднимается лишь на несколько миллиметров над песком. {Собранные тут коллекции были определены по возвращении в Швецию д-ром Чельманом, сообщившим следующий список:

} Очень немного растений достигают высоты в 15 дециметров. Ни одного вида ивовых нам не попалось, как и цветов, кроме зеленых или белых. Даже лишайниковая флора была бедна, и ни один вид лишайников не отличался пышностью. Обильнее всего лишайники были на лежащем на берегу плавнике и на кочках в болотах. Более крупный лишайник, как олений мох (ягель), попадается очень редко. Всего было найдено около 80 видов лишайника. Мхов Нордквист собрал приблизительно 20 видов. Сухопутные беспозвоночные были представлены так скупо, что можно было собрать всего три вида двукрылых (diptera), один перепончатокрылых (hymenoptera) и несколько личинок насекомых и пауков. Только подуриды встречались во множестве; они положительно покрывали всю почву у берегов.

Мы видели также несколько стад оленей, но нам не посчастливилось подойти к ним на расстояние выстрела. Нордквист поймал во рве, сообщавшемся с морем, маленькую рыбу из вида налимов. В большом количестве встречался плавник, недавно выброшенный на берег, а дальше в глубь острова там и сям лежали загнившие стволы.

Дождь и туман не дали возможности определить астрономический пункт. Ночью мы пересекли пролив и бросили якорь приблизительно в 1 1/2 английских милях от Ямала, против нескольких самоедских чумов, видневшихся невдалеке от берега. При такой же неблагоприятной погоде, как и в предыдущий день, мы пытались пристать к берегу, но море оказалось слишком мелким. Нам удалось пристать только значительно далее на восток, там, где берег метров в девять высоты круто обрывался в море. За этой возвышенной береговой полосой, состоявшей из рыхлой глины, мы увидели зеленеющую равнину, похожую на богато орошаемую заболоченную тундру с ручейками. Чтобы найти самоедов, мы направились на запад, прошли несколько ручьев, глубоко бороздивших землю, и через полчаса дошли до широкой мелководной реки, которую, однако, невозможно было перейти вброд. Поэтому мы вернулись к нашей лодке с намерением искать места для причала, но так как „Лена“ находилась далеко от берега и ветер крепчал, капитан нашел, что условия не благоприятствуют такой продолжительной прогулке.

Насколько мы могли судить по нашему краткому посещению, растительность в этой части Ямала довольно богатая. В особенности обильно были покрыты явнобрачными и лишайниками прибрежные части, заслуживавшие более внимательных исследований. Наши беглые наблюдения над местной растительностью при их сопоставлении с флорой Белого острова все же могут представлять некоторый интерес. Мы собрали и описали несколько высших растений {По определению д-ра Чельмана, это были следующие:

} и приблизительно 40 видов лишайников. Нордквист нашел фауну этой части Ямала почти тождественной с фауной близлежащего Белого острова. Кроме того, ему удалось найти два вида жесткокрылых.

После 26-часовой стоянки в проливе мы подняли якорь и пошли на восток, придерживаясь желоба глубиной от 10 до 16 метров. Однако выхода этого желоба на востоке мы не могли найти и были принуждены, несмотря на то что находились около восточной оконечности Белого острова, повернуть назад, чтобы выйти через западный выход пролива. На северном берегу острова мы видели много льдин, выброшенных волнами. Эта часть острова, наблюдаемая с моря, ничем не отличалась от той, которую мы посетили ранее. 7 августа мы прибыли в гавань Диксона».

Я назвал пролив между Белым островом и северным берегом Ямала проливом Малыгина в честь отважного русского мореплавателя, который почти полтора века назад впервые прошел под парусами по этому проливу.[180 - Лейтенант С. Г. Малыгин, участник Великой северной экспедиции, прошел через пролив, названный его именем, в 1737 году. Однако нет сомнений, что этот пролив был известен русским мореходам XVII века. На составленной Исааком Массой карте пролив между Белым островом и Ямалом уже значится. (Прим. ред.)]

Ямал редко посещался европейцами, и наблюдения, сделанные ими, рассеяны по таким малодоступным сочинениям, что, быть может, здесь уместно, с указанием на литературные источники, привести важнейшее из известного об этом полуострове. Прежде всего, что касается названия, то оно пишется иногда «Земля Иельмерта»,[181 - На картах в труде Линшотена (Linschоtеn), напечатанном в 1601 году, и в Blavii Atlas Major (т. 1, стр. 24 и 25, 1665) эта земля названа «Nieu West Vrieslant» и «West Frisia Nova». Название это имеет приоритет в печати, но его нельзя предпочесть благозвучному туземному названию. (Прим. автора)] но это неправильно. «Ямал»[182 - В оригинальном труде Норденшельда всюду пишется «Ялмал», между тем как правильное произношение названия этого полуострова «Ямал». Оно происходит от ненецких слов «я» – земля и «мал»—конец. (Прим. ред.)] – происхождения ненецкого и, по объяснению известного филолога д-ра Е. Д. Европеуса, означает «конец земли». Иельмерт же был боцманом у голландского китолова Фламинга, обогнувшего в 1664 году северную оконечность Новой Земли, достигшего места зимовки Баренца и оттуда прошедшего далее на юго-восток. Фламинг при повороте назад не видел земли, хотя все приметы указывали на то, что она должна находиться поблизости; но некоторым матросам его экипажа казалось, что они землю видели. Рассказ об этом голландскому картографу Дику Рембрантсзону ван-Ниропу привел к тому, что предполагаемая земля изображалась на множестве карт в виде большого острова в северной части Карского моря. Этот остров назвали Землей Иельмерта.[183 - Смотри N. Witsen, стр. 902, 1785. (Прим. автора)] Созвучие названий Земля Иельмерта и Ялмал (Ямал) и сомнение в существовании нанесенного на карты острова Иельмерта послужили поводом к перенесению названия «Земля Иельмерта» на полуостров, отделяющий Обскую губу от Карского моря. Но следует заметить, что название «Ямал» не встречается в старейших описаниях путешествий из Европы до Оби. В первый раз мне встретилось это название в описаниях путешествия Скуратова в 1737 году, как обозначение самого северо-восточного мыса полуострова, носящего теперь это название.[184 - Wrangel, Reise, стр. 38, 1839. (Прим. автора)]

Богатые травой равнины Ямала являются летом излюбленными оленьими пастбищами; в эту пору население здесь многочисленнее, чем в других частях побережья Ледовитого океана, но к зиме оленьи стада угоняют на юг. Несмотря на населенность, полуостров Ямал все же является одной из наименее известных частей обширного русского государства. Некоторые сведения о нем можно получить в следующих описаниях путешествий.

Селифонтов, 1737 год. Геодезист Селифонтов совершил в июле и августе путешествие на оленях вдоль берега Обской губы до Белого острова. К сожалению, об этом путешествии, по-видимому, ничего другого не известно, кроме того, что можно найти в сочинении Литке (Viermalige Reise, Berlin, 1835, стр. 66)[185 - Русское издание: Ф. Литке, Четырехкратное путешествие в Северный ледовитый океан. СПб., 1828. (Прим. ред.)] и у Врангеля (Sibirische Reise, Berlin, 1839, стр. 37).[186 - Русское издание: Ф. Врангель, Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю. СПб., 1841. (Прим. ред.)]

Зуев, 1771 год. По инициативе Палласа Зуев проехал по южной части Ямала от Обдорска до Карской губы. Он представил Палласу богатый по содержанию отчет о своих дорожных наблюдениях.[187 - Pallas, Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs. В. III, стр. 14–35, St. Petersburg, 1771–1776. (Прим. автора)]

Крузенштерн, 1862 год. Второе путешествие Крузенштерна[188 - Плавание в Карское море совершил П. П. Крузенштерн, внук знаменитого кругосветного мореплавателя И. Ф. Крузенштерна. (Прим. ред.)] в Карское море кончилось тем, что ему пришлось покинуть судно «Ермак» у берега Ямала приблизительно под 69° 54’ сев. шир. Крузенштерн со своим экипажем вышел на берег 28 сентября без всяких запасов. Очутившись на берегу, мореплаватели, конечно, погибли бы, если бы не встретили ненца, очень радушно принявшего потерпевших кораблекрушение. Он доставил их на оленях в Обдорск, до которого прямым путем было около 500 километров, по ненецким же расчетам – около 1000 километров. В описании путешествия Крузенштерна, которое мне было доступно, нет, к сожалению, дальнейших сообщений относительно народа, с которым ему пришлось сноситься во время этого замечательного путешествия.[189 - Paul von Krusenstern, Skizzen aus seinem Seemannsleben. Hirschberg in Schlesien. Далее я скажу несколько подробнее о двух путешествиях Крузенштерна по Карскому морю. (Прим. автора)]

Вальдбург-Цейль и Финш. Очень обстоятельное и интересное описание природы южной части полуострова Ямал[190 - Deutsche Geogr. Bl?tter. Herausgegeben von Lindemann, I, Bremen, 1877. O. Finsch, Reise nach West-Sibirien im Jahre 1876. Berlin, 1879. Литературный указатель, составлен графом фон-Вальдбург-Цейль, Litteratur-Nachweis f?r das Gebiet des unteren Ob. (Прим. автора)] находится в описании путешествия Вальдбург-Цейля и Финша в 1876 году.

Шваненберг, 1877 год. Капитан Шваненберг высадился в северной части Белого острова во время замечательного плавания, которое он совершил в названном году от Енисея до Петербурга. Он не встретил людей, но оленей и медведей видел множество. Море у берегов было достаточно глубоко для мелкосидящих судов (частное сообщение).

Шведская экспедиция 1875 года. Мы высаживались во время этого путешествия приблизительно в средней части западного побережья Ямала. Чтобы дать представление о полуострове, я сообщу извлечение из моего мало распространенного описания этого путешествия.[191 - Nordenski?ld, Redog?relse f?r en expedition till mynningen af Jenisej och Sibirien ar 1875. Bih. till Kongl. Vet.-Ak. Handl., B. 4, № 1, стр. 38–42. (Прим. автора)Русское издание: А. Е. Норденшельд, Экспедиция к устьям Енисея 1875 и 1876 годов. СПб., 1880. (Прим. ред.)]

«После обеда 8 августа я, Лундстрем и Стуксберг высадились на слегка выступавшем на Ямале мысу к северу от устья довольно большой реки. Место высадки находилось под 72° 18’ сев. шир. и 68° 42’ вост. долг. За низменной береговой полосой приблизительно в 100 шагов ширины поднимался обрывистый вал от 6 до 30 метров высоты, а за ним раскинулась необозримая волнистая равнина. Растительность на равнине была в высшей степени однообразна, но все же гораздо богаче, чем на Вайгаче и на Новой Земле. Однообразие растительности зависело здесь, вероятно, главным образом от однообразия почвы. Твердых пород здесь не встречается. Почва везде состоит из песка или суглинка, в которых я не мог найти ни одной гальки величиной с ружейную пулю или с горошину, хотя искал на протяжении нескольких километров вдоль берегового вала. Даже на дне моря у берега мы не извлекли дночерпателем никаких галек. Это обстоятельство, по-видимому, указывает на то, что береговой лед с Оби и Енисея не приносится в эту часть Карского моря и не тает здесь. В песчаниках здесь также не было найдено окаменелостей, свойственных Енисейской тундре. Если судить по нашим наблюдениям, полуостров между Обской губой и Карским морем очень существенно отличается от тундры, расположенной к востоку от Енисея.

Жителей нам не приходилось видеть, но везде по берегу встречалось множество человеческих следов, часто босых ног, а также следы оленей, собак и ненецких саней. За береговым уступом находилось жертвенное место с возложенными грудой 45 медвежьими черепами различного размера, со множеством черепов оленей, нижней челюстью моржа и т. д. У большей части медвежьих черепов клыки были выломаны, иногда нижняя челюсть совершенно отсутствовала. Некоторые кости заросли мхом и лежали глубоко в земле, другие же, судя по еще оставшемуся на них мясу, были сложены здесь в этом году. Посреди груды были воткнуты в землю четыре деревянных кола. У двух, вышиной в метр, были сделаны наверху зарубки для подвешивания оленьих и медвежьих черепов, частью воткнутых на острие кола или подвешенных на зарубках, частью же нанизанных через четырехугольное отверстие в лобной кости. Два других кола, которые, по-видимому, и были изображениями богов этого жертвенного места, были выделаны из пригнанных волнами корней, на которых было сделано несколько надрезов для обозначения глаз, рта и носа. Части колов, представлявшие глаза и рот, были свежевымазаны кровью, а близ груды костей еще лежали остатки внутренностей только что заколотого оленя. На жертвенном месте находились также остатки костра и куча всяких отбросов, состоявшая из оленьих костей и нижних челюстей медведя.

Жители Новой Земли. Самоедский чум в Маточкином Шаре

Береговые уступы не представляли удобных мест для насиживания яиц кайрами, чистиками, чайками и другими птицами, а вблизи берегов не было островков, на которых гаги и другие виды гусиных могли бы гнездиться; здесь отсутствовала богатая орнитофауна полярных морей. Но в устьях реки все же кружились большие стаи гаг и морянок, а на песчаных отмелях у берега сновали в поисках пищи стаи Calidris arenaria и пуночек. Тишина тундры нарушалась лишь пением жаворонков и соколиной четой с детенышами (Falco peregrinus). Кроме того, встречались следы оленей, а два капкана, установленные на песчаном берегу, указывали, что песцы попадаются в этих местах в количестве, оправдывающем промысел.

Ненецкая семья

Позднее вечером, взяв несколько высот солнца для определения географического положения местности, мы снова вернулись на судно и продолжали путь под парусами, причем один раз нам пришлось проходить между материком и льдинами, сидевшими на грунте на глубине 9–16 метров. Ночью мы прошли мимо места, где стояло пять ненецких чумов, вблизи которых паслось множество оленей. Земля стала теперь совершенно низменной, и море значительно обмелело. Поэтому мы взяли курс на северо-запад и в этом направлении быстро вышли на большие глубины. Несмотря на значительное содержание соли в поверхностных слоях воды и высокую ее температуру (+7.7 °C), мы поймали здесь на поверхности моря одну Clio borealis и множество Copepodae».

Описанная поездка и экскурсия Альмквиста с Говгардом, предпринятая в 1878 году с «Лены», – единственные, насколько я знаю, случаи, когда естествоиспытатели посетили северную часть полуострова, отделяющего Карское море от Оби. Даже норвежские зверобои редко посещают эту местность, главным образом потому, что восточное побережье малодоступно из-за мелководья, а удобных стоянок нет. Но все же норвежцы иногда высаживаются на берег, чтобы набрать воды или обменять у ненцев свои запасы табаку, лишних ножей, старых ружей, пороха, свинца и т. д. на продукты оленеводства, охоты и рыбной ловли. Вначале туземцы убегали при виде приближавшихся норвежцев или, если это им не удавалось, выказывали знаки покорности, падая на колени и склоняя голову к земле, но неохотно вступали с ними в торговлю или показывали им свои богатства. Но с тех пор, как ненцы заметили, что норвежцы не делают им зла, недоверие и низкопоклонство совершенно исчезли. Теперь посещения европейцев радостно приветствуются ими потому, что ненцы имеют возможность получить в обмен предметы насущной необходимости или приятные для них товары и украшения, а отчасти, быть может, потому, что эти посещения вносят разнообразие в жизнь тундры. Когда зверобои плывут мимо низких берегов на веслах или на парусах, туземцы бегут вдоль берега и усердно знаками приглашают чужестранцев высадиться. Если чужеземцы соглашаются и среди ненцев есть люди зажиточные, начинается, по ненецкому обычаю, пир, во многом напоминающий рассказы из времен младенческого состояния культурных народов. Приведенное мною здесь – почти все, что нам известно про Ямал, и из этого видно, что будущим путешественникам по Енисею открывается широкое, еще нетронутое поле для этнографических и естественно-исторических исследований.

Какова зима при устье Енисея? Об этом у нас в настоящее время нет сведений, так как там еще не зимовал ни один научный работник. Но зато большой интерес представляет рассказ о зимовке финна Нуммелина на Бреховских островах близ устья Енисея под 70° 48’ сев. шир.

Я посетил это место 27 августа 1875 года. Летом здесь бывают рыболовы, и благодаря зелени травы и кустарников эта местность производит довольно приятное впечатление.

Дома расположены у пролива между Бреховскими островами, образующими самую северную группу в лабиринте островов, омываемых водами Енисея между 69 1/2 и 71° сев. шир. Сезон рыбной ловли был во время нашего посещения уже закончен, и местность пустынна. Но две небольшие избы и множество покинутых землянок, все в хорошем состоянии, как и множество вытащенных на берег больших лодок и бадей для засолки рыбы, свидетельствовали о промысле, которым здесь занимались в более раннюю летнюю пору. В этом именно месте Нуммелин и провел одну из самых тяжелых зим, о которых рассказывает арктическая литература.[192 - Подробности этой зимовки я привожу частью из личного рассказа Нуммелина, частью по «G?teborgs Handels och Sj?fartstidning» («Гетеборгская торговая и мореплавательная газета») от 20 и 21 ноября 1877 года. Помещенный там впервые рассказ об этом путешествии, насколько я знаю, единственный обстоятельный и написан Шваненбергом и Нуммелином для редакции газеты на основании их дневников. Шваненберг пришел в Гетеборг на своем выстроенном в Енисейске судне на несколько дней раньше. (Прим. автора)]

В 1876 году М. Сидоров, известный своим живым интересом к мореплаванию по сибирским водам, выстроил и снарядил в Енисейске судно «Северное сияние», предназначавшееся для перевозки различных товаров с Енисея в Европу. Судном командовал русский шкипер Шваненберг. Нуммелин служил под его начальством штурманом, экипаж состоял из 18 человек, по большей части сибирских ссыльных. Вследствие различных неудач судно в первый год достигло только устья Енисея, где и зазимовало. Нуммелин и четверо ссыльных остались на судне. Шваненберг с остальными вернулся 28 сентября в Енисейск. Вскоре начались морозы. В течение двух следующих недель температура держалась около 0°; ясная погода перемежалась со снежной и дождливой.

5 октября Нуммелин с командой начал готовиться к зимовке. Он заранее сложил в кучи запас топлива из плавника, чтобы легче находить дрова под снегом.

16 октября термометр показывал в 8 часов утра –4,5°, потом постепенно опускался с каждым днем, а с 21 октября ртуть в течение нескольких дней держалась на –10°. 26 октября было –18°, но в первых числах ноября температура снова поднялась до –2°. 6 ноября ртуть снова опустилась до –17°, но 11-го поднялась до –3,5°. 14 ноября было –23,5°, 21-го –29,5°. На следующий день утром было –32°, а вечером, вероятно, –37°, так как ртуть замерзла и термометр уже не действовал. Эта температура от –30 до –32°, перемежавшаяся с температурами ниже точки замерзания ртути, продержалась до конца ноября, после чего ртуть снова поднялась до –11,5°. 25 декабря снова было –31°, и следующие затем семь дней ртуть оставалась замерзшей, с чем и начался новый год. После этого температура снова поднялась до –20°, но затем так быстро опустилась, что с 16 января ртуть была замерзшей в течение пяти дней. 22 января было –9°. 26-го ртуть снова замерзла, а 29-го показывала –6°. В течение февраля месяца температура не поднималась выше –24°; ртуть замерзала 20, 25, 26 и 28 февраля. Такое же положение было 1, 3, 6, 7, 14, 16 и 18 марта; 22 марта было –7°, 30-го –29°. Апрель наступил при –31°, но затем ртуть так сильно поднялась, что 16-го подошла к –11°, после чего колебалась между –21 и –6° (25-го). 2 мая утром и вечером было –12°, в полдень от –2 до –5°. 8 мая было 0°, 17-го –10,5°, 31-го +0,5°. Июнь наступил при +1,5°. 8 июня в полдень было +11°, в тот же день утром и вечером от +2 до +3°. В остальное время июня и в течение июля температура колебалась от +2 до +21°.

При таких условиях жил штурман Нуммелин со своими четырьмя спутниками в сколоченной из досок избе на Малом Бреховском острове. Как сказано, они поселились в ней 5 октября; 20-го лед был уже так крепок, что по реке можно было ходить; 26-го начались метели, так что нельзя было выйти из дому.

Солнце видели в последний раз 21 ноября, а снова оно показалось 19 января. Температура стояла тогда ниже точки замерзания ртути. С 15 мая солнце больше уже не заходило. Чтобы 19 января мог показаться верхний край солнца, необходимо принять рефракцию почти в 1°. Острова на Енисее низменные, так что горизонт к югу был, вероятно, довольно открытый.

В конце года обнаружилась цинга. Спутники Нуммелина были уголовно-ссыльные, отбывавшие наказание, и от них нельзя было ожидать ни физической, ни нравственной силы бороться с этой болезнью. Все они погибли: трое от цинги, а один во время попытки перейти с Бреховского острова в зимовье на Толстом Носу. Вместо них Нуммелину удалось достать себе двух человек с Толстого Носа и впоследствии еще одного из Гольчихи.