«Вернусь только с Победой…» Фронтовые письма 1941—1945 гг.

У каждого из этих писем своя судьба. Есть письма, начатые перед боем, но дописанные после боя рукой командира. В семью Лихманова С.П. пришла похоронка и вместе с ней одно письмо, которое за него окончил его командир, лейтенант Дутов. Сын солдат успел написать перед боем: «Добрый день! Здравствуйте, дорогой отец! С горячим приветом к вам ваш сын Спартак… Сообщаю, что я жив, здоров чего и вам желаю. Теперь несколько слов о свой жизни, а живу я как и все фронтовики. А как? Дальше, дорогая мамаша и отец, я опишу вам как командир о моем бойце, т. к. Вам сын начал письмо писать, но не успел написать, пошел выполнять свой долг, долг перед Родиной: стоять на посту часовым на границе Советской территории, чтобы не допустить фашистских захватчиков… Ваш сын помер смертью славных на посту часовым. Его сразила фашистская пуля и отняла его молодую жизнь сразу без агонии, наповал, попаданием пули в голову. Мы, бойцы, командиры поклялись отомстить… И мы отомстим… Вы, дорогие родители, не печальтесь, настройтесь лучше работайте в тылу, отдайте все для Победы над фашистскими захватчиками. Ваш сын похоронен с честью воина.

С приветом к Вам лейтенант Дутов»[10 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 100. Из письма Клочковой – сестры Лихманова С.П.].

Ни один день Великой Отечественной войны не был похож на предыдущий. Это мнение всех ее участников. Тишина одного дня отличалась от тишины предыдущего дня. А уж день боев – это особая картина военной жизни, как пишут об этом участники тех далеких дней. Так и наша память о войне разнолика: у участников боев она одна, а у тех, кто ожидал этих участников в тылу, – другая. И вот эта другая память – она не менее долговечная и мучительная.

Уже после 9 мая 1945 г., после радости о Великой Победе во многих семьях вместе с радостью поселилась память о тех, кто не вернулся. И на этих воспоминаниях воспитывались поколения. Без громких фраз, без причитаний, из года в год в семьях погибших вспоминали павших.

Если проследить по письмам, пришедшим в архив, это было, как правило, 9 мая каждого года, после мая 1945 г. В одном из писем от семьи Беклемишевых из Уфы подробно описано, как это происходило. Своего дедушку Вяткина Николая Александровича 1895 г. рождения, внуки не видели, знали его только из рассказов мамы по его фронтовым письмам. «Когда мы были еще маленькими, – пишет его внучка, – особенно сильно помнили 9 мая, потому что в этот день мама обязательно читала письма своего отца и плакала, и сейчас, став взрослыми, мы обязательно собираемся в этот день у своих родителей, и мама читает нам письма дедушки»[11 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 157. Из письма Беклимишевых из Уфы.]. Говорят, что надежда умирает последней. Может, и сейчас, в год 75-летия Победы, кто-то откликнется из тех, кто воевал вместе с Вяткиным Николаем Александровичем из Уфы. Эта семья, как и многие другие, отсылая письма в 1980-х годах, надеялись, что после их публикации найдутся товарищи, которые знали их родственников. Но… Эти письма тогда не были опубликованы.

На войне бывали различные случаи, в частности, когда семья получала извещение о гибели, с указанием места захоронения, а спустя какое-то время оказывалось, к счастью, что человек этот жив. Так случилось и с Алябьевым Александром Захаровичем из Вологодской области, из деревни Кошкино. В годы войны он был наводчиком станкового пулемета Максима. Служил в пулеметной роте 2-го батальона 14-го стрелкового полка, 72-й стрелковой дивизии, 21-й армии 1-го Украинского фронта. В конце января 1945 г. во время наступления, уже на той стороне Одера был тяжело ранен в голову. Пуля вошла в мочку правого уха и вышла в левой части шеи.

Вместе с другими ранеными его подобрали и разместили в одном доме. В ходе боя наши части вынуждены были отступить, и раненые попали к немцам, которые их расстреляли: сидячих, лежачих, кто в каком положении находился. «По какой-то случайности я не был убит, – пишет Алябьев А.З. в своем письме. – И дождавшись ночи, пополз на зарево, думая, что там наши, но доползти до своих не хватило сил и рана в голове и еще оказалось, были обморожены обе ноги. Дождался я своих в одном из сараев, расположенных в поле»[12 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 582а. Из письма Алябьева А.З.]. После освобождения этой территории Алябьев А.З. попал в госпиталь, прошел лечение и был отправлен домой, где его уже никто не ожидал увидеть живым, потому что мать получила извещение за подписью зам. командира полка по политчасти, что «сын Ваш погиб и похоронен на кладбище дер. Булгасер». А в апреле 1945 г. родители получили похоронную из военкомата.

К счастью, это была ошибка. Наводчик Алябьев остался жив, но без обеих ног. Без всяких медалей и орденов за участие в этой операции, где чудом не погиб. И как он сам написал, что не награжден «за те бои, наверное, потому, что считался убитым». Но спустя 35 лет он написал «не из-за славы или награды», а потому что он, Алябьев А.З., инвалид Великой Отечественной, отец взрослых детей. И он хотел бы узнать, что «не один же, наверное, остался жив после того расстрела и если вы напечатаете это письмо, то может кто и откликнется…», и он им скажет: «Здравствуйте!…»

Но… письмо его, как и почти 2 тыс. других участников войны, которые получили в ходе акции «Фронтовое письмо», положили в архиве на полку. Сейчас текст письма включен в сборник, который вы держите в руках. Но сомневаюсь, что его увидит человек, о котором выше шла речь.

Готовя этот сборник фронтовых писем 1941–1945 гг., мы преследовали цель вспомнить о героизме не только авторов писем, но вспомнить и тех, о ком они писали, вспомнить их боевых друзей-товарищей. Из сегодняшнего XXI века они говорят им и нам: «Милые мои! Здравствуйте… С Победой!»

В то же время публикация фронтовых писем и воспоминаний – это «большое, хорошее и полезное дело». И оно будет «памятью, которую мы обязаны бережно хранить и передавать нашим детям, внукам, правнукам», как справедливо написал в сопроводительном письме сын фронтовика Виктор Головин, сам кадровый офицер, который служил в Воздушно-десантных войсках, для которого биография отца[13 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 38. Из писем Головина А.А.] была примером выбора профессии. И он считал, что письма его отца, деда его сына, будут примером служения Родине. Такую точку зрения высказывали почти все, кто присылал письма родных участников Великой Отечественной войны.

Фронтовые письма 1941–1945 гг. – это письма не из далекого прошлого. Это письма-советы, письма-рассуждения о том, как надо планировать жизнь, чтобы она была лучше, радостнее, как воспитывать детей, чтобы выросли здоровыми, грамотными, полезными обществу, и др. Интересно, что эти и близкие им темы были предметом рассуждения людей разного возраста и национальности, разных гражданских профессий и независимо от образования.

Нельзя не вспомнить при этом сержанта Анатолия Марковича Цигельмана и его письма к своей дочери по имени Бебе, хотя писем сохранилось всего несколько штук. Письма датированы июлем 1942 г. из действующей армии, 324-й стрелковый полк, 1-й взвод, 1 рота. Лето 1942 г. – это очень напряженное время на фронте, когда шли бои на всех направлениях. И именно тогда сержант А.М. Цигельман, будучи уверенным, что победа будет за нами, пишет своей дочери 19 июля 1942 г.: «Мое счастье, моя родная доченька, Бебуся. Ты моя радость, как я рад, что получил твое письмо… Бебуся, нужно приложить все силы и старания, но поступить именно в этом году в медицинский. Ты меня этим осчастливишь. Помни, что это моя настоятельная просьба и требование. Помни, нужны врачи – это будет счастьем для тебя и для нас… Береги себя. Скучаю».

Эта же мысль о необходимости учиться – в письме от 22 июля 1942 г.: «Мое счастье, родная доченька Бебуся, твою открытку получил сегодня… Умоляю тебя, приложи все старания и все силы и обязательно поступи в этом году. Помни, что нужны кадры. Бебуся, ты меня, наверное, послушаешь: никаких отступлений… Поступай учиться. Я здоров, настроение хорошее… Крепко целую. Твой навеки папа». Это письмо-завещание было последним. 28 августа 1942 г. в боях за Новороссийск погиб А.М. Цигельман, отец двоих детей, бывший директором Артека в 1935–1937 гг.[14 - А дочь его выполнила просьбу отца: исполнила его мечту, стала педиатром и посвятила жизнь работе с самыми маленькими новорожденными детьми. Но это было потом, а в годы войны она работала в госпитале и училась, работала везде, куда направляли. Из материалов семейного архива Б.А. Цигельман.]

Фронтовые письма раскрывают характер тех, кто их писал, позволяют увидеть уровень образования, отслеживают отчасти национальность автора и т. д. Традиционное «Здравствуйте!..» или «Дорогие мои…» «Милые (милая) мои» иногда отсутствуют, и следует сразу изложение мыслей. Это бывает в двух случаях: письмо пишется короткое, так как впереди бой и нет времени, это во-первых, и, во-вторых, такая форма присуща тем письмам, где автор его недоволен лицом, которому адресует письмо. Но потом, излив недовольство, автор заканчивает письмо обычными фразами: перечислением лиц, кому адресованы приветы, поцелуями и просьбами писать много и часто.

В письмах семейных воинов много советов по хозяйству, по тому, как использовать деньги, и частые возражения, куда семья тратит деньги. «Я не знаю, Зинуся, как тебя еще просить. Ведь сколько раз тебе толковал, получила деньги, сообщи в письме просто “деньги получила”». А ты мне опять пытаешься представить целый финансовый отчет. Сколько я тебе выслал денег, не знаю, не подсчитывал и не собираюсь подсчитывать. Я доволен одним, что деньги, высланные тебе, нашли свое место. Чего и требовалось доказать», – подвел итог Борис Бубиновский в письме к своей жене весной 1942 г.

Стараясь придать бодрости своим далеким и любимым близким, которые были в глубоком тылу, авторы фронтовых писем не только обещали добиваться лучших результатов в боевой и политической подготовке, но высказывали предложение о соревновании. «… Я, как твой муж, а ты моя жена – вызываю тебя на социалистическое соревнование. Я буду беспощадно громить немецких гадов на временно оккупированной или вражеской территории, а ты обязана показывать образцы самопожертвования…

Милая Зинуля! Ты пишешь, что сильно соскучилась. А я-то как! Ты себе представить не можешь. Живу только одной надеждой, что скоро разгромим врага, и я вернусь. О! Это будет жизнь. Спокойная, семейная жизнь на долгие годы»[15 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 289. Из письма Бубиновского Б.Е.], – мечтал Борис Бубиновский в мае 1942 г., не зная о том, что в сентябре этого же года его семья получит извещение, что он пропал без вести во время военного десанта.

Отличительной, особой чертой фронтовых писем является то, что все они проникнуты надеждой на Победу, мечтой на возвращение домой. Это мы отмечаем в письмах, независимо от даты их написания: будь это осень – зима 1941 г. или весна 1945 г. Даже находясь в нелегких фронтовых условиях, наши близкие беспокоились о тех, кто остался в тылу и продолжает их трудовые дела. Это было присуще воинам независимо от их возраста. И как тут не вспомнить Яковенко Якова Федоровича 1901 г. рождения, уроженца Омской обл., село Там-Чилик. Он был призван на фронт в 1941 г. Погиб, т. е. пропал без вести в 1943 г. в боях под Ленинградом[16 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 289. Из письма Бубиновского Б.Е.].

В одном из последних писем Яковенко через свою сестру Марию обратился к своим односельчанам-колхозникам: «Передай вслух на току. Спасибо вам, тов. колхозники, колхозницы, что вы меня вспоминаете, как инициатора полеводства. Привет вам, товарищи колхозники и колхозницы, я узнал, что богатый урожай убираете товарищи, я уже писал вам письмо, жду ответа с току. Маня, напиши и пусть работающие около тебя по строке черкнут. Ужас сейчас одно изучение военного дела. Охота была убирать богатый урожай. Но этот чертов гад Гитлер спортил жизнь. Я очень беспокоюсь обо всем и здесь и об уборке. Работай, Мария, за деньги и за трудодни, будь прилежной, передай почтение бригадиру Е.П. А.М. пишу уже темным вечером. До свидания, сестра Мария.

Твой брат Я.Ф.

…Пиши в письме как идет уборка, писать мне особо больше нечего, наше дело одно – защищать родину. Вы, наверное, читаете газеты, знаете, что враг лезет. Работая на току, особо следи за ворохами зерна, бери мой опыт, как я работал, потому что дожди. Почаще проверяйте… Передай привет тому, кто у нас на квартире, работайте, не скучайте. Нас здесь много таких как я.

С приветом Я. Яковенко. Привет Афанасию и всем колхозникам»[17 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 33. Из письма Яковенко Я.Ф.].

Что здесь можно добавить?! Это и сейчас он, Я.Ф. Яковенко, шлет нам привет из далеких фронтовых лет.

Письма с фронта, независимо от того, сколько лет было за плечами у авторов, наполнены беспредельной жаждой жизни, любовью к Родине и жгучей ненавистью к ордам фашистских варваров, разом оторвавших советских людей от мирной жизни, от творческих поисков и семейных радостей и заставивших их встать с оружием в руках на защиту своей страны. Эти письма пронизаны высокой гражданственностью, тревогой о близких, бесконечной любовью к женам, разлуку с которой они остро переживали. Для многих из них счастье было ярким, но несправедливо коротким. Война разбросала их за тысячи километров.

И словно мало было суровых невзгод военного времени и боли разлуки, солдаты и офицеры иногда по нескольку месяцев подряд не получали писем, хотя их близкие непрерывно писали, это было особенно мучительно, потому что письма были единственной связующей их ниточкой с близкими.

«27.05.1942 г. …Милая Кокалавка! Ты жалуешься, что редко получаешь от меня письмо. Я не знаю, прямо, что делается на этих почтах. Мало того, что воруют, что посылаешь, так и письма не могут доставить своевременно. Ведь я аккуратно каждую неделю писал тебе письмо. У меня рождается подозрение, что уж не образовалась ли в Акмолинске опять шайка воров-почтальонов, подобно шайке жуликов-почтальонов, раскрытой там в 1941 г. Помнишь, я рассказывал, что подвале помещения школы ФЗО обнаружили более 2000 писем и случайных корреспонденций, брошенных туда почтальонами после предварительной проверки их содержимого. Так, наверное, они опять бросают письма куда-нибудь в подвал»[18 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 289. Из письма Бубиновского Б.Е.].

А этих писем ведь так ждали и надеялись.

На фронте адаптация к суровой военной действительности проходила быстро. И молодое военное пополнение в своих письмах домой писало об обстрелах как об обычном явлении. «На нашу роту сегодня наступали эти гады, но мы наступление приостановили. И враг стоит. Но сильный ведет минометный огонь, но и наши не молчат. Оказывается, что было (какие были трудности не на войне) это пустяки, а здесь так тяжело приходится – все приходится переживать… Вот писал, вдруг. …упали несколько мин недалеко от меня. Но я цел. Возможно, следующая, упадет – ничего не поделаешь. Теперь уже такая пошла жизнь»[19 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 76. Из письма Шагвалиева М.М.].

Как бы тяжело ни было на фронте, наши солдаты и офицеры независимо от пола и возраста ВСЕГДА старались в письмах успокоить своих родных и близких.

В августе 1941 г. краснофлотец Кайда Владимир из госпиталя писал домой: «Мама, милая Мама! Самое тяжелое чувство – чувство тревожной неизвестности. Но ничего, крепись, Мама! Наш народ, нашу Родину победить нельзя! Все равно, рано или поздно, но мы победим!»[20 - Там же. Д. 81. Из письма Кайды В.Н.] Это чувство уверенности так много значило для тех, кто был на фронте и в тылу. Весной 1943 г. командир пулеметного расчета, младший лейтенант Перетокин Лев Михайлович писал: «Немец рвется, но мы сдерживаем свои рубежи, нанося ему очень большие потери. Мама, ждите с победой… Вперед на Запад! Враг будет разбит, победа будет за нами! Били, бьем и будем бить немца»[21 - Там же. Д. 1191. Из письма Перетокина Л.М.]. Это было последнее письмо Льва Перетокина. Но он внес свой вклад в Победу в мае 1945 г.

Так думали и действовали все, кто включился в борьбу с «людоедом Гитлером», – как писал политрук Музуров Иван Михайлович. И он отмечал, что «настроение, конечно, сейчас воевать, побеждать, обеспечивать Советскому народу свободную, счастливую жизнь». Его жизненное кредо: «Кто хочет жить, чтобы его Родина была независимой, тот никогда смерти не боится»[22 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 1145. Из письма Музурова И.М.]. Жизнь доказала правоту его слов, но он погиб в бою в Калининской области недалеко от города Торопец.

Находясь на фронте, те, кто совсем недавно был школьником, по мере возможности поддерживали связь-переписку не только со своими родными, но и с товарищами, с учащимися той школы, в которой учились. Когда эти письма с фронта оставались без ответа, следовало повторное письмо: вежливое, без грубости, прочтя которое, вероятно, становилось стыдно нерадивым школьникам. Думаю, что сейчас такие письма вряд ли кто пишет. Вчитайтесь! Ниже провожу текст из письма Полонского В.А., который с 19 лет на фронте.

«10.04.1944 г. Здравствуйте, все учащиеся!

Простите, что я еще раз задерживаю ваше внимание на своих письмах, но вы в ответ мне ни разу не писали, а я хочу знать и рассказать своим друзьям, как учатся мои друзья по школе. Когда я уезжал, то мы договаривались, что вы будет писать все вместе и каждый в отдельности, не улыбайтесь, я ведь располагаю и местом, и временем, и у меня есть условия, чтобы писать вам (это письмо пишу лежа на соломе при мерцании горящего телефонного кабеля).

Эх, вы даже не знаете, как читаются ваши письма на фронте. Слова ваших писем пьют, как человек, которого измучила жажда, и он припал ртом к источнику. С каждым письмом вливаются мощные жизненные силы. А если нет долго писем или они не ласковые, то душа начинает болеть и думаешь, что тебя все позабыли. Читаете вы сейчас и думаете: “Ох, ты нюня!” О, нет, это не сердечная меланхолия, не слабость – это простое человеческое чувство каждого, кто стоит со мной рядом»[23 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 198. Из письма Полонского В.А.].

Да! «Простое человеческое чувство каждого», к нему никогда и никто не мог привыкнуть на войне. Потеря товарищей, когда они падали сраженные пулей, вызывала (по словам фронтовиков) чувство мести, желание с удвоенной силой наступать, идти вперед, чтобы «быстрей дойти до цели».

Фронтовые письма… Трудно перечислить все темы, которые они затрагивают. В них и проблемы повседневного бытия, и рассуждения о смысле жизни вообще и о любви в частности, о девушках, о женах, о женщинах на войне. И очень много писем-мечтаний о будущем, хотя между строк, а иногда и прямо идет рассуждение о том, что не все доживут до Победы. А сколько слов высказано в адрес детей, как завидовали тем, у кого уже есть дети! Письма от фронтовиков в тыл – это была живая линия связи фронта с тылом, информация о себе и желание узнать о жизни своих товарищей.

О роли переписки в годы войны есть немалое количество публикаций, особенно много их появляется в преддверии круглых дат Великой Отечественной войны. Но сколько бы публикаций ни появилось, они не в состоянии полностью передать чувства тех, кто писал с фронта. Пока часть стояла «на месте», бойцы, офицеры и рядовые пользовались временным затишьем и возможностью писать часто, понимая, что в ходе наступления осуществлять это будет трудно. Авторы писем предупреждали: «Если долго не будет от меня писем, чтобы ты напрасно не волновалось, так как может создаться такое положение, что писать никак невозможно. Конечно, на войне все может случиться, но отсутствие связи ничего еще не говорит»[24 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 390. Из письма Ваил М.Б.].

Головченко Матрене Львовне было 46 лет, когда она получила извещение о гибели своего сына Меркурия в ноябре 1943 г. И, несмотря на годы, отсылая в 1980 г. письма сына на хранение в архив, мать Головченко из Днепропетровска в сопроводительном письме написала: «… Я своего сына до сих пор жду. С уважением к вам Матрена Львовна 1897 г. р.»[25 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 188. Из письма Головченко М.Л.]. Жду… И таких были миллионы.

В войну не всегда родные знали, где похоронен их родной человек. Иногда проходили годы и только тогда приходило сообщение с уточнением. Так случилось и с И.Т. Чугуй. Он был политруком, погиб 2 июля 1942 г. на мысе Херсонес. Останки его были найдены в землянке в 1955 г. и перенесены на кладбище в г. Севастополь[26 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 106. Из письма Чугуй И.Т.].

Спустя 75 лет после окончания войны все еще продолжается поиск тех, кто ушел в бессмертие, унося с собой и место смерти.

Фронтовые письма – это сама история. Это память. А человек живет памятью. Вся полнота его духовной жизни зависит от умения помнить то, что не подлежит забвению годы, десятилетия, вечность…Их много, этих небольших, своеобразно неповторимых фронтовых солдатских писем. Прохудившиеся на местах сгиба, письма эти – сама история. Они призывали на борьбу с фашизмом одним своим видом. В углу многих конвертов призывом к мести застыли слова: «Смерть фашистским оккупантам». Нередки и стихотворные строки, полные любви к Родине.

За честь жены,
За жизнь детей,
За счастье Родины своей,
За наши нивы и луга —
Убей захватчика-врага!
Какое дело благородней
Борьбы с захватчиком-врагом!
А что вы сделали сегодня,
Чтоб завершить его разгром?

Но еще богаче духовная сущность писем. Их авторы – люди разных возрастов. Многие из них навсегда остались молодыми. Один из них – Фельдшеров Борис Иванович, который, не закончив десятого класса, в декабре 1941 г. ушел добровольцем. А в неполные 20 лет он уже командовал батальоном в звании капитана. На Сталинградский фронт попал сразу после шестимесячной учебы во Фрунзенском пехотном училище в звании лейтенанта. Затем Курская дуга и последняя битва за Псков. 19 января 1944 г. он был смертельно ранен. Он погиб, но в памяти боевых друзей, родных и близких навсегда остался молодым. Он был и остался человеком, который ни на минуту не сомневался в нашей скорой победе. Этим оптимизмом, уверенностью в своих силах, силах боевых друзей и дышали неровные строчки каждого письма от Бориса, посланного с передовой. По соображениям цензуры жестокие схватки с врагом он буднично называл работой. Он любил справедливость, всегда стоял на стороне правого дела. И эти черты были воспитаны в нем прежде всего его родителями, горячо любимой семьей. В одном из писем он, обращаясь к родителям, так и пишет: «От меня Вам большое-пребольшое спасибо. Я очень благодарен и очень доволен таким воспитанием, каким Вы воспитали меня. Я – первый сын, пускай и остальные двое будут так же воспитаны. Вот победим, тогда все упущенное за время борьбы с этими кровопийцами возьмем…»[27 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 38. Из писем Фельдшерова Б.И.]

В тех случаях, когда в семье не сохранились или в очень плохом состоянии письма с фронта, то родственники прислали фотографии своих близких и их товарищей, как это было с Середой Василием Трофимовичем и его минометным расчетом, командиром которого он был. При этом родственники надеялись, что, может быть, кто-нибудь из тех, кто на снимке, откликнется и расскажет родственникам о последних днях Василия Середы[28 - РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 897. Из письма Середы В.Т.].