Три истории

–Кто его знает. Я так устроен, да не только я. Большинство таких как я жаждут получить женского внимания, а те в свою очередь жаждут получить внимание мужчин. Ещё с детства мы боремся за внимание матери и отца и требуем его, а когда получаем чувствуем удовлетворенность в этом. Мы с самого детства пытаемся угадить противоположному полу, подстраиваемся под них, терпим и ломаем себя, лишь бы они обратили на нас своё внимание и оценили по достоинству. Мы часто вредим себе ради них, а они в свою очередь редко нам отвечают. Мы и они так похожи, но в тоже время такие разные, когда же наша племя разделилось? Вспомнилась сказка про брата пса и сестру его кошку, вы её знаете?

Внизу на первом этаже было шумно. Гости пели и танцевали. Из толпы выделился мужчина, который в вразвалочку шел к лестнице и поднялся по ней к двум мужчинам – к нам. Этот мужчина был сильно пьян. Его лицо было красное от алкоголя, да и от него самого разило так сильно, что за километр было слышно. Его парадная одежда потеряла былой вид. Манжет был порван. Белая рубашка уже была не такой белой: жирные пятна, красные разводы от вина, на воротнике засох кусок еды. Он шел будто в трансе, не замечая всего вокруг. Кода он заметил двух приятелей возле окна, защурил глаза и блаженно улыбнулся. Двое мужчин молчали и ждали, когда гость пройдет. Тот остановился возле них в довольной позе и из-под лобья посмотрел на мужчин. Старичок раскрыл свои зубы в широкую улыбку, его тело будто в один момент стало тяжелеть с правой стороны, и он наклонился в бок. Он стоял так, будто хотел что-то сказать, но вместо этого просто мялся с одной ноги на другую и глупо улыбался, лишь изредка выдавал несвязную пьяную речь. Но затем он выпрямился, задрал голову как при стойки смирно, набрал воздуху и во всё горло запел:

Вдоль по улице молодец идёт,

Вдоль по широкой удала голова,

Во правой-то руке тросточка,

А во левой папиросочка.

Мой знакомый улыбнулся и подошёл к незнакомцу, который, когда пел, пританцовывал на месте. Он взял его за руку и покружил. Мужичок стал ещё сильнее приплясывать пока не потерял равновесие и не упал. Он засмеялся, а мужчина с нежной улыбкой подал ему руку и поднял его. Я стоял всё это время возле окна и не смел говорить. Моё присутствие игнорировали как старик, так и мой новый знакомый. Затем Мужчина проводил старичка вниз к гостям и исчез в толпе.

Он ушел и долго не возвращался и поэтому я подумал, что он про меня забыл и я не услышу продолжения его истории. И только я решил возвращается к гостям, так мой собеседник вернулся с весёлой улыбкой. От него пахло алкоголем, наверное, поэтому он и задержался, тот старик решил с ним выпить и он не смог отказать. Он снова сел на подоконник и закурил свою папиросу. На этот раз он выдохнул куда тяжелей чем в прошлый раз. Он в одно мгновение стлан прежним: задумчивым и чем-то удручённым. Я молчал – он тоже. Наконец он заговорил.

–На чём это я? Ах, да. Девушка. Женщина. Как же я любил эти глаза зелёные глаза; эти локоны, которые вечно закрывали ей половину правого глаза и она от этого забавно откидывала голову назад, чтобы прядь не мешала; я любил её тонкую талию, как у танцовщицы, а когда она танцевала от её тела нельзя было отвести взгляд, – он говорил это с таким наслаждением, что мне стало не по себе от таких откровенных речей. Он говорил это и совсем не замечал как папироса, которую он так и не потушил и, которая продолжала гореть, отбрасывала пепел прямо на деревянный пол. – В эти моменты я жалел, что не я танцую с ней. Всю жизнь буду жалеть, что тогда уехал колесить по стране, а не остался. – Он призадумался и повернулся ко мне. – Мой друг любил брать меня на всякие неинтересные и бессмысленные гулянья. Однажды мы приехали на дачу к Глафире Андреевне. Вы знаете её? – спросил он меня, на что я отрицательно покивал головой. – Старая дура. Устаивает все эти приёмы и хвастает перед всеми всем своим нажитым. А у самой долгов больше, чем людей в мире проживает. Если бы она была индюшкой, то я давно её бы общипал и оставил так, пусть побегает по двору без перьев, пусть все увидят какая она на самом деле. Эх, как мне не нравилась эта карга с её манерой говорить на французском. И дело совсем не в языке, а в том, что она его произносила. Она тут же уродовала его. Почти в каждой беседе запихивала какую-нибудь цитату, совсем не в тему, да ещё и с неправильным произношением. Её "Ж" так и резала мне ухо. Как же я ненавидел эту пышную старуху, а мой друг очень любил ходить к ней. Ему нравились гости, что там собирались, ему с ними было интересно. Меня же давило их общество, ведь собирались такие же, как и Глафира Андреевна – напыщенные с надутым самомнением. Ещё была у старухи дочурка, которой я видимо приглянулся в начале. Корга вечно подходила ко мне вместе со своей любимицей. Дочурка ни разу не обменялась со мной и словом, как и я с ней. Разговаривали мы с ней через её мамашу. Я пытался быть вежливым и спрашивал её о здравии, а она в свою очередь говорила мне: «Chaque personne a sa propre voie. Вот моя Сонечка, каждый день неустанно работает с учителями. Она у меня смышлёная и такая красивая. В обществе про неё много говорят, про то какая она у меня замечательная. Вы же уже с ней знакомы? Почему бы вам не провести вместе время?» – и всё в таком духе. Я всегда отказывал под предлогом того, что мой друг ждет меня.

–И почему же вы продолжали приходить к ним раз вам так не нравилось? – Спросил я.

–Мой друг звал меня. Мне кажется, что он знал, что дочка положила на меня глаз, поэтому и тянул в это гнездо. Каждый раз, как я говорил ему что не хочу он возмущался "почему ты не хочешь? Когда ты ещё такие приёмы посетишь? Пойдем со мной, а то без тебя мне будет там нечего делать", говорил он, а сам бежал к гостям оставляя меня, почти у самого входа в гостиную. На таких приёмах я чувствовал себя по-особому одиноко, поэтому уходил, как только мой друг совсем забывал про меня, общаясь с приглашёнными гостями.

Он затушил папиросу, которая и так догорала последнее пламя и как-то нежно улыбнулся, смотря в пол, видимо он вспомнил что-то хорошее раз всё напряжение, которое исходило от него на меня прошло.

–Я всегда думал, что не умею общается с людьми, чтобы хоть как-то вливается в их беседы, но как только я стал отдалятся от своего приятеля и перестал посещать с ним его "элитное" общество, а приходил на открытые встречи, разного рода мероприятия, на которых присутствовали люди совсем другого полёта, не то что гости Глафиры Андреевны, то стал замечать, как легко складываются разговоры о вещах, которые в "элитном" обществе моего друга, попусту игнорировали. На этой встречи я встретил Лидию. Она была приятным собеседником и хорошим человеком, но не более. Она говорила правильные вещи, была красива и образована. Любые наши конфликты она разрешала легко и быстро, да так, что конфликтующие выходили чуть ли не друзьями. Она производила впечатление прекрасного человека, но эта картинка не пользовалась успехом. Да красива, да умна, да она умела поддержать беседу, да она была добра к остальным, но она была одна. Поэтому у неё были всегда такие одинокие глаза, пусть и улыбалась она по-доброму. Я всегда смотрел на неё и чувствовал жалость к этой одинокой душе. В семье у них было три мальчика и одна девочка, она была старшей. Всё внимание уделяли её братьям, а её саму отдали на воспитание к тётке в девять лет. Она жила без знания того, какова на вкус и цвет эта родительская любовь и всегда хотела узнать. Тётка же её была черствой женщиной, хоть и Лидия говорила про неё приятные вещи, та в это время не упускала возможности пустить в её адрес мерзкие шуточки и высказывания. Иной раз я хотел обругать эту ведьму, но знал, что если я это сделаю, то Лидии не поздоровится, да и сама девушка обидеться на меня. Я поверить не мог, как в человеке может уместится столько любви к людям, как в ней. Тетка бранила её за каждую оплошность будь это разбитая чашка или некрасиво написанная буква. Когда я узнавал Лидию всё ближе и ближе, я всё больше жалел её и хотел утешить, я хотел забрать её от этой гнилой женщины подальше, я хотел, чтобы Лидия смеялась, а не только улыбалась. Для меня она была ребёнком, что не получил любви родителей и теперь дарит свои гроши остальным, для которых эта любовь даром не сдалась. Я помню, как она пригласила меня прогуляться возле озера, тогда была весна. Она была одета в тот день намного тщательней чем обычно. Белое легкое платье с кружевом, тщательно уложенная прическа, аккуратненькая шляпка, в тот день она была намного красивее чем во все дни. Я же был в своем обычном и от этого мне стало не по себе. Она заметила это и тихо хихикнула моему смущению. В тот день стояла прекрасная погода, мы гуляли вокруг озера и говорили о вещах, понятных только нам. Мне никогда не было так хорошо, как в тот день. Помню, как по глади озера поползли круги – это спустили лодку. Молодые люди, что сидели в ней громко смеялись, разговаривали и подшучивали друг над другом. Тогда я посмотрел на Лидию и зря я это сделал. Её выражение лица было куда печальным чем когда либо, она смотрела на людей с такой тоской, что от этой боли, что сидела у меня под сердцем, я взял её за руку и повел подальше от пристани и от самого озера, подальше от всего этого. Мы шли так довольно долго, она не проронила ни слова. Когда я остановился, она по инерции продолжила идти и ударилась об меня. Я тут же повернулся к ней проверить всё ли с ней хорошо. Она смотрела на меня такими невинными глазами, почему-то только тогда они показались мне настоящими и живыми. Я смотрел на неё, а она на меня, и мы оба не могли сказать ни слова. Уже вечерело, поэтому я решил проводить её до дому, но она стояла на месте и отказывалась идти. Она позвала меня тогда, чтобы сказать кое-что важное и не собиралась возвращаться домой пока не скажет этого. Помню, как она набрала в легкие побольше воздуха и посмотрела своими светлыми глазами в мои и призналась мне. Призналась, как долго она смотрит на меня, не как на хорошего человека и друга, а как на мужчину, с которым хотела бы связать свою жизнь. Мои слова не передадут то, как она говорила это, я лишь сказал то, что понял, а не то, что она сказала мне тогда. Её слова были намного сильнее моих банальных, что говорит каждый, но её… с какой нежностью она говорила их, с каким пылом и честностью. Другие ораторы по сравнению с ней дети и не могут донести мысль так, чтобы люди прониклись к ним, а она могла. Когда она закончила и ждала моего ответа, я сказал ей "иди домой" и пошел вперёд не дожидаясь её. Я не знаю пошла ли она тогда за мной или нет, но в моей голове было так пусто, а в душе всё ликовало и в тоже время, что-то меня волновало, будто что-то сломалось, но я этого не признавал. Я не помню, как пришел домой и что со мной происходило в этот момент, казалось, я был пьян в тот вечер. На утро я проснулся в своей комнате и было мне так хорошо, как небывало никогда. Всё утро я напевал песенки, от которых становилось ещё веселее. Всё утро и тот вечер я вспоминал Лидию и её признание и от этого возникало теплое чувство, но как только я переходил к воспоминаниям о том как я послал её домой, всё сжималось, будто я сделал что-то неправильное, но ещё не понимал этого. Собравшись, я отправился по своим делам, как вдруг на пороге моего дома возник мужчина с письмом в руке. Он спросил меня "знаете Мазурову Лидию Григорьевну?" я отвечаю, что знаю, а он мне говорит "умерла она, повесилась сегодня утром". И тогда мои ноги подкосились, и тогда я вспомнил её слова, которые теперь сидят у меня до сих пор: «люблю я вас так сильно, что жизнь с другим мне будет хуже смерти, а без вас подобно пытки, что будет длится длиною в жизнь и больше. Я не смогу без ваших теплых слов, поэтому прошу вас будьте вы добры ко мне как прежде». А ведь те мои слова прозвучали так грубо по отношению к ней. Как вы считаете?

Он обратился ко мне с мучительным видом. Он явно ждал, что я смогу оправдать его, хоть и сам уже знал, что это не так.

–Зачем же вы тогда сказали ей эти слова, вместо тех, что она хотела услышать? Как вы могли так жестоко поступить с девушкой?

–Я ведь её не любил. Я хотел, чтобы она поняла это с самого начала. Я не хотел, чтобы она любила безответно, видимо я был слишком резок с ней.

Я хотел выкрикнуть ему, какую глупость он несёт. Как же он глубоко заблуждается в сказанном, но я подавил свой гнев и решил слушать дальше, ругая его про себя. Мужчина встал с подоконника и медленными шагами решил пройтись по коридору.

–Я не пошел на её похороны. Я не видел её в последний раз, я не видел в чем её хоронили, я не видел сколько пришло людей её проводить в последний путь. В тот день у озера я видел её в последний раз, – он вздохнул. – От кого-то я узнал, что её тётка хотела выдать её за кого-то, что бы та принесла хоть какую-то пользу. Именно тогда я и решил отправится в поездку, чтобы отвлечься, – он обернулся ко мне в пол оборота. – пройдемте в кабинет, а то здесь довольно-таки шумно.

И вправду, внизу люди не на шутку расшумелись. Смех становился похожим на визг, песни пели всё громче и громче, а гости во всю плясали. Я уже не слышал знакомую мне человеческую речь, я слышал смех и неразборчивое веселье.

Мы зашли в комнату, вдоль стен которой стояли шкафы с книгами по всевозможной литературе, в центре стоял деревянный стол, а рядом находились роскошные мягкие стулья и небольшой диван в углу комнаты. Мужчина сел в кресло, что было задвинуто к столу, я же выбрал место поскромнее, возле стола. Мой собеседник сидел, опершись на руку и смотрел на стол, как могло показаться. Но его взор смотрел куда дальше. Он, не отводя взгляда, продолжил свой рассказ про невесту друга.

–В начале у меня появилась идея разрушить их брак. Я хотел, чтобы мой друг испытал потерю, как и я, когда потерял Лиду, – я посмотрел на него с совсем не понимающим выражением лица. О чем он говорит, разве недавно он не говорил обратное, разве не утверждал, что Лидия его не интересовала вовсе? Он совсем запутался и меня запутал. Но я решил промолчать, чтобы не сбивать темп истории. – В начале я просто интересовался ей как девушкой. Я хотел узнать, какой она человек, чтобы влиться в её круг общения и заполучить себе. Всё шло хорошо. Я очень часто приезжал к ним погостить. Она всегда сидела либо с книгой, либо увлечённая своим вязанием. Мы разговаривали с моим другом именно в той комнате, в которой сидела она. Это выглядело так забавно, мы всегда находились там, где была его жена, мы говорили тогда, когда она была там. Всё это походило на спектакль, который устраивают перед начальством, дабы показать всё самое лучшее. Но как это часто и бывает, она не обращала на это никакого внимания. Вечно увлечённая своим занятием, всегда игнорировала нас, будто мы были частью декора этого дома. Когда мой друг уходил на время и оставлял меня на попечение хозяйки дома, я пытался завести с ней беседы. В начале у меня это хорошо получалось, мы говорили с ней о простых вещах, и она оказалось довольно-таки неплохим собеседником. Я ожидал, что мой друг выберет себе девку под стать ему, но она – она была высокого полёта. Её взгляд, её манера говорить, её осанка, даже её запах говорил о её высоком положении. Почему она выбрала себе в мужья такого человека, как мой друг? Неужто это всё из-за положения? Ну конечно, это брак по расчету, любовью тут и не пахнет, а значит, ему будет всё равно на то, возьму я её или нет.