– Придумали как-то насмешники боги, – тихим медленным перебором продолжил дракончик.
– Чтоб в небо не рвались, внушили, играя,
Что людям роднее земные дороги,
Что дети небес по земле не гуляют.
Чтоб в небе не видели путь свой желанный,
Судьбы не искали незримую нить… – его голос вновь зазвенел, заполняя все помещение. А после Личи тихо-тихо продолжил.
– …Недаром, наверное, крылья забрали –
Чтоб жизнь нашу хрупкую нам сохранить.
А-а-а, а-а-а-а-а…
После последнего проигрыша ненадолго воцарилась тишина. А потом притихшие люди начали хлопать, сначала несмело, но дальше все сильнее и сильнее.
Личи улыбнулся, благодаря слушателей.
– Она просто невероятна! – воскликнула я с чувством. – Пожалуйста, дай мне слова этой песни! Я теперь без нее жить не смогу.
Дракон рассмеялся и с готовностью подсел ко мне:
– Есть, на чем писать?
Я быстро разыскала лист и карандаш.
– А я пока подумаю, что нам еще сыграть… – продиктовав несколько строк, задумчиво протянул дракончик. – О, может быть “Не верь…”
– Личи, не начинай! – строго окликнул Гефар от стойки.
Дракон бессловесно сыграл несогласие.
– Личи, ну чтоб тебя, ты же знаешь, чем это закончится… – устало вздохнул хозяин.
Тот ухмыльнулся, изобразив на гитаре что-то философское, отчего-то напоминающее по интонации “Что ж делать, такова жизнь”.
– “И сменится солнце коварным ненастьем…”? – повторила я последнюю записанную строчку.
– “Звон смеха затихнет вдали безответно, уйдет она тихо, осколками счастья” – почти пропел дракончик, подсказывая.
Краем глаза я заметила, как Гефар обменялся парой слов с одной из девушек?работниц, и та растворилась в толпе.
– “Твой путь заклеймит…”?
– “…своим росчерком резким”, – подсказал дракон. – “И кровью отплатит тебе за незнанье”…
– “И смерть ее станет твоим наказаньем”… – прошептала я.
На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием карандаша по бумаге. Потом Личи вдруг перегнулся через меня и ловко схватил за подол разносчицу почти у самой двери.
– Элочка, золотко! Далеко ли ты? Иди-ка сюда, – он осторожно, но безапелляционно привлек ее к себе и усадил на коленки, обняв за талию. Она растерянно метнула взгляд на хозяина. Нет, она не то чтобы была не рада такому положению, но в этот момент явно должна была делать что-то другое. Личи же тоже взглянул на трактирщика, в глазах его мелькнуло торжество.
– Что, Гефар? Не удалось?
Тот философски пожал плечами.
– Ты уже дописала? – Личи глянул на меня с легким нетерпением. – Ну давай. “Чтоб в небе не видели путь свой желанный…” А ты ступай, работай, – он отпустил девушку и та, сделав несколько несмелых шагов, обернулась. – Давай, я за тобой слежу.
Она со вздохом взглянула на Гефара и вернулась к своим обязанностям. Личи же взял гитару и начал наигрывать немного тревожный мотив.
– Не спи, не спи, беги, ускоряя шаг,
Гони наваждение прочь и не верь мечтам,
Когда распахнется над миром бескрайняя высота, – отчетливо деля на слоги, протянул он последнее слово.
– Не смей, не смей верить сладким ее речам.
На зов не иди, помни свой дом и путь.
Не дай, не дай ей заставить тебя свернуть.
Не рвись в небеса, на голос ее теней,
Ей не впервой таких срывать с цепей, – почти прошептал Личи отрывисто. И сменил игру на нежный перебор.
– Там в небесах лишь межзвездная пустота,
Ты долететь не успеешь, захочешь вернуться сюда.
Только, ты помнишь – спускаться всегда трудней.
Так и останешься тенью среди теней, – игра вновь стара бодрее и тревожнее.
– Будешь скулить и, глупо мечась в пустоте,
Плакать и видеть лишь горькие сны о земле.
И, в исступлении, не найдя на терпение сил
Метнешься назад, облака сшибая в пути.
Но, падая, крылья воздухом жженым спалишь…
Ты встретишься с ней. Но уже никогда не взлетишь, – доиграл он печальным перебором.