Дела стоящие и суета на побегушках. Сборник рассказов

И она увела Филиппа в баню: долго терла мочалкой с мылом, поливала из душа. Филипп терпел и даже радовался: куда лучше керосиновой бочки!

Через полчаса, опять белокожий, мальчишка носился по всему двору. Сам себе отдавая команды, гнался за безмозглым петухом. Перепутав прошлую игру с теперешней, которую только что начал Филипп, за ним спешила сестра Юнка. – Ваше Величество! – звала брата Юнка. Она забыла, что вчера, поссорившись с непослушной подданной, король – Филипп, не колеблясь, отрекся от престола, и сегодня за петухом во дворе гнался совсем не король, а простой Карлсон.

Дела стоящие и суета на побегушках

Рассказ

Когда на улице капает, капает, да ещё лёд под каждой лужей, в такую погоду гулять не так уж и весело. А если у тебя к тому же перевязано тёплым платком горло, то выпроситься во двор нечего и пытаться.

Решив это про себя, Филипп сел к телевизору. Собирался посмотреть что—то толковое, пока мама не спохватилась выключить. И что же? Ученые люди с экрана объявили: всех на Земле посчитали перед самой ёлкой. Насчитали семь миллиардов, 137 миллионов, пятьсот семьдесят семь тысяч и еще семьсот пятьдесят людей. Но, чтобы совсем—совсем точно, так не посчитали! Посчитали с ошибкой! Кого—то на Земле забыли! Забыли!

Может человек такому делу радоваться? Не может! И Филипп бросил пультик. В комнате стало совсем тихо.

В углу большого дивана, без единого звука, сидела сестра Юнка и, не отрываясь, гляделась в мамино зеркальце. Все было просто: со вчерашнего дня в её уши воткнули жемчужные сережки. Радость такой перемены подействовала оглушительно. Второй день никто в доме Юнку не слышал, а с тех пор, как нашлось мамино зеркальце, она и вовсе стала пропадать из виду. Пряталась в укромных местах и замирала перед зеркальцем.

Филипп подошел, влез с ногами на диван.

Нужно сказать, что его сестра, Юнка, арифметику считала великим делом. Она обожала шестилетнего брата и искренне верила в его несравненную ученость. Ей самой дело это поддавалось плохо. Но Юнка не унывала. Скандальные истории, когда к десяти положенным пальцам неожиданно объявлялись один—два лишних, умная голова улаживала с ходу:

– Слава Богу, все! Все на месте! —кивала она, точно, как это делала бабушка, и тут же уносилась – поминай, как звали!

Филипп придвинулся поближе, чтобы начать дельный разговор.

– На земле семь миллиардов, 137 миллионов, 577 тысяч и еще750 людей!

– сказал он.

– Но это приблизительно. Точно никто не знает!

– Даже ты? – удивилась Юнка.

Филипп скромно потупился: – Никто!

Продолжать было без толку: сестра опять уставилась в зеркальце, и он снова включил телевизор.

Лысый человек на экране часто повторял красивое слово «кризис». Не все было ясно, но догадаться можно: и этот банкир, и все его приятели стали бедными! «Кризис» обокрал всех под чистую!

Чтобы уж совсем прямо – так лысый денег не просил: стеснялся!

Но решился объявить своё горе по телевизору, чтобы добрые люди пожалели да помогли, кто чем может.

Догадку эту Филиппу подсказал случай.

Два дня назад по пути в город в утреннюю электричку, которая возила их с бабушкой мучиться к городскому стоматологу, вошел мальчишка—цыган со старшей сестрой, стал в проходе, огляделся веселыми блестящими глазами по сторонам и затараторил громко, как стихи: – Люди добрии! Мама, папа умерли! Мы с Дону приихалы, вертаться збираемси… ПоможИте, люди добрии, хто скильки можить!

Сестра его растянула гармошку, висевшую на плечах, а мальчишка запел звонким бравым голосом: « Хде Вы таперь? Хто Вам цилуить пальцы? Куды убёг Ваш китайчонок Ли?…»

Всё, что было в песне: и беглый китайчонок, и красивый лиловый негр, и старинная машина, которая носилась по чужеземным улицам—закоулкам лучше всякой новой иномарки, всё это заворожило Филиппа. Очнулся он, когда бабушка совала крупную жёлтую монетку певцу в кепку.

– Бабушка, ещё дай! У них все умерли! – заволновался Филипп, близко оглядывая певца и гармошку.

– Живы все, слава Богу! – отвечала бабушка. И, сердито отвернувшись к окну, продолжила в полголоса, но так, чтобы слышала соседка, сидевшая напротив: – Стыд какой! Куда только власть смотрит?

Соседка напротив сразу обрадовалась и согласно закивала. Она тоже считала, что на цыганятах власть промахнулась, а всё потому, что смотрела не туда, куда хотелось и бабушке, и соседке, а в какую—то совсем другую сторону.

Лысый в телевизоре на гармошке не играл, песни не спел, но, кроме добрых людей, на кого ему было надеяться?

Несметная армия добрых людей, к которой Филипп, само – собой, причислял себя, помогает всем, кому не повезёт. Если не повезёт… Если совсем—совсем не повезёт…

Тут его мысли бросили банкира и дружно перепрыгнули к брату Юрке. Был у братца такой невезучий случай! На осенних каникулах Юрка размножил на отцовском принтере скандинавские кроссворды и мечтал «загнать» их в электричке, чтобы « карманные» деньги потекли к нему рекой… План свой брат держал в секрете. А секрет – раз, и открылся

Случилось это в тот день, когда Филипп с бабушкой возвращались с обновками из города. Поезд « Ириновского направления» до станции «Ладожское озеро» уже собрался отправиться, когда в двери их вагона влетел Юрка. Успел! Стоя в проходе у самой двери, стряхнул дождинки с куртки, выдернул проводки из ушей, выхватил из рюкзака пачку печатных листков, уверенно вскинул руку и начал :

– Скандинавские кроссворды! 12 листов за шесть рублей!

Узнав своего внука, махавшего листками в другом конце вагона, бабушка изумлённо ахнула:

– Матерь Божья!

Она мигом отвернулась к окну и притянула к себе Филиппа:

– Филипп, люди кругом! Молчи, ради Бога! Молчи, не высовывайся! Очень тебя прошу!

Губы её шептали прямо в ухо. Филипп насторожился. Он не понимал: с чего тут волноваться и почему молчать? Недовольно высвободился, отстранился, но ослушаться не посмел. Сидел, молчал и упорно следил за братом.

В вагоне тихо, на звонкий призыв никто не откликается. Но Юрка не хотел этому верить.

– Так, слушаем внимательно! – продолжал он властно, как воспитательница.

– Скандинавские кроссворды! Шесть рублей за 12 листов. Считать умеете? Шесть рублей за 12 листов!

Вагон безмолвствовал.

Терпение кончилось, Филипп не выдержал и вскинулся: он хотел всех образумить. Один листок скандинавских кроссвордов всего пятьдесят копеек! Он – то считать умеет…

Но образумить не получилось.

– Выходим, выходим! Бабушка тут же ухватила его за руку и потащила за собой к ближнему выходу. Народу было столько, что они запутались, вышли не на своей остановке, а гораздо раньше. Состав дернулся, двери закрылись, электричка с Юркой и скандинавскими кроссвордами покатила вперед, а они остались на чужой платформе.

Откормленные пассажирами голуби лениво топтались малиновыми лапками в мелких лужах, выбирая рассыпанные зёрна и крошки, а бедные голодные воробьи сновали между сытыми собратьями, подбирая остатки.

– Давай присядем! Следующая не скоро… Бабушка села на вымокшую скамейку.

Сбивчиво и уже не так решительно, как в вагоне, она принялась объяснять, что никому в семье знать про Юркины кроссворды не следует. А потому, пусть Филипп всё это поскорее забудет.

– Как это я забуду? Я ничего не забываю! Это ты всё забываешь, а я н—е—е—т…!

– Ну, не то, чтобы забыть… Просто не говори, ни отцу, ни маме… Если отец про Юркины торги узнает, скандал будет до небес! Прошлый раз, когда сам в дневнике расписался, сколько он в бане сидел, помнишь? А что ему теперь светит, даже представить страшно! Ты большой мальчик, должен понять: мало ему не покажется! А промолчишь, я с ним сама разберусь! Всё, Бог даст, и уладится…