Черное стеклышко

Черное стеклышко
Нина Стожкова

Лара находит на берегу Черного моря прозрачный камень. Кусочек темного стекла, когда-то выпавший из очков и обкатанный волнами, поднимает в душе женщины воспоминания, давно и надежно спрятанные в дальнем уголке памяти. Насилие и страх, презрение и обида, страсть и холодность – все грани странных отношений двадцатилетней давности, принявших совсем иной оборот, чем казалось вначале, постепенно всплывают в памяти Лары.

Эта штука блеснула в воде так соблазнительно, что Лара поневоле нагнулась к ней. И тут же обругала себя: вечно она, как сорока, кидается на все блестящее. То на дешевую и яркую, явно не по возрасту, бижутерию, то на эффектных мужчин, которые в итоге оказываются не той ориентации. Теперь вот запала на стекляшку, обкатанную морем…

Женщина рассеянно покрутила в руке находку и внезапно почувствовала, что она завораживает, притягивает, словно внутри этой пустяковины скрыта какая-то тайная магия…

Стеклышко оказалось неправильной формы, изрядно обкатанное волнами, необычного, дымчато-серого цвета. Так мог выглядеть кусочек метеорита, плюхнувшегося миллионы лет назад в Черное море. Или крупный камень, выскользнувший в воду из кольца модной курортницы.

«Да это же осколок стеклышка, выпавшего из темных очков!»– внезапно догадалась Лара. – Наверное, кто-то из отдыхающих давным-давно обронил очки в море, стекло выпало, а волны обточили его».

Лара повертела находку в руках. Лучи солнца обтекали округлые поверхности, почти не отражаясь от них, и женщина уже собиралась бросить бесполезную находку под ноги. Вдруг один луч, зацепившись за какой-то незаметный скол осколка, ударил ее по глазам.

«Тогда, в Ялте, он тоже был в темных очках», – вдруг вспомнила Лара. Она попыталась прогнать давно, казалось, забытое воспоминание, но как это часто бывает, чем большее усилие она над собой делала, тем ярче всплывали в памяти те три дня. Наша память – коварная штука, вроде ящика Пандоры: спрячет до поры до времени в укромных уголках все самое темное и, казалось, давно забытое, а когда покажется, что воспоминание выцвело, как на старой фотопленке, и давно исчезло – оно вдруг явится, да так внезапно, что ударит не только по глазам, но и по сердцу. Словно ее личную «фотопленку» памяти обработали каким-то сверхновым составом, не забыв проставить на каждом кадре дату.

Лариса достала из пляжной сумки полотенце и опустилась на песок. Боже, оказывается, она помнит те три дня по часам, если не по минутам. Как будто все случилось вчера, а не двадцать лет назад…

– Везет же некоторым! – завидовали ей тогда в редакции. Еще бы! Ларисе, «без году неделя» работавшей в Агентстве, внезапно досталась командировка в Ялту. Да еще в середине июня, когда в Крыму не слишком жарко, но уже можно купаться. В общем, Лара чувствовала себя так, будто выиграла в лотерею. К тому же начальство договорилось, чтобы Ларису с коллегой-фотографом поселили в шикарную гостиницу для интуристов, куда рядовым советским гражданам вход заказан. В ответ на расспросы сослуживцев Лариса только загадочно улыбалась. Не объяснять же всем и каждому, что курортный сезон в разгаре, мест в гостиницах нет, а начальство в самый последний момент снизошло до них, рядовых сотрудников, и позвонило «кому надо». Между тем, и коллеги из отдела, и клерки из секретариата, и художники из соседней редакции, и водители, и даже уборщица тетя Дуся – все посматривали на Ларису с хитроватым ехидством. Мол, не успела на работу устроиться – и сразу же барышне выпали недельные каникулы в Ялте. Видать, неспроста ее взяли в Агентство…

Лариса в ответ по-прежнему молча улыбалась. Она-то попала в Агентство по чистой случайности, однако вскоре с удивлением узнала, что здесь все – даже уборщицы, не говоря уже о корреспондентах, секретаршах и курьерах, чьи-то дочки, племянницы или, в крайнем случае, соседки по даче. «Блатные» коллеги не раз намекали Ларисе: дескать, не надо строить перед нами «крутого профессионала». Молодая аппетитная разведенка, мужчин в руководстве полно, уж, наверное, с кем-нибудь да познакомилась поближе…

Впрочем, подобные сплетни Ларису лишь забавляли, не мешая радоваться внеплановому подарку судьбы. Она обожала Южный берег Крыма, с детства помнила его душистый травяной зной, сине-зеленые краски и колючие на ощупь, раскаленные, как сковородки, скалы, выраставшие из моря. Лара давно мечтала побывать в старой Ялте, побродить по ее горбатым улочкам, ведущим к набережной, вволю поплавать в любимом Черном море, когда основная работа будет сделана, посидеть в темноте на балконе, глазея на огоньки корабликов на горизонте. В глубине души она понимала, что завистники правы, и ее командировка больше смахивает на отпуск, однако отмахивалась от сплетен и тихо радовалась – как ребенок, которого вместо школы отправляли в санаторий посреди учебного года. Да и работа, которую ей предстояло выполнять в командировке, в этот раз казалась приятной и необременительной. Ларисе предстояло вместе с опытным фотографом подготовить пейзажные снимки и сделать небольшие текстовые зарисовки для фотоальбома, который Агентство собиралось продавать иностранцам за твердую валюту. Словом, Ларе выпала целая неделя бесплатных экскурсий по Южному берегу Крыма, выбор натуры, встречи с интересными людьми, посиделки с ними за бокалом крымского вина, и все остальное в таком же духе. Предстоящее проживание в «интуристовской» гостинице «Ялта», где, по слухам, даже лифт и тоннель на пляж построили, тоже приятно интриговало. Лара, несмотря на молодость, смекнула: их агентское начальство и руководство гостиницы параллельно служат в одном и том же ведомстве, потому они так легко и быстро договорились…

Лариса решила: а не буду-ка я обращать на агентских завистников никакого внимания. Не буду и все! Пусть себе ехидничают и подкалывают, как расшалившиеся дети! Ей стало легко и весело. Однако атмосфера в редакции, прозрачные намеки коллег и тонкие шуточки начальства с каждым днем все больше напоминали возбуждение старшеклассников перед первой «взрослой» дискотекой.

– Смотри, Лара, наш Гарик – бабник со стажем, своего не упустит, особенно на курорте – веселились сослуживцы, многозначительно переглядываясь и хихикая.

– Нужен мне ваш Гарик сто лет в обед, как засвеченная пленка, – фыркала она, – и глуповат, и простоват, между нами говоря. А уж «красавец» – не то слово! Толстый, рыжий, круглая физиономия лоснится от наглости… Я с такими даже в пионерлагере на дискотеках не танцевала. У меня, между прочим, и в школе, и в институте симпатичные кавалеры были. Да и бывший муж, если отделить его внешность от других качеств, мужчина вполне себе завидный. А уж теперь, когда я давно свободна и даже еще молода, никто в личной жизни мне не указ. Даже, страшно сказать, партбюро. А уж Гарик с кучей его жен, любовниц и детей – тем более!

Между тем, Гарик вовсю «распушал оперенье» перед Ларой. То и дело распинался о своих загранкомандировках в «капстраны», что было тогда, в середине восьмидесятых, уделом избранных, предлагал подвести до метро на собственных бежевых «Жигулях», которые казались Ларе верхом зажиточности. Она в ответ беззаботно хохотала и шла к метро пешком, неизменно обращая все ухаживания неприглядного кавалера в шутку. На лбу у фотографа все чаще вздувалась гневная синяя жилка, а руки, которыми он ухитрялся-таки изредка до нее дотронуться, становились неприятно влажными. Особенно Гарика бесило, что Ларе не было дела до его профессиональных успехов. Еще бы! Хотя по советским меркам он считался молодым фотографом (немного за тридцать), Гарик слыл в Агентстве настоящей звездой, без его работ не обходилась ни одна крупная фотовыставка, лучшие иллюстрированные издания, расцветшие в эпоху гласности, буквально рвали Гарика на части. Коллеги завистливо судачили, что его ключ к успеху – нахрапистость на грани фола и бешеная работоспособность. Все, что попадало в мощное силовое поле фотографа, тут же начинало работать на него. Его сумасшедшая энергетика засасывала, словно в воронку, всех и вся, даже животные и цветы покорно принимались ему позировать. Что уж говорить о людях! Людьми Гарик вообще вертел, как хотел, будто они были послушными манекенами. Во время его фотосессий частенько случались и вовсе необъяснимые вещи: небо очищалось и тучи исчезали, стоило Гарику запланировать вертолетную съемку, даже солнце начинало освещать землю в самом выгодном для фотографий ракурсе. Разноцветные листья принимались как-то особенно красиво падать, едва он появлялся со своей дорогущей камерой в осеннем лесу. Словом, Гарик всегда и везде шел ва-банк и неизменно выигрывал.

«Что ж, для работы это неплохо», – размышляла Лара. Она вообще уважала профессионалов.

«Однако это не дает ему права распоряжаться мной как моделью для съемок», – одернула она себя и решила, что не нанималась общаться с Гариком после работы, даже в командировке. Отснимут днем очередной сюжет, – и гуд бай, коллега, до утра у каждого своя программа. Кто знает, вдруг она сама в Ялте с кем-нибудь достойным познакомится? Впрочем, если даже просто отдохнет от суматошной московской жизни и элементарно отоспится, это тоже будет неплохо. А Гарик… В конце концов на крымском побережье, тем более в интуристовской гостинице, хватает «ночных бабочек». Вот пусть заезжая знаменитость с ними и развлекается согласно прейскуранту, тем более, что денежки у него водятся. Впрочем, он может особенно не тратиться. Столько дурочек приезжает к морю в надежде завести роман с такой вот «столичной штучкой», чтобы потом всю жизнь вздыхать о нем в своем захолустье, как о самом ярком событии жизни, рыдать и тайно от мужа рассматривать профессиональные фотокарточки с собственной мордашкой. Да пошел он! Впрочем, этот хлыщ Гарик трудных путей и не ищет. Зачем напрягаться, копать колодец, чтобы утолить жажду, если вокруг полно водопроводных кранов…».

– Ты что, сдурел! – рявкнула Лара, сбрасывая чужую руку со своего колена. Даже сквозь плотную ткань джинсов она почувствовала, что рука мужчины тяжелая и влажная. В самолете кресло Ларисы оказалось у окна, и она с отвращением ощутила, как массивное бедро Гарика все теснее припечатывает ее к стенке.

– Нормалек, старушка! – самодовольно, по-хозяйски промурлыкал попутчик и облапил ее за плечи. Темное влажное пятно проступило на рукаве белой кофточки Лары.

– Пошел вон! – попыталась крикнуть она, но голос, приглушенный шумом двигателей, прозвучал жалким писком. Девушка разозлилась на себя почти до слез. Ну, конечно, она сейчас выглядит полной идиоткой. Летит на юг вдвоем с мужиком и еще имеет наглость быть недовольной. Никто и не подумает за нее вступиться. Все дремлют или делают вид, что спят, не обращая внимания на решительные атаки Гарика. Мол, дело ваше, то есть – дело молодое. Дескать, сама с мужиком на курорт полетела, сама с ним и разбирайся. Похоже, для остальных пассажиров они и впрямь выглядели парочкой любовников, которые бранятся для развлечения. Ничего, дескать, скоро утешатся… голубки. Море, солнце, пляж, страстный секс в гостиничном номере …

Между тем нахрапистый сосед Лары пытался расстегнуть ее батистовую кофточку, сопровождая свои действия шутками-прибаутками, словно давний любовник. Сосед, сидевший рядом с Лорой, демонстративно углубился в газету. Тогда еще не знали модного английского слова «харрасмент», не было движения «ми ту» в интернете, однако советский фотограф Гарик похлеще похотливых голливудских продюсеров беззастенчиво злоупотреблял положением начальника в их крошечной «съемочной группе».

– Ну, довольно идиотских шуток, – Лара наконец стряхнула оцепенение и решительно поднялась, – мне давно не смешно. Если честно, меня тошнит от тебя, Игорь! Ступай, руки свои потные помой. Пойду-ка я пересяду в хвост самолета.

– А ты уверена, что там есть места? – невозмутимо промурлыкал домогатель в ухо Лары. – Я последние билеты по брони взял.

– Найду, – отрезала она и решительно двинулась по проходу в хвост самолета, где маячило свободное кресло…

Ялта встретила их цветущими олеандрами и розами. Напряжение, не отпускавшее Лару в последние дни, наконец ослабло. В этом цветущем раю она уже не чувствовала себя беззащитной жертвой наедине с назойливым самцом, казалось, теперь сама природа за нее. Да и настырный попутчик, утомленный южным зноем, неожиданно притих. Он то и дело протирал затемненные очки и вытирал лоб огромным носовым платком, пряча от солнца кофр с дорогущей аппаратурой. Забот у Гарика хватало. Именно он, Гарик Лушин, в этой поездке был назначен руководителем, поскольку являлся более опытным, чем Лара, журналистом, а, значит, отвечал за успех всей, весьма недешевой для Агентства, «курортной» командировки. В общем, за провал задания спросят с него, а не с нее, так что надо успокоиться и включиться в работу. После липких поползновений Гарика в самолете Лара стала говорить с коллегой официальным тоном и на «вы», именуя его не иначе, как Игорем Всеволодовичем, хотя и выговаривала это словосочетание с трудом.

– Ладно, ты пока располагайся, через час зайду к тебе в номер обсудить рабочие планы на завтра, – объявил Гарик деловым тоном и скрылся в конце длиннющего коридора.

Объявился он в модной майке с буквами NY, явно из последней нью-йоркской командировки, и в настоящих американских джинсах. Вид у гостя после душа был свежий и весьма довольный собой.

– Ну, подруга, давай, – скомандовал он.

– Хотите чаю, у меня есть кипятильник, – поспешно предложила Лара.

– Причем тут кипятильник? – не понял он. – Давай, раздевайся быстрее.

– Прекратите. Я закричу, – пообещала Лара.

– Ну и кричи себе на здоровье, – усмехнулся Гарик. – Никто не прибежит на твой писк, все же знают, что мы вдвоем приехали. Между прочим, в этой гостинице особый режим. Короче, полно сотрудников в штатском и порядки не как у тебя дома. Скажу, что ты к иностранцам приставала, твердую валюту выпрашивала, и тебя тут же в обезьянник упрячут, – пригрозил он. – Знаешь, как наряд ментов тебе обрадуется? А бумага на работу? Мало не покажется, из Агентства тут же попрут, никакой блат не поможет.

– Да ты, оказывается, законченная сволочь! – оторопела Лара и объявила: – Немедленно уезжаю обратно в Симферополь, в аэропорт.

– Да ради бога! Сегодня тебе не то, что на самолет, даже на третью полку никто билета не продаст, – спокойно сообщил Гарик и усмехнулся, – и вообще, милая, не дури, ты уже большая девочка. Представляешь, какое веселье начнется в Агентстве, когда ты сообщишь им причину, по которой сорвала задание? Впрочем, мои акции, если честно, тоже упадут. Мужики смеяться будут, мол, не сумел Гарик новенькую уговорить, ай-яй-яй, совсем потерял квалификацию. Короче, как начальник я тебя никуда не отпускаю.

Он приблизился к Ларе и встал в проеме, растопырив руки и преградив всем своим крупным телом путь к выходу. Лара увидела, как его фирменная майка, еще минуту назад белоснежная, намокает от пота под мышками. На лбу Гарика угрожающе задергалась синяя жилка, а лицо стало почти багровым.

– Не суетись, Лорик! Иначе придется с престижной и непыльной работенкой расстаться. Начальство, сама понимаешь, девичьи капризы не приветствует. Сиди дома, если ты такая цаца. Кстати, а чем еще кроме секса нам тут неделю заниматься? Ты что же думаешь, я эти дурацкие сюжеты за день не отщелкаю?

– Это шантаж, – Лара попыталась говорить ледяным тоном, но ее голос предательски дрожал, и больше всего на свете она боялась сейчас разреветься, – хочу вас, Игорь Всеволодович, предупредить, что у вас нет никаких шансов. Я не терплю, когда мной манипулируют, всегда все делаю наоборот. Сейчас я устала и хочу есть.

Она вышла на балкон и оценила обстановку. Седьмой этаж, все соседи, наверное, еще на пляже.

– Hello! – закричала Лара неестественно громко и радостно, когда на балконе справа вдруг появилась толстая иностранка.

– Hello, ich bin Deutsch (я немка), – объявила дама. Лара немецким не владела, но обрадовалась фрау, как родной. Теперь она не одна! Во всяком случае, если что, можно будет позвать на помощь.

– Ну ладно, – Гарик неохотно убрал руку, которой загораживал выход. – Что-то я тоже сегодня утомился. До завтра, бэби!

Когда дверь закрылась, Лара без сил опустилась в кресло. Что ж, пока счет 1:0. Похоже, этот отвратительный тип привык получать все, что хочет. Нет, теперь мерзкий орангутанг не отступится. Видно, по-другому добиваться женщин он не обучен. Не научился за всю жизнь элегантно ухаживать, красиво соблазнять. Или не хочет, типа – так сойдет? Неужели, ему никогда не давали отпор? Или этот мерзавец прет напролом лишь в таких вот беспроигрышных ситуациях, когда женщина полностью зависит от него? Скотина!

Следующие два дня Лара вела себя, как в тылу врага. Ни одного лишнего движения, ни одной кокетливой улыбки, ни единого легкомысленного взгляда. Деловые отношения, не более того. С утра они с Гариком включились в работу и целыми днями колесили по крымским дорогам в раскаленной машине (о кондиционерах тогда и не слыхивали), выбирая места для съемок. Попутно их маленькая «съемочная группа» отыскивали в городках Южного берега Крыма интересных людей для интервью. В поездках Лара неизменно садилась на переднее сиденье, чтобы быть подальше от Гарика. Даже на пляж старалась ходить в другое время. Не хотелось, чтобы он ее видел в купальнике.

«Хожу, как женщина Востока, очи долу», – поймала она себя на забавной мысли, когда они впервые оказались вдвоем на берегу моря, и горько усмехнулась. Фотограф снимал закат над морем. Волны белыми барашками стелились у их босых ног, сквозь синюю воду просматривались разноцветные камешки. Гарик внимательно взглянул на нее и вдруг осторожно потрогал Лару за мочку уха. От неожиданности она резко махнула рукой, и черные очки слетели с лица мужчины. Одно стеклышко вылетело, ударилось о гальку и разлетелось на кусочки.

– Идиотка, истеричка, что ты наделала? – заорал он. – Это фирменные очки, я привез их из Америки! Здесь, в Совке, таких днем с огнем не сыщешь.

– Я все оплачу, – пролепетала Лара, пытаясь сложить из осколков линзу. Ей внезапно стало жаль этого недалекого человека. Вот, дурачок, считает себя богемой, возможно, даже элитой, а сам прост и незатейлив, как это разбитое стеклышко. И женщина в знак примирения дотронулась до его руки. С удивлением Лара почувствовала, что через нее прошли слегка подзабытые токи, и отдернула руку. Этот моральный урод, эта похотливая скотина, этот мерзавец вызвал у нее явно недвусмысленное желание. Но почему, какого черта? Страх и унижение, ненависть и беспомощность, жара и усталость переплавились в то, чего Лара ожидала меньше всего, в какой-то «стокгольмский синдром». Женщина с ужасом и отвращением почувствовала: на борьбу с собой сил уже не осталось. Она, наверное, умрет или сойдет с ума, если как можно скорее не займется с этим чудовищем сексом.

«Что ж, месть иногда принимает причудливые формы, – внезапно решила для себя Лара. – Я безумно хочу это глуповатое животное и сегодня же воспользуюсь им, как мальчиком по вызову. Не он меня, а я его употреблю для удовольствия, не затрагивая душу. Хладнокровно и расчетливо, по-мужски, как действуют мужчины, когда нанимают проститутку. Впрочем, моя душа его волнует меньше всего, так что и он будет в выигрыше».

«Миллион, миллион алых роз», – пела по гостиничному телеку Пугачева свой новый и жутко модный в тот год хит. Шторы номера были плотно задернуты, и солнце почти не проникало в комнату. Мокрые от пота тела слаженно двигались в такт ритмичной песенке на узкой, отвратительно скрипевшей койке. Это было так непохоже на все, что случалось с Ларой прежде, когда она почти теряла сознание от любви, или, когда вдруг в разговоре с возлюбленным забывала от восторга самые простые слова и превращалась в полную идиотку, а в итоге проезжала свою остановку метро или упускала на плиту кофе. Теперь же она была абсолютно спокойна, даже весела и, не отступая от простого, как мир, сюжета, старалась не затягивать этот примитивный, в сущности, «порно-клип».

– Встреча была коротка, в ночь ее поезд увез, – пела она про себя, изгибаясь на узкой койке, как гимнастка, исполняя почти акробатические кульбиты, уклоняясь от мокрых губ партнера и расчетливо приближая долгожданный финал.