Колдунья из Треугольного переулка

– У неё есть какие-нибудь подруги или знакомые в городе? – задумчиво спросил банкир.

– Да нет у неё никаких знакомых, – растерянно ответила Анна и вдруг вспомнила: – Хотя… недавно она ездила с Александром Константиновичем к Картамышевым, и там ей дали почитать одну книгу. – Может, она решила её отдать? – с надеждой обратилась она за поддержкой к соседям.

Все согласно закивали:

– Конечно, могла пойти. Чего ж не пойти?

Тут раздался цокот копыт, и к воротам подъехала больничная карета, из которой легко выскочил доктор Капилло с чрезвычайно сердитым видом.

– Яков, – увидев фельдшера, раздражённо бросил он, – немедленно позовите ко мне доктора Загребельного. Так меня подвести! – Аркадий Константинович был просто вне себя, из его глаз так и сыпались гром и молнии. – Сегодня в три часа он должен был быть на совете Комитета общественного здравия и почему-то не явился. Я вынужден был оправдываться из-за него, как мальчишка, – возмущался он, – чёрт знает, что.

Вперёд протиснулась Евдокия.

– Как это позвать? – взволнованно переспросила она, – Пати с утра в больнице нет… Все удивлённо переглянулись.

– И Джульетты, кстати, тоже нет, – вышла вперёд Тамара. – Где я её только не искала – нигде не могла найти, будто сквозь землю провалилась.

– Да-да, – закивала головой госпожа Вальтер. – Джульетта тоже с утра куда-то подевалась.

– И я искал, – застенчиво подтвердил, выйдя вперед Гриша-Генрих. – Может, она вместе с Маней куда пошла?

Тут только рассерженный Аркадий Константинович заметил, что у ворот собралась целая толпа людей. Увидев впереди заплаканную Анну, которую обнимал банкир Гурович, он слегка покраснел.

– Здравствуйте, господин Гурович, – протянул он ему руку и внимательно взглянул на молодую женщину:

– Что случилось, Анна? – участливо обратился он к ней.

– Маня пропала, Аркадий Константинович, – опустив голову, тихо ответила Анна.

– Нет, детка, – не надо так. Никто ещё никуда не пропал, – мягко поправил дочку банкир.

– Аркадий Константинович, мы можем воспользоваться вашим экипажем, чтобы навестить господ Картамышевых? – спросил он. – Есть предположение, что Маня у них, а свой экипаж мне нужно отправить по одному делу.

– Нет вопросов, уважаемый господин банкир, – охотно согласился доктор, – извольте, конечно. И я тоже с вами поеду.

– А можно и я? – робко попросила Анна.

– Конечно-конечно, – слишком быстро подтвердил доктор и все стали суетливо рассаживаться. На правах человека, знакомого с семьёй Картамышевых, в экипаж попросился и Володя. Банкир сел последним, так как задержался, давая наставления своему кучеру, после чего тот сразу уехал. Наконец, все тронулись с места.

Глава 4. Знакомство с новой роднёй

– Может быть, – предположил Гурович, когда они все выехали за территорию больницы, – этот ваш пропавший доктор и повёл Маню к Картамышевым? Раз их обоих нет?

– Это вряд ли, – возразил Аркадий Константинович, – с какой стати? Ведь у доктора Загребельного сегодня было важное мероприятие, а он человек ответственный.

– А чего мы не через Портняжью[10 - Портняжья – первое название улицы Ланжероновская, имя Ланжерона она получила еще при его жизни, в советское время улица называлась улицей Ласточкина.**На месте левого, если смотреть от театра, сквера, при турках была кофейня Аспориди, в которой утром 14 сентября 1789 года, по завершении штурма, де Рибас с офицерами праздновал взятие Хаджибея. А через пять лет, в день основания Одессы, 2 августа 1794 года, здесь заложили первое здание – дом генерал-поручика князя Г. Волконского» (Олег Губарь).**?В Одессе прообразом первых одесских банков были обычные менялы, которые встречали иностранных купцов и моряков, уже на сходнях пришвартовавшихся к одесским пристаням судов. Пытаясь опередить конкурентов, некоторые менялы встречали купеческие суда уже на рейде, подплывая к шхунам на яликах и выкрикивая в жестяной рупор «наивыгоднейшие» условия обмена валюты.] поехали? – высунулся в окно Яков. – Через Портняжью сподручнее будет.

– Ну и память у тебя, Яков, – улыбнулся банкир Гурович. – Портняжья уже лет пять, как Ланжероновская.

– Это для кого как, – нахмурился Яков. – За модой не угонишься, сегодня она Ланжероновская, а завтра ее ещё как-то переиначат, – проворчал он.

– По Ланжероновской сейчас не проехать, я только оттуда, – объяснил доктор Капилло.

– А что так? – удивленно поднял брови Гурович.

– Так на месте дома Волконского* барон Рено опять что-то начал строить.

– И что ему неймется, – возмутился фельдшер, – и так, уже все там застроил, что еще на этот раз?

– Пока не знаю, – пожал плечами доктор.

– Я знаю, – вмешался Гурович. – Барон Рено будет строить там гостиницу, ресторан и кажется, даже казино.

– Смотрите, – удивился доктор, – а вам это откуда известно? – поинтересовался он.

– Так я ему ссудой помогал, – невозмутимо пояснил банкир.

– Ты что – банкир*, Йосиф?! – уставился на него фельдшер. – Как ты до жизни такой дошёл?– Шёл-шёл и дошёл, – засмеялся Гурович.

– Я тебя утешу, Яков, это не самое худшее место, куда можно дойти, – усмехнулся Аркадий Константинович. – И совсем не то, что ты думаешь.

– А что ж тут думать, – сердито ответил фельдшер, – я что, не знаю кто такие банкиры? Менялы, которые толкутся на углу Дерибасовской и Ришельевской, расставляют свои скамейки прямо на тротуаре и меняют иностранные деньги на рубли.

– Так это когда было, Яков, – рассмеялся Капилло, сейчас менялы с банкирами не имеют ничего общего.

– Как это не имеют, когда имеют, – возмутился Яков, я прекрасно помню, да и само слово банк[11 - Банк – от итальянского слова banco, что означает скамья, лавка, стол, на которых менялы раскладывали монеты. От этого произошли не только слова банкир и банкнота, но и банкрот, первоначальный смысл которого состоял в разбитии стола менялы недовольным клиентом.] означает по-итальянски скамейка.

– Уважаемый доктор, – обратился к нему Гурович, – вы своего фельдшера взаперти, что ли держите? Впечатление такое, что он в городе сто лет не был.

– Никто меня нигде не держит, – обиделся Натанзон, – что я в вашем городе не видел, я сам не хочу никуда ходить, у меня и в больнице дел пруд пруди.

– Я тебе скажу больше, брат, – усмехнувшись, поддержал смущённого фельдшера Гурович, банкиров тоже пруд пруди, – ведь Одесса один из главных банковских центров юга Российской империи, куда от них денешься.

– А все благодаря хлебному экспорту, – заметил доктор, – сколько людей на нем состояние себе сделали!

– И ваш слуга в том числе, – вставил, улыбаясь Гурович.

– Аз-ох-н-вей! – недовольно покачал головой Яков Натанзон. Все замолчали, каждый погрузился в свои думы. Анна сидела, прижавшись к отцу, не вслушиваясь в общий разговор, все её мысли были заняты дочкой.

– А ваш Рено – бывший голодранец, – после непродолжительного молчания упрямо заявил Яков Натанзон. – Приехал в Одессу без гроша в кармане, и быстренько набил здесь свои карманы.

– У тебя неверные сведения, мой друг, – возразил доктор Капилло. – Жан Пьер Рено, или как он себя называет, Иван Петрович, прибыл в Одессу весьма и весьма обеспеченным человеком, поскольку перед своим отъездом продал компаньону свою долю в совместном парфюмерном деле за 50 000 рублей ассигнациями, а это, – уважительно добавил он, – астрономическая сумма. На эти деньги Рено и попытался возродить у нас в Одессе старое парфюмерное дело.

– И что, – свистнул фельдшер, – прогорел? Как говорится, фью его денежки! – злорадно усмехнулся он, – в Одессе люди, поди, не дураки.

– Да, это дело у него не пошло, – согласился Аркадий Константинович, – но на то была веская, не зависящая от него причина. – И какая же это? – иронично прищурился Яков.

– Порто-франко, – коротко ответил доктор. – После того, как Ришелье выхлопотал для нас у императора Александра I статус беспошлинного города, колониальные товары заполнили прилавки всех городских магазинов, в том числе и дешевая кельнская вода[12 - Принято считать, что одеколон увидел свет в 1709 году. Его создателем стал итальянец Джованни Мария Фарина, живший тогда в немецком городе Кёльн. Его дядя предложил на продажу ароматную воду, представлявшую собой спиртовой раствор на основе лаванды, бергамота и розмарина. Фарине рецепт показался слишком простым и невыразительным, поэтому он усовершенствовал его, добавив туда масла цитрусовых растений, кедра и нероли. Получившийся аромат напомнил парфюмеру запах утренней свежести после дождя на его родине в Италии и он назвал его «Кёльнская вода» (Kolnischwasser).]. Что против неё духи Рено? Яков многозначительно хмыкнул.