– А вот и есть, – Агриппина с удивлением рассматривала видавшую виды «Калину», припаркованную неподалёку от мусорки. В машине определённо кто-то был. Но ведь пенсионерка своими глазами видела, как машина въезжала во двор, когда сама она спешила на встречу в скверик. – Глянь-ка. Кто это там? – Она зашагала в сторону мусорки.
– Так это ж Владка Топорова. Ну, социальный работник. Она Петровне продукты носит, когда у той дочь в отъезде, припомнила Марька.
– Точно. Она, – обрадовалась Наумовна и припустила к машине, из которой слышались какие-то странные завывания. Подойдя, она увидела, как высокая фигуристая женщина практически лежит головой на руле и плачет, закрыв лицо руками. Старушка нахмурилась и постучала по стеклу. Вой тут же прекратился. Стекло немного опустилось, явив миру опухшие слезящиеся глаза, щеки в красных пятнах и виноватое выражение лица. – Кто умер? – Новоявленная гроза двора решила не церемониться.
– К-кто? – Влада громко шмыгнула носом и помотала головой. – Никто.
– Так кто-то или никто? – Макаровна оттерла в сторону подругу.
– Никто не умер. Это просто… душа моя смерти моей хочет, – Топорова нашла в бардачке платок и шумно высморкалась.
– Та-ак, – недовольно протянула Наумовна. – Ежели душа помирает, значит, всё куда сложнее и хужее, чем я думала. А домой ты чего не идешь, а здесь воешь?
– А что мне там делать? Там всё равно никого нет, – Влада шумно выдохнула и принялась выбираться из машины, что при её телосложении сделать было проблематично. Широкие плечи и внушительный бюст вообще никак не сочетались с довольно тонкой талией, которая в свою очередь резко переходила в весьма широкие бедра.
Макаровна невольно вздохнула. Вот такая нормальная русская баба подошла бы Петьке, да только он на таких совсем не смотрит. Вобл ему тощих подавай.
– А ты сейчас всё-таки домой идешь? – Прищурилась Агриппина.
– А куда мне деваться-то? – Вздохнула Влада, подхватила пакет с продуктами с заднего сиденья и, закрыв машину, направилась к подъезду.
Наумовна с Макаровной переглянулись.
– Слушай, Топорова, а не хочешь ли ты пригласить на обед двух скромных пенсионерок, которые смогут выслушать твою беду, – поступило предложение. – Вдруг и глянется твоя проблема тебе совсем по-другому.
– Это вряд ли, – она остановилась и оглянулась. – Но обедом я вас накормить могу.
Пенсионерки быстро переглянулись и поспешили за Топоровой. Все же свадеб уже давно не было, а вот скучно было. Нельзя упускать такой шанс натворить добро и причинить пользу.
Квартирка у Влады оказалась однокомнатной. Но с хорошим ремонтом и видом на сквер из окна пятого этажа. Даже балкон был застеклён и утеплен, что не могло не радовать хозяйку. Правда, вряд ли её могли обрадовать две старушки, которые с видом частных следопытов исследуют небольшую квартирку. Потому пришлось действовать исподволь.
– …мясо очень полезно для суставов в вашем возрасте. Его нельзя исключать из рациона ни в коем случае, – уже через десять минут наставительно вещала Топорова притихшим пожилым женщинам.
– Эх, а я только хотела в вегетарианки податься. В моем возрасте тяжелой еды уже и не хочется, – скорбно пробормотала Макаровна.
– Ни в коем случае, – помотала головой хозяйка квартиры.
– Слушай, а чего у тебя ёлка не стоит? Новый год же на носу, – прервала этот бессмысленный спор Наумовна.
Влада сразу же как-то сникла.
– А для чего мне её ставить? В соцобеспечении стоит, там и игрушек, и мишуры хватает, – как-то неуверенно пожала она плечами.
– А плакала ты сегодня чего? – Агриппина оценила толстый бутерброд с индейкой и отложила его в сторону.
Топорова отвела взгляд. Было видно, что говорить ей об этом неприятно, но природная открытость и доброжелательность не позволили ей проигнорировать вопрос.
– Понимаете…, – она вздохнула и опустила взгляд в пол, – был парень один. Мы с ним даже встречались одно время. А потом… ему нужно было уезжать в другой город, и я его отпустила. Там у него были перспективы, поэтому я решила, что нам нужно расстаться. Да и он всегда был красавчиком и умницей, так что мне всё равно рядом с ним ничего не светило. Он бы все равно ушел, чуть позже, – Влада сплела пальцы в замок. – А сегодня я его встретила. Вы же знаете, что я иногда занимаюсь волонтерством в самом социальном центре, где проходят реабилитацию люди, оказавшиеся в тяжелой ситуации. Его туда два дня назад привезли, оказывается. Я хотела с ним поговорить, но он просто начал меня игнорировать. Даже в мою сторону ни разу не посмотрел, хотя, несомненно, узнал. Я в итоге позвонила одной своей знакомой, и она рассказала, что Митька за те тринадцать лет, что мы не виделись, успел сколотить состояние. Что-то там со складами связано, не знаю точно. Но полгода назад вдруг его жена с ним развелась, они с его замом оттяпали его же бизнес, и даже ребенок оказался не от него. Вот такая история случилась. Где эти полгода Митька был, никто не знает. И как он оказался в нашем центре непонятно.
– Ничего себе история, – выдохнула Макаровна, сжевавшая под это дело не только свой бутерброд, но и Наумовны. – Не на одну книгу расписать можно. Прямо сериальная какая-то.
– А плакала-то ты чего? – Агриппина не обратила никакого внимания на слова подруги.
Влада грустно улыбнулась.
– Думала, что забыла. Я ведь даже замужем была целых три года, а его забыть так и не смогла. И сейчас, как увидела его, обросшего, измученного… Всё равно люблю его, как оказалось. Зря я его тогда от себя прогнала, – вздохнула она и шмыгнула носом.
– Да, дела, – Шмелёва задумчиво смотрела на сидевшую перед ней женщину. – Подожди! Сейчас же праздники грядут. Пригласи его к себе, новый год вместе отпразднуете.
Влада опустила голову и снова разрыдалась.
– Н-не… н-не пойдет он. Я уже спросила. Он не хочет меня видеть. С другими сотрудницами нормально разговаривает, а со мной не хочет. Я не знаю, что делать. Я очень хочу ему помочь, но он не желает меня ни видеть, ни слышать. Никакую помощь от меня он не примет, – покачала она головой, зажав себе рот, чтобы сдержать рыдания.
Старушки переглянулись.
– Да уж, – Макаровна зачем-то посмотрела в окно и вздохнула. – Все же в этой жизни нужно все делать вовремя, иначе потом уже незачем. Вот ты его тогда оттолкнула, думаешь, кого он теперь винит в том, что всё так обернулось?
– И кого? – Топорова замерла на месте.
– Тебя, кого ж ещё, – ответила та.
– Марька, окстись. То дело когда было-то? А нам надо здесь и сейчас разобраться, – Наумовна явно что-то придумала, судя по блеску в глазах. – Мужики терпеть не могут жалость к себе от тех, кто им дорог. Так что жалость нужно извести на корню.
– И чем это поможет? – Вскинула голову немного успокоившаяся хозяйка квартиры.
– А тем, что это он тебе будет должен, а не ты ему. Вот, – сияя, как начищенный пятак, заявила старушка. – Мужик хочет быть сильным, хочет добиваться чего-то, хочет быть полезным. Вот и пусть приносит пользу конкретно тебе.
– Как? – Влада определенно не понимала ход мыслей умудренной опытом пожилой женщины.
– А так. Насколько я понимаю, он сейчас себя потерял и никак найти не может. Вот ты ему в этом и поможешь. Заставишь его быть полезным. Пусть он тебе окна моет, ёлку наряжает и салаты строгает, огорошила всех Шмелёва.
Топорова только тяжело вздохнула.
– Вы не понимаете, наверное. Он отказался сюда ехать. Отказался со мной разговаривать. Отказался вообще от всего…
– Именно поэтому мы его и украдём, – перебила её Наумовна.
Марька подавилась чаем.
– Мы… кхе-кхе… что? – Переспросила она подругу.
– Мы украдём для Влады этого обиженного на весь мир мужика и заставим его быть полезным, – вновь повторила Агриппина. – Украдём его из центра, привезем сюда, оставим без одежды и пусть живет тут пару недель. А потом, ежели захочет, то пусть идёт на все четыре стороны.
– И как мы его красть будем? Чай, не кулек с орехами, чтобы можно было просто так живого человека стибрить из социальной организации. Да и наказать могут за это, – прикинула Макаровна.
– Ну вот, ты уже обдумываешь план, – Наумовна усмехнулась. – У Влады в том социальном центре есть связи. Она просто скажет, что забирает мужика на реабилитацию. Но чтобы всё сработало, его надо прямо похитить. Надо, чтобы у него шок был. Это лучше всего работает.
– Совсем из ума выжила? – Марька сурово поджала губы. – В таких учреждениях никто так просто никого не отпустит.