Фельдмаршал в бубенцах

– Залезайте на эту жердочку – задрожит и у вас, – парировал подросток.

Кондотьер сделал еще шаг вперед:

– Отчего ж нет? Если вы не хотите слезать – я взберусь к вам.

Прерывистое дыхание замерло, Орсо несколько раз шагнул, и свет фонаря очертил в ночной тьме неподвижную фигуру на крепостных зубцах.

– Не вздумайте, полковник! – в голосе Пеппо звякнула сталь, но Орсо не остановился:

– Вы боитесь меня?

– Не приближайтесь! – зарычал оружейник.

Полковник звонко ударил каблуком сапога в раздробленную кладку плит:

– Или вы боитесь показать, что ваше ледяное самообладание – тряпичная маска на тесемках?!

Он сделал последний шаг, высоко вскидывая тяжелый фонарь в трех футах от мальчишки…

Желто-багровый круг света вырвал из ночи блестящее испариной лицо, пересохшие губы, стылые омуты неподвижных глаз, в которых плескалось пламя фонаря.

Сердце пропустило удар… затем второй… и заколотилось, будто задыхаясь в тисках груди. Ледяной выворачивающий ком поднялся изнутри, как от удара сапогом в живот. Цепенея от ужаса, Орсо качнул фонарь ближе, словно пытаясь отогнать призрак. А подросток вдруг вскинул руку и с силой толкнул фонарь от себя. Раскаленный угол кованого железа с размаху ударил полковника в челюсть, сдирая клок кожи, и кондотьер рухнул назад, роняя фонарь. С грохотом брызнуло в стороны масло вперемешку с осколками стекла. А мальчишка спрыгнул с края стены и метнулся влево, стремясь к лестнице. Он несся не разбирая дороги, все ближе к черному провалу. Оглушенный, Орсо уже поднялся на колени и вскинул голову, зажимая глубокую ссадину окровавленной рукой.

– Стой, идиот! – заревел он. – Стой! Лестница правее, ты разобьешься! Ох, черт!

Джузеппе услышал. Он резко оборвал бег, скрежетнув подметками о древние плиты, подхватил камешек и швырнул в провал. Бездна отозвалась цокающим стуком – камешек скакал по ступенькам, – и оружейник бросился следом за ним.

Кондотьер, шатаясь, встал на ноги. Кровь лила по шее, пропитывая воротник камизы, ожог заходился болью, в голове от удара гудел тяжелый гонг. Орсо на миг стиснул виски обеими руками, выравнивая дыхание. Чертыхнулся, выдирая из ладони осколок фонарного стекла, а потом тоже рванулся к лестнице.

Часовой все так же стоял в нише у ворот. Он встревоженно озирался, будто не зная, откуда ожидать опасности.

– Где парень? – рявкнул Орсо.

– Не выходил, мой полковник! – отчеканил тот, вытягиваясь.

– Как «не выходил»?! – полковник перешел на рык. – А где же он, черт тебя подери?!

– Не могу знать, ваше превосходительство. Наверное, еще в крепости.

– Здесь два выхода, не считая проломов в стенах! – Орсо грубо выругался и ринулся назад в темноту развалин. – Ищи его! Он нужен живым!

Часовой неохотно вошел в зияющий провал ворот и тут же остановился: внутри царил чернильный мрак, из которого неслась брань полковника.

Сам же Орсо, пробежав с десяток метров в темноте, оступился и едва не раскроил голову о торчащий вверх обломок колонны. Остановившись, он отдышался: это было бесполезно. Совершенно беззащитный в кромешной тьме, для слепого беглеца он был как на ладони, и в затылок в любой миг мог ударить полновесный булыжник. Где часовой?

Полковник пошел назад: солдат все так же стоял у входа, вглядываясь в темноту и что-то бормоча, вероятно молитву.

– Я велел искать парня, а не читать псалмы! – пророкотал Орсо, появляясь перед часовым. Тот вздрогнул и перекрестился:

– Ваше превосходительство… Оставьте, не гневите их… Нет уже парня. Об этих развалинах вся Венеция знает. Нехорошее место.

Орсо побледнел от бешенства:

– Что за чушь, рядовой! Выполнять!

– Нет! – Часовой шагнул назад и снова истово закрестился. – Не пойду. Запорите насмерть, все лучше, чем этим… в зубы угодить.

Полковник зарычал и наотмашь ударил солдата в лицо. Тот рухнул наземь, приподнялся, сплевывая кровь, и снова помотал головой:

– Хоть убейте. Не пойду.

Орсо шагнул к лежащему на земле человеку и пнул в живот. Тот утробно выдохнул и сложился вдвое, хрипло дыша. Полковник занес ногу для нового удара, а солдат охватил голову руками и снова забормотал. Секунду поглядев на скорчившегося подчиненного, кондотьер опустил ногу и сухо велел:

– Пошел с глаз! Свое получишь позже. Дезертируешь – убежишь не дальше виселицы.

Он отвернулся, слыша, как часовой поднимается с земли и стремглав бросается прочь. А сам снова посмотрел во тьму древнего бастиона. Чертов трус… Чертов фонарь… Но обшаривать этот беспросветный ад в одиночку бессмысленно. Парню нечего терять, он будет защищаться, не разбирая средств, а преимущество теперь на его стороне. Дурак-часовой упомянул, что мальчишка явился задолго до срока. Конечно, он успел разобраться, куда попал и как отсюда выбраться. Кроме того, он сам может погибнуть среди этих руин.

Ждать? Джузеппе ведь не сможет прятаться вечно. Можно методично обходить крепость по периметру. Парню не спуститься с холма незамеченным. Хотя черт его знает. В этой безлунной ночи нетрудно затеряться, достаточно снять рубашку, а погоня во тьме и для полковника чревата сломанной шеей.

Орсо вдруг ощутил, как безумно устал за этот вечер. Голова схватилась выворачивающей болью, а сорванный лоскут кожи на подбородке все продолжал понемногу кровоточить, пропитывая камизу. Полковник снова шагнул в ворота и прислушался: развалины молчали, только возня и писк летучих мышей слышались откуда-то сверху.

– Слышите, Пеппо? – громко окликнул кондотьер. – Черт с вами, ваша взяла! Только будьте мужчиной, переживите эту ночь, слышите? Мы с вами не договорили!

С этими словами полковник вышел из бастиона и тяжело зашагал по дороге к рыбацкому поселку.

Фонарь. Будь у него фонарь, он увидел бы, что прямо за лестницей в зев расколотой плиты уходят ступени, ведущие в подвал. Там, на этих замшелых ступенях, прижавшись всем телом к ледяной стене и мелко дрожа, сидел Пеппо, вслушиваясь в шаги и отдаленные раскаты полковничьего голоса.

Глава 2

Не оглядываясь

Около трех часов ночи Пеппо подходил к траттории. Он не удивился, что добрался до нее живым, даже не заблудившись. У него не было сил чему-либо удивляться. Даже идти сил уже не было, и вперед подростка гнал один только древний инстинкт самосохранения. Он брел по ночным улицам, будто подстреленный на охоте волк, ползущий к берлоге.

В нескольких кварталах от траттории к подростку все же попытался привязаться подвыпивший субъект из тех, кто кормится, обирая ночных прохожих. Но стоило ему преградить одинокой жертве путь, как блеклый свет масляного фонаря отразился в слепых глазах, горячечно блестевших на перекошенном лице.

– Пошел к черту! – прошипел мальчишка с больной ненавистью. И незадачливый грабитель отшатнулся.

– Сам катись в ад, сумасшедший… – пробормотал он, машинально крестясь и плюя через плечо.

Остаток пути Пеппо проделал без приключений. На стук долго никто не отзывался, но наконец из приоткрывшегося оконца во входной двери послышалось зевание истопника, спавшего на сундуке в питейной и тем самым исполнявшего обязанности ночного сторожа.

– Нашел когда гулять, – проворчал тот, отпирая засов, – добрые христиане спят в эдакий час, а не лазают черт-те где.

– И тебе доброй ночи, – отозвался Пеппо, идя к лестнице.

Голова казалась залитой горячим свинцом, что-то неловко надсаживалось в груди при каждом вздохе, и подростку хотелось исчезнуть с людских глаз, сжаться в комок и просидеть без мыслей и чувств много часов подряд.

Тяжело идя вверх по скрипучим ступеням, он нашарил в кармане ключ. Тот упрямо не желал поворачиваться в скважине, и Пеппо с бессильным раздражением пнул хлипкую дверь. Та неожиданно легко поддалась, и подросток на миг замер, с трудом выныривая из трясины усталости. Комната была не заперта, а изнутри на Пеппо повеяло свечной гарью. Однако он не успел задуматься, кто хозяйничал в его каморке. В комнате послышалась возня, грохот упавшего табурета, стремительные шажки, и вдруг маленькие руки крепко охватили оружейника вокруг пояса.