– Я не дурак!
Мальчик нахмурился, отпустил решетку и сжал кулаки.
– А читать ты умеешь?
– Нет. Я же в школу не хожу!
– И я не хожу, но читать умею. И считать тоже. Меня мама научила. Она учительница.
– А зачем ходить в школу, если мама учительница? Она не может тебя сама учить?
– Она учительница только по двум предметам, а в школе учат намного больше.
– Читать и считать умеешь, зачем больше?
– Ты и, правда, дурак!
Я рассмеялась. Мальчик обозлился, вздул ноздри и топнул ногой.
– Не называй меня так!
Я услышала за спиной голоса и быстро шмыгнула в кусты, призывая мальчика замолчать.
– Вот возьму тебя и выдам! – сказал он. – И тогда узнаешь, какой я дурак.
Я цыкнула на него.
– Хорошо, – шепотом сказала я, – ты не дурак. Только помолчи, пожалуйста.
В этот момент к нему подошла какая-то бабушка. Она проходила мимо, услышала его голос и заглянула за кустарник. Ее лицо было испещрено морщинами, и именно так я представляла себе старуху, которой сто лет. Она взяла мальчика за плечо.
– Девочка, а ты почему одна?
– Я мальчик!
– Ох, а космы-то отпустил, как у девчонки. А родители твои где?
– Мама там.
Он вышел на тротуар и показал в ту же сторону, что и раньше.
– Видите там женщину? Она гадает. Это моя мама.
Старуха резко одернула свою руку от мальчика и отряхнула ее о другую руку, словно вымазалась в грязи.
– Цыган?! – ее участливый тон как ветром сдуло. – Тогда понятно.
И она пошла дальше своей дорогой. Голоса позади меня стихли, и я вылезла из своего укрытия. Подошла к забору и с любопытством воззрилась на мальчика.
Мне не доводилось видеть цыган, но я помнила, как мама пренебрежительно рассказывала нам с папой о своей встрече с цыганами на рынке. Кажется, цыгане хотели кого-то ограбить, и только благодаря маминой бдительности преступление удалось остановить. Она называла их мерзавцами, мошенниками и грязными оборванцами, и я сделала для себя выводы, что цыгане – скверный народ и лучше держаться от них подальше.
Я снова пробежала взглядом по мальчику. Я не знала, как выглядят мошенники и мерзавцы, но грязным оборванцем его назвать не могла. Его одежда хоть и выглядела изрядно поношенной, но была чистой и целой. Только пуговицы одной не было. И даже грязь под его ногтями и спутанные и лохматые волосы не характеризовали его как грязнулю. Возможно, его волосы спутал ветер, а ногти замарались от игры в земле – мне же неизвестно, чем он занимался до встречи со мной.
– Ты – цыган?
– Да.
– А твоя мама – цыганка?
– Конечно.
– А мне она может погадать?
Юраш прищурился и посмотрел на меня оценивающе из-под своих пушистых черных ресниц.
– Не знаю. У тебя деньги есть?
– Нет. Но у меня есть сережки.
Я показала мальчику на свои уши. В них были вставлены золотые серьги на петельке в виде бабочки.
Он несколько секунд продолжал меня буравить своим пронзительным взглядом, а потом сжал губы, и, как будто смирившись с неизбежным, сказал:
– Пошли.
Я прокралась вдоль забора, не забывая следить за тем, чтобы не попасться никому на глаза. От остальной территории парка, а, главным образом, от асфальтовой дорожки, меня отделяли пышно цветущие кустарники, и я надеялась, что их листва служит мне надежным прикрытием. Я добралась до ворот и выбежала наружу.
Цыганка гадала молодой женщине по руке на другой стороне улицы, где за пальмами и кустами прятались невысокие дома, отличающиеся внешней отделкой и этажностью. Мимо проходили люди: одни из них шли на пляж, другие – оттуда возвращались, в их движениях не было спешности, но я замечала, как они ускоряли свой шаг или переходили на другую сторону, завидев цыганку. Словно она была прокаженная.
Мальчик, взяв меня за руку, повел к своей матери. Машин на дороге не оказалось, и мы беспрепятственно пересекли ее. Приблизившись к цыганке, я разглядела ее лучше. Крупная и высокая женщина с маленькими хитрыми глазками и длинным крючковатым носом. Своей одеждой и манерой поведения она не походила ни на одну из женщин, которых мне приходилось встречать ранее. На ее голове был легкий красный платок, из-под которого свисали длинные черные кудри, а тело украшали синяя юбка в пол с красными маками, пестрая кофта с длинными рукавами и пару крупных бус из желтого и синего стекла, и от этого обилия цветов у меня зарябило в глазах. Неужели именно так и выглядят мерзавцы и мошенники?
Женщина отпустила клиентку, спрятав полученные от нее деньги под лиф своей блузки, и воззрилась на нас. Ее сын заговорил с ней на непонятном мне языке, указывая на меня пальцем, и мне стало неуютно, потому что я подумала, он жалуется ей на то, что я назвала его дураком.
Но вместо того, чтобы осерчать на меня, женщина коснулась моего лица, провела пальцами по ушам и улыбнулась. От этого ее нос почти коснулся губ. Улыбка цыганки мне показалась доброй и приветливой, и, несмотря на ее диковинный наряд, я расслабилась и расположилась к ней.
– Что ты хочешь узнать у меня, деточка?
Я протянула к ней правую руку.
– Скажите мне, я выйду замуж за Марка?
Одной рукой женщина взяла мою кисть, а второй накрыла ее своей ладонью. У нее были короткие круглые ногти, окрашенные красным лаком. Местами он облупился и обнажал грязь под ногтями женщины. Но, как и в случае с мальчиком, это был единственный признак ее нечистоплотности, в ее одежде я не заметила неряшливости.
– Кто такой Марк? – спросила она.
В ее голосе я слышала убаюкивающие нотки, с какими мама читала мне на ночь.
– Это мой друг.