Во имя себя

– Я понимаю, как это звучит, но есть вещи, которые нам неподвластны. Их нужно просто принять. Ты не сможешь жить без Стефана. Тебе придётся мириться с его семьёй.

– Но я не хочу! – Думала заявить решительно, но получилось как-то жалобно.

– Понимаю. Только боюсь, у нас всех нет выбора.

Матушка пересела поближе к изголовью, потянулась обнять. Я послушно поднялась с подушки навстречу.

– Мы все тебя любим, дорогая. Мы обязательно поможем всем, чем только будет возможно.

Чем возможно?

После ухода матушки стало ещё горше. Тело будто само сжалось на кровати в комочек. Горло свело, но ни один всхлип не нарушил тишину комнаты.

С чего было так плохо? Ведь с детства знала. И приняла.

В эту ночь мне снились тянущие руки и о чём-то просящие призрачные покойницы. У них были белые платья и рубиновые броши, плакавшие кровью. Я не раз просыпалась и убеждала себя, что это лишь бессмысленный сон. Спокойно уснуть удалось под самое утро.

Глава 7

7 травня 7393 г. от с.м.

г. Сужгород, дом Быстрицких

– Уля, а тебе нравятся вересинки?

– Что? – Я отвернулась от окна, около которого сидела на козетке.

– Вересинки? – Светлана взмахнула карточкой из какого-то каталога. Этот был с примерами букетов и всяческих композиций из цветов. Очень в тот год было модно всячески украшать свадьбу растениями. – Таня говорит, что флёрдоранж краше всего, но, как по мне, есть в нём что-то от разбитых надежд, прощания.

– И ничего такого в нём нет! – Таня резко перевернула страницу. – Невестам всегда флёрдоранж в волосы вплетали. Тебя послушать, так это не свадьбы, а похороны были!

– Нет моей вины в столь тонком чувстве прекрасного, баронесса. – Графиня Зарецкая горделиво вскинулась, отчего уже наметившийся второй подбородок подтянулся, а коротковатая шея стала смотреться выгоднее. Это была её любимая поза.

– Уж простите, Ваше Сиятельство, да только Флорже ни о чём подобном не писал, а я ему больше в делах цветочных доверяю. – Таня раскраснелась, как с ней часто бывало в пылу спора, даже лёгкая рыжина в её светлых кудрях стала заметна сильнее. – Уленька, так что ты думаешь?

– Мне милее флёрдоранж. – Светлану хотелось урезонить. Уж не раз я всячески давала понять, что шутки шутками, но через слово разницу в титулах поминать вовсе не смешно. – Но вересинки – это оригинально и свежо. Мария, а ты как считаешь?

Графиня Утомская, устроившаяся в специально поставленном к камину четвёртом кресле, оторвалась от образцов кружева и обвела нас рассеянным взглядом. Те образцы она не выпускала из рук с начала вечера. Из-за особого разреза глаз она всегда смотрелась то ли печальною, то ли усталою.

– Вы о цветах? Что толку спорить, Марфа Григорьевна наверняка уже всё заказала?

– Нет, но матушка крайне рекомендовала жасмин.

Потому что цветок этот летний, но и к фамильным чесменским кружевам, что напоминают морозные узоры, подходит.

– Так что ж ты молчишь! – Таня всплеснула руками. – Жасмин! И правда может интересно выйти.

Наверное, это был первый на свете девичник с такой рассеянной невестой. Я планировала его и приглашала подруг желая начала этой немного пустой, но такой весёлой предсвадебной суеты. Мне хотелось листать каталоги и рассуждать о множестве важных вопросов. Какие будут цветы на платье? Каким кружевом украсить салфетки для гостей, и какой крем предпочтительнее для свадебного торта? Ещё зимой во время семейного визита к Лесковым мы с Таней спорили, может ли свадебное платье быть не белым. Очень уж хотелось ей пойти к алтарю в красном – цвете аиста, под знаком которого она родилась. Думалось на своём девичнике тоже в шутку помечтать о жёлтом платье, чтобы правильные Светлана с Марией возмутились и начали меня переубеждать.

Теперь же всё отравляли мысли о ярине Таниче и его одержимости.

– Уверена, Её Сиятельство организует великолепное торжество. У неё просто изумительный вкус! – Светлана изящным движением взяла со столика фарфоровую чашечку. – Но это всё лишь суета. Уля, что между вами со Стефаном? Каким ты его находишь?

– Он вежливый и обходительный, почтителен к старшим…

«И несколько безвольный, но этого вам знать не нужно».

От таких мыслей стало неловко, и я поспешила закончить всё общими словами. Хотелось поделиться с подругами, каким бывает Марк Прохорович, и тем, каким становится Стефан рядом с ним, но нам в любом случае жить одной семьёй. То, что сейчас сказано будет, и через десять лет в обществе отзовётся.

– Думаю, – улыбнулась почти искренне, – мы поладим. Мне показалось, что я могу рассчитывать на уважительное отношение, а этого вполне довольно.

– Да, боюсь, сердце Стефана уже занято. – Светлана вздохнула и отпила немного чая, выдерживая паузу и приглашая остальных задать парочку вопросов.

Таня фыркнула и возвела очи горе – её жутко раздражала любовь Светланы к такой театральщине.

– И кому же отдано его сердце? – Мария, не поднимая глаз, перевернула пару листов каталога.

– Не знаю, будет ли уместно… – Светлана выразительно посмотрела на меня.

Наверное, нужно было прекратить этот разговор, только о подобной истории матушка не рассказывала. Любопытство – главный мой порок! К тому же в груди вдруг потяжелело, но разве прежде была надежда на любовь? Какая глупость.

– Мне тоже интересно. Хотелось бы больше узнать про своего жениха. – Я улыбнулась

– Тогда не могу вам отказать! – Светлана поставила чашечку обратно и благовоспитанно сложила руки на коленках. – У родителей моей маменьки в Горьковском уезде есть имение Каменка. А соседствует оно с Малинками – имением Паньковых, – она уставилась на меня, словно чего-то ожидая.

– Это девичья фамилия матушки Стефана. – Перед глазами стоял рисунок семейного древа Врековых, которое пришлось заучивать на днях. В нём и правда нашлось достаточно прервавшихся девичьих жизней, что не давало забыть о речах ярина Танича на балу.

Не с этим ли имением рядом нашли ту крестьянку, о которой матушка рассказывала?

– Так и есть! В Малинках живут старшие Паньковы – родители маменьки Стефана. И постоянно гостит кто-то ещё, очень уж они гостеприимны к своим родственникам. И Стефан тоже частенько к ним приезжал раньше, даже жил как-то целый год, кажется. Так вот, с другой стороны с нашим имением соседствует имение Любницо. И живёт там баронский род Осянских. Вот в Наташеньку Осянскую Стефан и был влюблён! И сейчас наверняка про неё не забыл.

– С чего ты это взяла? – Я чуть подтянула тонкие кружевные перчатки.

– Ты что, там такая любовь была!

– И сколько лет им тогда было? – Мария всё-таки взглянула на сплетницу. – Баронесса Осянская уж пару лет как в Булакию отбыла.

– В Булакию? – Таня даже перестала притворяться, что ей это всё вовсе не интересно. – Это же за ней тогда целое посольство приезжало?

Булакия. Посольство. Вспоминалось что-то совершенно обрывочное. И правда, в одно лето прибыла в Сужгород делегация от соседей. После того события ещё полгода в моде было всё булацкое. Дамы даже сменили домашние платья на вышитые халаты. Но вот Осянских…

– Не могу припомнить. Булакцев помню, а зачем приезжали – нет. – Я растерянно обвела взглядом подруг.

– Да и неудивительно, уж года четыре прошло. – Светлана пожала плечами. – Не перебивайте меня! Стефану тогда было лет тринадцать, а Наташеньке четырнадцатый шёл. Осянские не из богатых, но на все детские балы приглашения принимали. Может, надеялись, что Наташа подружится с кем: в жизни всё пригодится. Вот там они вроде бы и встретились.

История оказалась весьма проста. Тихий и необщительный Стефан сдружился с такой же тихой Натальей. Не очень красивая, но миловидная девушка была исключительно воспитана и учтива со всеми. Возможно, эта учтивость и не позволяла ей оставлять нелюдимого паренька совсем уж в одиночестве.

На всех мероприятиях они были вдвоём. Стефан следовал за Натальей всюду и даже присоединялся к другим компаниям, хотя обычно людей избегал. Они встречались не только на балах, но и на пикниках, верховых прогулках. Всё было прилично. Наедине пара оставалась редко, да и возраст их несколько извинял.