По эту сторону зла (Былое и дамы-2)

Тогда они отправились на местный базар, купили хлеба, картошку и пять предложенных им курочек-несушек в надежде на яйца. Дома оказалось, что яйца несут только две курочки из пяти, а три остальные, возможно, были петушками. Лу решила из одного из них сварить бульон, но ни она, ни Райнер не были готовы этого бесплодного петушка зарезать и ощипать. Так что пришлось вернуться в деревню и уговорить кого-то это сделать. Пока сухонький рыжебородый мужичок выполнял их просьбу, они выбежали из его двора и отошли подальше, чтобы не видеть экзекуцию. Правда, это не помешало им наслаждаться вкусом свежего куриного бульона.

Среди ночи Лу проснулась оттого, что пальцы Райнера лихорадочно впились в ее плечо, он весь трясся – его охватила нервная дрожь, такая сильная, что у него зуб на зуб не попадал.

– Ты видишь, Лу, вон он – окровавленный петушок с перерезанным горлом! Бежит по дорожке к нашей избе!

– Ты бредишь, Райнер. Разве ты можешь увидеть петушка в этой кромешной тьме?

Райнера вырвало – куриный бульон выплеснулся наружу из его желудка в отместку за совершенное убийство. Лу с трудом удалось успокоить его, укачав, как ребенка. Но наутро от его смертельного страха не осталось и следа, и он сам смеялся над своей впечатлительностью.

– Это был не я, а тот, Другой, который прячется у меня где-то внутри, – повторял он.

Можно было бы считать, что их деревенская жизнь постепенно налаживается, если бы не уборная, то есть ее отсутствие. Во дворе за домом была вырыта неглубокая выгребная яма, которая ужасно воняла. Не было никакого сиденья, только поперек ямы лежали три довольно тонких жердочки непонятного назначения – сидеть на них было нельзя, стоять опасно. И потому Лу охотно откликнулась на робкое предложение Райнера прервать этот слишком мучительный эксперимент и вернуться в Петербург.

Оказалось, что она мечтала прервать не только мучительный эксперимент попытки жить крестьянской жизнью, но и не менее мучительный эксперимент по замене матери и старшей сестры своему юному любовнику.

По дороге в Петербург Лу объявила потрясенному Райнеру, что намерена оставить его на несколько недель в Москве на попечении их московской приятельницы Софьи, а она сама поедет в Финляндию к брату, чтобы подлечить пошатнувшееся здоровье. Бедный Райнер не мог поверить тому, что услышал, – ведь за четыре года их горячей любви они, по сути, никогда не расставались. А теперь она хочет покинуть его одинокого в чужой стране – не может быть! Правда, однажды они расстались по его инициативе – он хотел доказать себе и Лу свою независимость и способность обойтись без ее забот. И отправился путешествовать по Италии один, без нее. Там он вел «Флорентийский дневник», из которого было ясно, что все его попытки поучаствовать в празднике омрачены отсутствием Лу. Можно сказать, что эта единственная разлука не удалась. Надеясь, что и эта не удастся, он робко спросил:

– Может, не надо оставаться в Москве, а сразу в Германию?

– Скажи, куда в Германии ты поедешь без меня? – жестко поинтересовалась Лу. Райнер не узнал ее голоса, она никогда с ним так не говорила, всегда была сама ласка и нежность. – Не к Карлу же в Шмаргендорф?

К Карлу он и впрямь не мог поехать без нее. Но почему без нее? Они ведь могут поехать вместе.

– Нет, вместе мы поехать не можем! – еще более жестко сказала Лу. – Я еду в Финляндию к брату, я очень устала. Мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок.

– Отдохнуть – от чего? – спросил он, заранее пугаясь ее ответа.

И она его не пощадила:

– В частности, от тебя!

Петра

Хочется спросить – что с ней случилось? За что она его так?

Есть несколько вариантов, ни один из них ничем не подтвержден.

Самый простой – Райнер ей просто надоел. Опьянение прошло, и Лу его увидела таким, каким он был в реальности, – слабым, нервозным, беззащитным. Как он убегал со двора мужика, согласившегося зарезать их петушка! Как отвратительно дрожал и цеплялся за нее! Разве настоящие мужчины так поступают? А тут еще неудачный визит к Толстому – ведь, по сути, все произошло так нескладно из-за Райнера. Толстой ему прямо сказал, что поэты никому не нужны. Хоть Лу и ценила поэзию Райнера, но лучше бы к великому старцу она отправилась одна, к ней он наверняка отнесся бы иначе.

А главное – Райнер слишком часто впадает в отчаяние, плачет, стонет, жалуется. Она так устала от его нытья! Лу счастлива, что вернулась в Россию, – тут она нашла потерянную частицу себя, которой ей так не хватало. А хнычущий Райнер к этому счастью вовсе не причастен и висит у нее на шее тяжким ярмом. Вот она его с себя и сбросила без всяких церемоний – это вполне соответствовало ее широко декларированной свободе от предрассудков. Лу написала в дневнике «Мне сейчас хочется только одного – больше покоя и одиночества, как было четыре года назад».

А может быть, все не так, может быть, она и впрямь была больна? Ведь здоровье у нее с детства было хлипкое, и все эти смелые эксперименты ее подкосили. Но Лу не хотела признаваться в своей болезни наивному мальчику, чтобы не навести его на мысль, что она для него стара. Вернулась в туманную Германию, а все дальнейшее покрыто там туманом. На ее пути оказался врач, доктор Фридрих Пенельс, она звала его Земек, который вскоре стал ее любовником и оставался им долгие годы.

Когда стремление пожить спокойно и мирно, как до встречи с Рильке, вернуло Лу в ее дом в Шмаргендорфе, ее ждал сюрприз: за время отсутствия жены Карл вступил в связь со своей экономкой, и она родила от него дочь. Потрясенная Лу была поставлена перед выбором – возмутиться или примириться. Ее поведение в который раз доказало, что она воистину умна и рассудительна – она приняла маленькую девочку как родную и сделала ее родной.

Тем временем брошенный ею бездомный Рильке в конце концов примкнул к артистической колонии Ворпсведе под Бременом – стипендию получил, что ли? – и там стремительно женился на девице скульпторе Кларе Вестхофф. Сделал он это из любви или из мести, неизвестно, но развелся так же стремительно, как и женился. У него тоже родилась дочь, и в поисках какого-нибудь заработка Райнер попробовал вернуться в Россию.

Сохранилось его письмо редактору газеты «Новое время» Алексею Суворину:

«Моя жена не знает России; но я много рассказывал ей о Вашей стране, и она готова оставить свою родину, которая ей тоже стала чужда, и переселиться вместе со мной в Вашу страну – на мою духовную родину. О если б нам удалось наладить там жизнь! Я думаю, что это возможно, возможно потому, что я люблю Вашу страну, люблю ее людей, ее страдания и ее величие, а любовь – это сила и союзница Божья».

Суворин не ответил на письмо неизвестного ему немецкого литератора. Не найдя реального заработка, Рильке покинул жену и дочь и опять стал взывать к жестоко покинувшей его возлюбленной. Но она не смягчилась – она готова была переписываться с ним, но не встречаться. Их многолетняя переписка составила солидный том. Таким образом их великая любовь из эротической превратилась в истинно духовную.

Мальвида

– Только не волнуйтесь, Мали! – крикнул Савелий, рывком отворяя дверь. – У меня грустная новость!

– Как же не волноваться, если новость грустная? – отозвалась Мальвида, приподнимаясь на локте. Она уже несколько месяцев жила в версальском доме Ольги, где боролась с тяжким недугом.

– Потому что у этой грустной новости есть светлая подкладка.

– Ладно, раз есть светлая подкладка, давайте вашу новость, не томите!.

– Вы готовы? Так вот – Фридрих Ницше умер! И кончились его мучения.

– Бедный Фридрих умер, – заплакала Мальвида. Но это были светлые слезы, она давно уже была согласна с его смертью. – Какое горе! Мир вокруг меня пустеет!

– Почему пустеет? У вас есть Оленька, Ромен Роллан, Козима и я – разве этого мало?

– А когда-то у меня были Фридрих, и Пауль, и Рихард, и даже эти две беспардонные интриганки Лиззи и Лу. Кстати, а где Лу? Она ведь заявила, что была единственной любовью Фридриха.

– Это осталось в прошлом. Сегодня единственной любовью Фридриха стала Элизабет. В статье, посвященной смерти любимого брата, она сообщила, что они с братом всю жизнь были единым целым и не сказали друг другу ни одного резкого слова. Но почему-то забыла упомянуть, как они с матерью отреклись от него на много лет, когда он объявил, что Бог умер. По ее словам, они с дорогим Фрицци всегда сливались в великой взаимной любви. Вот поглядите – я принес вам газету.

Матильда протянула руку за газетой:

– О, Фридрих стал таким знаменитым, что извещение о его смерти тут же перевели на французский! Почитайте мне вслух, мои старые глаза быстро устают от газетного шрифта.