Выйдя в столовую, Эйдан какое-то время ходил вдоль стола, обдумывая обнаруженную скудную информацию. Остановившись напротив восседающих за столом подушек, он с силой припечатал найденную картонку о столешницу.
– Джентльмены, это зацепка! – провозгласил он, указывая взглядом на газетную вырезку. – Судя по всему, этот «некролог» с пропавшими судами составлял кто-то из предыдущих обитателей нашего закрытого клуба, – Эйдан обвёл рукой помещение, и слегка поклонился сидевшим за столом «джентльменам», – и на какой чёрт ему это понадобилось, нам неизвестно! Однако, мы имеем ожившего мертвеца с пропавшего хрен знает когда судна – вот задачка-то, Куп, что скажешь? Это тебе не грязное бельишко блядоватой девицы перебирать – это настоящее дело! Тебе не кажется, что стоит сделать запись, что-то вроде: «Дайана, я в тупике! Я не знаю, что происходит, но мне до усерачки страшно!»
Нервно закурив сигарету, Эйдан двинулся вокруг стола:
– Мертвец с пропавшего корабля ходит по Арктике, – размышлял он вслух. – Бухта, дело было в бухте! Итак, пропавший корабль, мертвец, который бродит в бухте… Стоп, собака! Сперва была собака! Она заразила Корхарта, который расправился с Ломаком и исчез, нарисовав послание на стене… Когда он его нарисовал? Судя по тому что оно на стене у кровати, я думаю Корхарт нарисовал его ещё при жизни… – он остановился и внимательно осмотрел окна заколоченные досками изнутри, затем продолжил: – Хотя, рисунок мог оставить Ломак после смерти Корхарта – может у них было так заведено или обычай какой-нибудь у полярников – чёрт его знает! Но мы отклонились от темы, это всё гипотезы, господа! Я не знаю так ли оно было на самом деле. Если мертвецы нападают на живых, значит они осознают это. Сохранился ли у них разум после смерти? Что ими движет – инстинкт?
Непринуждённую паузу бурного монолога нарушил неопределённый звук снаружи. Эйдан замер на полуслове, застыв в нелепой позе с печатью страха на лице. Звук походил на слабый короткий вой, брошенный ветром к порогу входной двери. Опрокинув стул, Ридз кинулся к печи, рядом с которой имелся ворох наваленных прямо на пол матрасов, свитеров, а также верхней одежды. В спешке откопав в неряшливом ложе карабин, Эйдан застыл, прислушиваясь. Пнув ногой провода тянувшиеся от аккумуляторов, полярник разорвал цепь, мгновенно погрузив свою «крепость» во тьму. Прижавшись щекой к доскам, Эйдан отодвинул край одеяла, драпировавшего окно и выглянул в ночь. Согнутый страхом, он простоял у окна несколько минут, едва дыша и боясь пошевелиться. Снова пристально осмотрев периметр перед домом, полярник накинул клемму на батарею, стоявшую особняком у двери. За промёрзшим стеклом тускло зажглась лампа, сонно шатаясь на слабом ветру и едва освещая пространство перед домом.
– Дайана, запиши, – зашептал парень не своим голосом. – «Эйдан Ридз, очевидно, сошёл с ума! Ему мерещатся мертвецы и он, уверяет, что одного даже убил! Не смейся, Дайана, он настаивает именно на этой терминологии, хотя и понимает всю глупость своего высказывания. Позавчера ночью он просыпался попить воды, и я видел, как он пересчитывал оставшиеся патроны в карабине, а также нюхал ствол – очевидно, он не совсем доверяет своему разуму и сомневается в том, что схватка с мертвецом имела место!»
Завесив окно одеялом, отсоединив от батареи провод, Эйдан покосился на одну из едва различимых в темноте подушек за столом.
– Пошёл ты, Купер! – бросил он с обидой в голосе. – И ты, шериф, иди на хрен! Я не сумасшедший!
Интонация его голоса снова поменялась и стала более вкрадчивой:
– Ну, как же так? Разве вас не посещают мысли о нереальности происходящего? Прошлой ночью вы, мистер Ридз, вспоминали, как ещё ребёнком прыгали с моста в реку. Как под давлением мальчишек прыгнули в воду и едва не утонули… Вспомнили? Вы же сами, мистер Ридз, ночью не могли заснуть и думали о том, что, быть может, вы всё же утонули тогда, в детстве. Ведь думали?
Эйдан подлетел к столу и навис над двумя «джентльменами».
– Думал, и что из этого? – зашипел он, брызжа слюной. – Не смейте лезть в мои мысли, вам понятно?!
– Бросьте, мистер Ридз, – вновь «заговорил» агент ФБР. – Вы только что караулили у окна ветер, который тронул лопасти ветрогенератора. Вы ведь заметили их лёгкое движение? Может быть их надо было пристрелить? Например, как вы пристрелили Корхарта…
– Что-о-о-о?! – задохнулся от возмущения Эйдан, делая от стола шаг назад.
– Ну, вы ведь думали об этом? – гнул своё «Купер», голосом Эйдана. – Вы утверждаете, что в кого-то стреляли и даже убили. Но в кого? Тело Рона Корхарта мы так и не нашли, а тело Ивлина Ломака, по вашим словам, находится в помещении генераторной, и оно…
– Да ты мне не веришь, сука?! – взревел Эйдан и перемахнув через стол, сгрёб со стула тряпичную куклу. – Я тебе докажу, ублюдок! Пойдём со мной! Пойдём, я сказал!
Волоча за собой человеческий муляж из чужих вещей и подушки, Эйдан настойчиво пробирался через узкие тёмные коридоры к помещению генераторной. Выкрикивая ругательства, то и дело расшвыривая ногами доски частично разобранного пола, картонные коробки и горы тряпья, – он яростно махал фонариком, словно отбивался от мрака мечом.
– Я тебе докажу, докажу, засранец! – кричал он громко, сбивая ногой с двери самодельный массивный запор.
Помещение генераторной встретило ленивым звуком капели, прохладным влажным дыханием и тьмой. Эйдан настороженно втянул носом воздух, боясь в нём уловить запах разложения. Звук оттаивающей воды в темноте пугал, нёс необъяснимую угрозу. Вступив на изрядно покрытый водой лёд, Эйдан двинулся вдоль стены, отыскивая лучом фонаря вмёрзшее тело начальника станции. На мгновение в голове мелькнула шальная мысль о том, что никакого тела и впрямь нет, что он – и есть Ломак, который сошёл с ума! Снова эта навязчивая идея…
Эйдан замотал головой, сильнее стиснул фонарик и посветил себе под ноги. Растаявший лёд имелся не по всему периметру помещения, а только там, где его толща примыкала к двум нагретым стенам. В углу и у потолка комнаты собрался тяжёлый туман, запертый в тёмной ловушке. К своему ужасу, спустя десять секунд, в луче света Эйдан заметил лоскут оттаявшего свитера и копну рыжих волос, лежавшую на поверхности воды. Остальная часть тела всё ещё оказалась вморожена в лёд. «Это ненадолго», – с содроганием скосив глаза к утопленнику, подумал парень.
– Теперь вы мне верите, мистер Купер? – прошептал Эйдан сокрушённо, приподымая «агента» за шиворот. – Видите – я не сошёл с ума! Я не сошёл с ума, я не Ивлин Ломак, и я не сошёл с ума…
Попятившись из сырого тёмного помещения, полярник едва не упал, запнувшись об порог. Поспешив захлопнуть дверь, он направился в столовую имея в душе стойкое желание выпить, дабы унять дрожь в руках. Усадив объёмную куклу на своё место, Эйдан сел напротив и поставил перед собой закрытую бутылку водки. Рядом на стол упала пачка сигарет и потрёпанные игральные карты – полярника ждала очередная ночь, которая обычно заканчивалась оглушительным пьяным обмороком.
– Есть идея связаться с норвежцами! – перекрикивал работающий двигатель вездехода Эйдан, и указывал рукой на северо-восток. – Попытаться, я это имел ввиду!
Он усадил тряпичную куклу на пассажирское сиденье машины, и заботливо расправил смятую подушку, так, что нарисованное лицо агента Купера разгладилось и приняло нужную форму. Эйдан улыбнулся, удовлетворённый своей заботой. Покрытые инеем борода, лицо и ресницы полярника казались нарисованными мелом на тёмном фоне капюшона.
– И мне может понадобиться твоя помощь, Куп! – выкрикнул он, балансируя на обледенелой гусенице вездехода. – Я не шучу! Гарри мы оставим присмотреть за Молли, а сами рванём на «Косточку» и попробуем выйти на связь с базой Каадегарда.
Эйдан застегнул ремни безопасности, пригвоздив податливый манекен к сидению.
– Вот, так… хорошо! – пробормотал он довольный собой, роняя плотные клубы пара. Полярник заглянул за сидения, и покосился на манекен: – Ты про канистры? Зачем нам так много топлива? Я и сам не знаю… Наверно пытаюсь перестраховаться. Да-да, не смейся! Я и еды с собой набрал – видишь сумку за креслом? Выгреб почти всё, что осталось на Коргпоинт! Какой в этом смысл?..
Окинув белые холмы болезненным взглядом отчаявшегося человека, устремив глаза в убегавшую синюю даль небосвода, Эйдан пожал плечами и громко произнёс:
– Это всё иллюзия! Иллюзия спокойствия, понимаешь? Как фокус с луной – чем ближе она к горизонту, тем кажется крупнее, хотя таковой её делает сам горизонт. Ломак говорил, что стоит опасаться не холода, а страха перед ним. Так вот я не хочу встретить по дороге Корхарта или стаю дохлых собак, и случайно привести их на базу… При такой встрече нам придётся петлять, агент Купер. Стрелять и петлять! А этот чёртов босоногий моряк с судна? Меня до сих пор бросает в дрожь и трясёт… да что я тебе говорю, – мы же вместе напиваемся по вечерам! А если он был не один, ты думал об этом? Что если в этой ледяной пустыне бродит вся команда пропавшего «Летучего Голландца»?
Спрыгнув с широкого трака машины, Эйдан посмотрел в сторону ветрогенератора, прикрывая от ветра воспалённые бессонницей глаза. С запада, извиваясь подобно огромной змее, мела позёмка, наискосок сползая со снежного пригорка; бросала в лицо колючий снег, кружила в воздухе белые вуали. Анемометр на крыше вездехода энергично вращался, подхваченный упругим порывом ветра, который предрекал грядущую бурю.
Эйдан вернулся взглядом к распахнутой кабине и, угрюмо осмотрев подушку с нарисованным лицом, выкрикнул:
– Сон мне приснился: будто решил заправить я вездеход, а канистру в руку взять не могу – горячая сильно. А мне, как назло, нельзя никак дать заглохнуть двигателю! Представляешь? Так я кинулся тряпку искать, – ну, чтобы ручку канистры обмотать, – а найти ничего не могу. Вдруг, вижу – виднеется что-то пёстрое из-под снега. Потянул, а это оказался свитер Ломака…
Полярник сокрушённо махнул рукой, взлетел на трак, и заботливо повязал вокруг «лица» Купера шарф, сорванный с собственной шеи. Захлопнув дверцу машины, Эйдан с минуту стоял подле, подставив лицо колючему снегу и ветру. Проваливаясь в сугробы, он неуклюже зашагал к дому. Спустя пять минут Эйдан вновь появился на улице, и закрыл дверь на засов вдобавок продев через увесистую доску железный лом.
– Человек, и тот не сразу сообразит, – пояснил он шумно, садясь в вездеход и кивая в сторону дома, – а зверь и подавно! Что «они»? О чём ты? Ах, ты о мертвецах! Ты же сам недавно не верил в них! Меня ещё в чём-то подозревал – теряете хватку, агент Купер!
Вездеход дёрнулся и, взревев двигателем, начал набирать скорость. Эйдан бросил взгляд на удалявшуюся полярную станцию через боковое зеркало – сердце его сжалось от тревоги и тоски. Парень попытался прикинуть: сколько же времени он провёл на базе в одиночестве, однако сознание запротестовало и захлопнуло дверь в память, боясь, что вскроется нечто такое, что обнажит возможное помешательство одинокого и покинутого всеми человека. «Возможное, твою мать!» Одиночество вообще затеяло с разумом полярника опасную игру – и Эйдан чувствовал, что проигрывает… Накануне ему стали мерещиться странные звуки, расползавшиеся по станции. Редкие, тихие, но в тоже время новые и зловещие. Как-то раз, Эйдану удалось, – как ему казалось, – идентифицировать всплеск воды в генераторной. От ужаса и догадок он не решался до самого вечера войти в помещение, проведя у запертой двери (той, которая соединяла короткий переход и генераторную внутри станции) пол дня в обнимку с ружьём и бутылкой водки. Напряжённо прислушиваясь и, то и дело, прикладываясь к спиртному, он набирался бутафорской храбрости, вызывал в себе героизм, взывал к смелости. Кончилось всё тем, что бравый и пьяный Эйдан сорвал тяжёлый засов, распахнул дверь, и с матами в адрес Ломака, расстрелял в темноту обойму патронов. Темнота ответила стрелку звонким эхом и тихим всплеском упавшей в воду наледи с потолка. Бормоча проклятия, грозясь сжечь тело Ломака, если тот – «…Надумаешь ожить, сука! Только попробуй!», – Эйдан запер дверь на засов и, немного не дойдя до своей лежанки у тёплой печи, рухнул спать посреди коридора.
Проехав в полном молчании какое-то время, полярник с надеждой посмотрел на магнитофон, который не работал в машине ещё по прилёту Эйдана на станцию. «Кто-то залил панель кофе и там застрял диск, – объяснил тогда Ломак, глядя как молодой полярник безуспешно нажимает кнопки. – Давно не работает». На вопрос, кто это был, начальник нервно дёрнул плечами и, спрятав глаза, неуклюже сменил тему… Эйдан хорошо помнил, что тогда, он впервые остро почувствовал себя чужим среди бескрайних снежных полей, и этих двух матёрых полярников, которые что-то утаивают.
Дотянувшись до вещевого ящика в поисках карты, парень нажал кнопку замка и едва успел поймать плоскую тяжёлую флягу, упавшую из ниши в руку. Эйдан удивлённо крякнул и, поднеся неожиданную находку к лицу, стал задумчиво осматривать потёртые кожаные бока фляги – он не помнил, чтобы прятал чужую флягу в бардачок. «Ты сходишь с ума, – хохотнул голос в голове. – Бьюсь об заклад, что это ты припрятал её накануне отбытия, а теперь попытаешься свалить всё на…».
– Это Ломак! – отрезал полярник уверенно, покосившись на подушку по соседству, – Он делал заначки повсюду!.. Ты видел шкаф в его комнате? Он напоминает бар, правда дешёвый и дрянной бар! Что значит «раньше фляги здесь не было»? По-твоему, я её сюда положил? Да ты с ума сошёл, я, итак, спиваюсь там в одиночестве!.. – выкрикнул Эйдан порыве откровения, и впрямь начиная сомневаться в происхождении спиртного в вездеходе. Чтобы убедить Купера, – а ещё больше себя, – он заключил высоким голосом: – Да не клал я её сюда, не клал! За тюленями я поехал с другой картой, сюда я не заглядывал! Сюда полез по инерции!
В подтверждении своих слов, полярник жестом фокусника выхватил сложенную бумагу из-за пазухи и потрусил перед подушкой. Сунув фляжку между сидениями, Эйдан развернул карту в руках и долго ехал, изучая пейзаж за окном. «Какого хрена ты туда полез? – думал он, искоса поглядывая то на фляжку, то на «Купера». – У тебя же и правда карта была в куртке! Теперь ты знаешь, что в вездеходе есть выпивка и снова нажрёшься, как свинья! Ты же так хотел этого избежать! Ты превращаешься в алкаша, твою мать, Ридз! А что, если он прав и это ты подсунул себе виски?.. А, откуда ты, сукин сын, знаешь, что там виски? Брось, это же фляга Ломака! Что в ней может находится, кроме дешёвого пойла? Это случайность – ты просто спешил и не осмотрел этот чёртов ящик! Просто спешил!.. Спешил…». В голове Эйдана засела мысль, что спонтанная вылазка за пределы станции напоминает бегство от самого себя, что опасное путешествие без навигации попросту должно вдохнуть в него кипучее желание бороться за свою жизнь, – а не размышлять о противоположном! Размышлять всё чаще и чаще…
– Смотри, – парень ткнул в карту пальцем и повернулся к «попутчику», – Ломак выезжал вот сюда и говорил, что связь была отвратительная. Я же хочу сперва попробовать выйти в эфир с «Косточки», а потом подняться севернее на десяток миль подальше от ледника. Подняться на плато. Быть может ледник блокирует сигнал, я не уверен… Скажем так – уйти на север, насколько этого позволит погода и видимость самого плато как ориентира. Как тебе мой план? Что ты заладил «топливо, топливо»! Хватит его, говорю тебе – хва-тит! Вспомни: его Корхарт и в прошлый раз с запасом считал…
Он осёкся и хмуро глянул на безучастное лицо, грубо нарисованное на подушке. Стиснув руль Эйдан отвернулся и горестно вздохнул:
– «Тряпичная башка»… не выводи меня!
Неожиданно, от подзабытого прозвища ему стало смешно и тепло на душе – полярник отстранённо улыбнулся и даже прикрыл глаза. Повеяло домашним уютом, потянуло запахом выпечки, ванилью, пряностями, послышался гомон приглушённых голосов, а перед глазами заплясали пёстрые огни рождественских гирлянд… Удивительно, но как всего лишь одна фраза, бессознательно выдернутая из памяти, в той же памяти воскрешает давно ушедшие, казалось бы, на покой воспоминания из детства. Накрытый праздничный стол в гостиной, немногочисленные родственники в торжественно украшенном зале, и отец с бокалом в руке и неизменной историей из своего детства. «…Элизабет, Дженнифер, – Эйдан явственно помнил, как отец начал тот рождественский вечер с лёгким поклонам своим сёстрам и застенчивой улыбкой на улице. – Вы не раз рассказывали истории о том, что на нашей ферме жил домовой, – и это могли подтвердить даже наши родители, упокой Господь их светлые души. Ведь все слышали о проделках домового, не так ли? Сено под нашими простынями, камушки в ботинках, после, разумеется, бессонной ночи со светом; таинственные узелки из осоки на пороге нашей комнаты, и вечно пропадавшие нитки с катушек. Вот, – отец указывает на грузного престарелого джентльмена, сидящего в кресле и снисходительно кивающего в такт звучавшим словам, – мистер Талли, не раз был свидетелем рассказов о той неразберихи, которая творилась у нас в доме». Мистер Талли приподнимает пухлый палец и потрясает им в воздухе: «Ещё мой отец был жив и Лора, а эти две щебетухи, – он указывает двойным подбородком на тёток Эйдана, – уже забрасывали меня с сестрой рассказами про домового! Да и ты сам, Райан, ещё костлявый юнец, бегал за ними и поддакивал старшим сёстрам!» – «Но ведь это правда! – перебивая друг друга звонко голосят тётки Эйдана. – Ты нам не веришь, дядя Бенджамин? Был домовой! Его даже наш папа видел! Это он его называл „Тряпичная голова“, потому что тот портил заправленные одеяла и подушки по всему дому. Домовой оставлял на них щипки и завитки в форме разных животных! – возбуждённые и раззадоренные, они оборачиваются к отцу и требуют поддержки: – Райан, ну ты то, чего молчишь? Ведь ты сам видел „Тряпичную голову“ на чердаке – он тебя даже за это ударил лыжной палкой, чтобы ты не подсматривал!» Отец усмехается и трёт лоб, будто удар палкой получил только что. «Верно, верно, – говорит он. – А помните нашу соседку миссис Паркер и её мужа Лесли? После того, как на нашей ферме прекратились странности, эти самые странности перекочевали на их ферму». – «Да-да! – соглашаются наперебой тётки Эйдана, а также некоторые гости, и начинают вспоминать: – Сплетённые аркой стебли кукурузы, таинственные следы в клумбе и завязанные узлом вещи на бельевой верёвке… „Тряпичная голова“ оставил нас в покое и перебрался к Паркерам», – резюмируют Дженнифер, Элизабет и гости. Отец улыбается и приобнимает каждую из своих сестёр. «Вовсе нет, – говорит он. – Просто вы выросли и ему пришлось сбежать к доверчивому Лесли и его легковерной жене. Ведь нашему отцу с каждым годом становилось всё тяжелее убеждать своих дочерей в существовании шкодливого домового и не оставлять при этом следов». А потом, глядя в распахнутые глаза сестёр, отец с улыбкой и нежностью в голосе стал рассказывать собравшимся, как будучи младшим ребёнком в семье, – где царил непререкаемый матриархат и где любая разбившаяся чашка автоматически записывалась на счёт непоседливого мальчишки, – он принимает предложение своего отца «завести» домового. Как орудуя в тандеме с дедом Эйдана, они ловко и остроумно в течении многих лет дурачат домашних, а когда те выносят слухи о «Тряпичной голове» за пределы фермы, решают их не развеивать. Когда шквал удивления и недоверчивых вопросов стихает, и кто-то из присутствующих спрашивает почему «домовой» вскоре пропадает и с фермы Паркеров, Райан Ридз с грустью говорит, что отец уже тогда мучился со слабым сердцем и поддерживать миф о домовом становилось всё трудней… «У тебя был замечательный дед, – частенько повторял отец Эйдану с грустной улыбкой, голосом, в котором слышалась скрытая тоска. – Жаль он тебя не дождался – вы бы с Найджелом стали лучшими друзьями!»
– Мы и с тобой были лучшими друзьями, пап… – произнёс тихо Эйдан с болью в голосе.
Добрался до назначенной точки полярник за полночь, когда яркие созвездия россыпью бриллиантов украсили глубокий бархат ночного неба, а Арктур сияла подобно «Куллинану» в Британской короне. Невообразимым сказочным маяком в ночном небе пылал Млечный путь, восстав из-за тёмного скалистого горизонта. Полярная звезда, занявшая зенит много столетий назад, властно улыбалась своей соседке Кохаб, у которой не так давно отобрала звание главной путеводной звезды человечества. Пока Эйдан ставил мачту-антенну и разглядывал ночное небо, ему вспомнился миф о Киносуре и медведях, о их несуществующих хвостах…
Долго провозившись с установкой громоздкой антенны на крыше вездехода, замёрзший и злой полярник несколько раз прерывал работу и вручную включал прожектора. С тревогой освещая периметр вокруг машины, Эйдан всматривался сквозь тьму и расхаживал по обледеневшей крыше с прожектором в руках. Одолевал и холод, и страх. Оказавшись вне стен собственного жилища, ночью за много миль от станции, Эйдан на собственной шкуре ощутил всю ничтожность и слабость своего нынешнего положения.
Уже сидя в кабине, настраивая передатчик на искомую частоту, Эйдан заметил, как горизонт на северо-востоке зарделся узкой полоской зелёного пламени – там, вдали, полыхало северное сияние.
– Это плохо, – констатировал он угрюмо и, бросив взгляд на тряпичный манекен, пояснил: – Это только выглядит красиво, а вот сигнал блокирует и искажает будь здоров!
Внезапно налетел ветер и ударил в кабину с такой силой, что машина зашаталась.
– Всё-таки догнала нас! – воскликнул он, заглядывая в боковые стёкла. – Нас накроет бурей, Куп, теперь уже точно!