Совершенство

Из динамика донеслись сдавленные звуки и Эйдан понял, что мужчина плачет. От смертельной обречённости в голосе взрослого человека, да ещё и военного, от его отчаянных слёз, он почувствовал, как защемило сердце.

– Но они не простят! – заговорил снова пилот с болью в голосе. – Пресвятая Дева Мария, помоги моей жене, моим детям, защити их! Защити!.. Я обращаюсь к тем, кто будет слушать мои слова: я спрятал письмо для своей семьи в отсек для оружия. Это на случай, если с моим телом, что-нибудь случится… – мужчина замолчал и после непродолжительной паузы снова заговорил, тяжело роняя слова: – Девятого числа мы получили приказ вылететь в девяносто второй сектор и забрать раненых с военно-исследовательского судна «Тохинор» – корабля класса «Призрак», с которым была полностью потеряна связь. Взяв на борт несколько военных, мы совершили взлёт с Военно-морской базы Адамсбэй и взяли курс на северо-восток. Ещё на подлёте к сектору мы стали испытывать серьёзнейшие проблемы со связью и навигацией. Аномалия в виде мощнейшего северного сияния устроила глухую блокаду практически всем спутниковым и навигационным приборам – мы держали курс по заранее проложенному маршруту, а также ориентировались по инерциальному навигатору и физическим картам. Мы намеренно сменили эшелон и летели ниже десяти тысяч футов. Вскоре мы заметили зажатый льдами «Тохинор» и совершили посадку на лёд. В спешке началась перегрузка раненых моряков с судна. На борту самолёта был организован экстренный госпиталь, – все очень спешили! Джозеф Олдбор – капитан самолёта, и Курт Мельтцер – наш бортмеханик, отправились на «Тохинор», но дальше палубы их не пустили и велели возвращаться на борт. Мы неоднократно пытались выйти на связь с Адамсбэй, но безрезультатно. Я пытался разговорить военных, занимавшихся транспортировкой больных, но все оказались замкнуты и напуганы. Со мной никто не разговаривал. К вечеру на наш борт переместили семерых моряков в тяжёлом состоянии, а также два странных на вид контейнера с телами погибших. Нам сказали, что люди погибли от утечки аммиака. Это были металлические саркофаги с узкими стёклами, в которых были видны лица погибших людей. Джозеф сразу обратил внимание на неприспособленность контейнеров к перевозке тел, а также герметичность изоляционных коконов с семью отравившимися… Он предположил, что дело вовсе не в аммиаке, а в биологическом заражении. Так же на борт поднялись три фельдшера и два военных в штатском. Следуя лётному плану, мы должны были доставить пассажиров и больных на дрейфующую станцию «Арктика 9», а затем вернуться на авиабазу Туле. Такой крюк нам предстояло сделать не случайно: согласно расчётным данным, весь полёт мы совершали по периметру зоны блокады, углубляясь в неё не более чем на пятьдесят миль. Как нам ранее сообщило руководство: «Полёты над непосредственной зоной блокады чреваты отказом техники и всей бортовой электроники». Мы совершили непростой взлёт с льдины и набрали эшелон; расчётное время полёта составляло один час пятьдесят минут. Примерно через сорок минут полёта к нам в кабину ворвался один из военных (сержант) и стал кричать, чтобы мы снижались. Он был напуган и что-то нёс про давление в контейнерах, про утечку газа, напирал на меня с командиром, но был оттеснён в салон Куртом Мельтцером. Джозеф приказал военному покинуть кабину и начал снижение в допустимых пределах. Он так же велел мне и Мельтцеру разобраться в чём дело…

Рассказчик умолк экономя силы. В сухой громкой трансляции слышалось его тяжёлое обрывочное дыхание, на фоне которого отчётливо различался треск костра в кабине самолёта – такого же обречённого сгинуть в снегах, как и человека, которого он согревал.

– Я… я завесил окна одеялами, – вновь заговорил раненый, дрожащим голосом, – иначе ночью мертвецы видят свет моего костра и приходят к самолёту. Они пытаются вскрыть дверь… и тогда я включаю громкую связь. Я кричу в микрофон… Это выманивает их под кабину, и они через какое-то время уходят. – Слушая пропавшего пилота, Эйдан почувствовал, как под шапкой пришли в движение волосы. – Это проклятие, но я не знаю, что заставило мертвецов ожить! Потом я снова развожу огонь… Мне с трудом удаётся ползать по кабине – у меня сломаны ноги, я колю себе обезболивающие. Боюсь, что Господь не примет мою душу и я очнусь после того, как умру! У меня есть все основания так полагать… – пилот тяжело захрипел, но взял себя в руки и продолжил: – Когда мы с Куртом появились в грузовом отсеке, там царила паника и хаос. Стояла удушающая газовая завеса – все кашляли! Тот самый сержант прокричал нам, что из-за разницы давления из контейнеров происходит утечка газа и нам необходимо снижаться. Едва он успел это договорить, как крышка одного из контейнеров полетела в сторону и из гроба, – а это был, мать его, герметичный гроб! – выскочил человек и растаял в клубах газа. Тогда я думал, что это был человек… Не зная с чем, мы имеем дело я прижал кислородную маску к лицу и кинулся задраивать крышку контейнера. Курт бросился раздавать дыхательное снаряжение остальным. А потом на меня напал… Мертвец… Его чёрное лицо, втиснутое в шейный корсет… он напал внезапно! Выпрыгнул из газового тумана, явно метил мне в шею, но так как рукой я придерживал маску, зубами он ударился именно в руку. Мгновенно я лишился двух пальце – он отгрыз мне пальцы! Всё произошло стремительно, я помню пронзительную боль от макушки до пяток! Я содрогнулся, закричал! Я упал! Сразу началась паника… паника и крики! Меня оттащили к кабине, и тут кто-то начал стрелять. Один из военных в штатском стал кричать, чтобы стрельбу прекратили, но пальба только усиливалась. Очевидно, пули попали во второй контейнер – я так предполагаю, потому что произошёл несильный хлопок… С петель чёртового саркофага так же сорвало крышку и тут кто-то бросил гранату! От взрыва, в хвостовой части образовалась рваная дыра, корпус треснул, и за секунду самолёт лишился хвоста – мы стали падать! Я едва успел пристегнуть себя ремнём к шпангоуту и увидел, как ветер срывает обшивку со стрингеров по правому борту! Лист за листом! Очевидно, Джозеф до последнего пытался удержать тангаж, но нас стало закручивать в пологий штопор.

Раненый пилот взял вынужденный перерыв, оповещая окрестности хриплым дыханием из громкоговорителя. Эйдан сунул в зубы сигарету, но так и не подкурил, осматривая хмурым взглядом заиндевевшие приборы и потолок.

– Очнулся я уже на земле. Мельтцер накладывал шины на мои ноги, рядом крутился один из военных, кажется его фамилия Фоулэм… Он спросил, что случилось с моей рукой – и я соврал, что её покалечило при падении. Я не знаю почему я соврал, наверно почувствовал, что скажи я правду, – и от меня избавятся, как от бешеной собаки. Этот Фоулэм, он так внимательно смотрел на меня, на мою изуродованную руку… В его глазах я не видел сострадания, он просто выслушал, дал указания Курту и отошёл. Последнее, что я помнил при крушении, это рёв ветра при падении, исчезающие в дыре фюзеляжа контейнера и коконы с больными моряками… Они пропадали в ней один за другим, один за другим! Курт вколол мне морфий и отволок наверх в кабину. Он рассказал, что при крушении в живых осталось лишь пятеро, что Джозеф погиб до последнего пытаясь посадить самолёт. При падении, он сломал шею и Курт с остальными вынесли его из кабины. Мельтцер спешил, но я не сразу понял, что он собирается меня оставить… Он сказал, что фиксаторы смогли удержать лишь один снегоход, – другой разбился, и что он с выжившими военными собирается отправиться за помощью на ближайшую базу. Я умолял его остаться, говорил, что не выживу без его помощи, но он твердил, что вернётся! Что приведёт помощь!.. Повторял, что снегоход слишком мал даже для троих… Курт шепнул, что теперь командует этот военный в штатском – Фоулэм. Перед уходом он наскоро забинтовал мне искалеченную кисть, снёс мне все одеяла, а также весь запас еды и лекарств. Сказал, чтобы я запер дверь и не открывал её, кого бы я не увидел за ней. Он был напуган и не хотел пояснять свои слова, лишь твердил, что приведёт помощь. Обещал привести помощь… Я не виню его – нет. Наверно, я поступил бы так же…

Последние слова Реймонду Дадсу дались особенно тяжело. В них слышалась фальшь и внутреннее противоречие. Эйдан наконец-то достал спички и закурил, блуждая мрачным взглядом по мёртвому выбеленному пейзажу за окном кабины. Слушая голос пропавшего пилота, он всё отчётливее представлял масштаб трагедии, раковой опухолью пожиравшей льды Арктики. Следуя за словами лётчика, полярник подобно пилоту, находившемуся высоко в небе, видел перед своими глазами бескрайние белые равнины, среди снегов которых не способен пробиться ни один радиосигнал и пасует любой прибор навигации…

– Я остался один, – слова из громкоговорителя звучали подобно набату, от звуков которого становилось страшно. – А ночью к самолёту пришли мертвецы. Это были те самые полураздетые моряки, которых выбросило из самолёта при падении. Они… Они выглядели, как… Они!.. Сплющенные падением… скрученные высотой… изуродованная смертью плоть, которая… которая, пришла, приползла к самолёту… – мужчина запнулся, явно попав в плен жутких воспоминаний, но отдышавшись, продолжил: – Один с оторванной рукой и без рёбер… другой всё ещё волочил за собой капельницу, третий замотанный в обрывки кокона, словно в плащ… Разорванный падением надвое мертвец – он всё равно приполз на руках вслед за остальными. Был и тот мертвец, который на меня напал – с чёрным лицом и шейным корсетом! Они столпились за дверью, стали её рвать и толкать, биться в дверь снова и снова! Снова и снова!.. Сначала я кричал, потом думал, что схожу с ума… Затем снова кричал и думал, что точно сошёл с ума! Перед рассветом они ушли, но вернулись через пару дней, или несколько дней – я точно не знаю – и их мёртвые бледные лица чернели от чьей-то крови! Они снова стали вскрывать мою дверь, а я снова стал кричать, но уже в микрофон наружного оповещения… Я потерял счёт времени и веру в своё спасение. Вчера я снял бинты, чтобы сделать себе перевязку и увидел… увидел… – мужчина не смог совладать со своими эмоциями и стал заикаться. Чуть погодя, приступ отчаяния и взявшее за горло удушье отступили: – Она чёрная. Вся моя рука до самого плеча чёрная и она… воняет! Боюсь, что это некроз… О, Господи! Этот чёртов нелюдь, откусивший мне пальцы, заразил меня… Я не знаю, я так думаю! Я хотел отрезать руку… Но, но… не смог! Я чувствую, что со мной что-то происходит, чувствую, что превращаюсь в чудовище! Мой разум меркнет, я теряю рассудок и подолгу нахожусь без сознания, а очнувшись я чувствую страшный голод и невыносимую боль в ногах, как будто я расхаживал по кабине, пока был без сознания. Моё тело покрыто струпьями, я ногтями раздираю себе живот, грудь и шею; голод сводит меня с ума! У меня падает температура и я знаю, что умираю. А ещё я знаю, что мне стоит умереть прежде, чем я обращусь в одного из этих… Да примет Господь мою душу и, да защитит он живых! Силы… мои силы на исходе… обезболивающие ослабевает, – а значит я снова впаду в забытьё. Хватит ли у меня сил очнуться человеком? Даже если и так, – что меня ждёт? Отсрочка?.. Просто отсрочка…

Реймонд Дадс замолчал, тяжело дыша в микрофон, а Эйдан выдохнул облаком табачного дыма в почерневший от сажи потолок кабины. На фоне меркнувшего дыхания пилота, хрипа его лёгких, загнанных холодом и страданиями, а также постоянной болью, – он слышал безучастный треск разведённого Дадсом огня, а ныне, взирал на пепел сгоревшей надежды чудом выжившего в авиакатастрофе человека.

– Я знаю выход, – уронил лётчик отрывисто, со свистом в дыхании. – У меня есть пистолет! К самолёту пришли не все… а значит были и погибшие люди. Умершие так, как это положено… Задумано Создателем и заложено природой! То, что пожирает мою руку, пожирает меня изнутри – не должно успеть прикончить меня! Я молюсь! Молюсь, чтобы Господь даровал мне силы сделать то, что я должен сделать! Эта тьма… Снова наползает эта тьма! Меня зовут Реймонд Дадс – я первый помощник разбившегося самолёта ВВС США с бортовым номером «23112». Прощайте! И да поможет вам Бог!

Эйдан, переполненный драматизмом последних слов пилота, ожидал услышать выстрел, но вместо этого раздался щелчок отключенного микрофона, который финальной точкой укатился в снега. Помимо раздирающего вопроса: «Что произошло с Дадсом?», в голове металась ещё одна назойливая мысль, которую Эйдан никак не мог уловить. Реймонд Дадс, где-то в начале своего повествования сказал нечто такое, что заставило сердце полярника биться быстрее, но разум, поглощённый прощальным повествованием выжившего человека, отодвинул смысл сказанного на потом.

Кое-как запустив запись заново, Эйдан принялся рыться в ящиках и отсеках кабины, внимательно следя за повествованием. Второй раз слушать прощальную речь было не так горестно, к тому же, промёрзшая электроника стала сбоить, раз за разом теряя обрывки слов и невпопад растягивая слова. Складывалось впечатление, что рассказчик вещает с диска старой потёртой пластинки – и Эйдан надеялся, что в бортовой цепи хватит энергии закончить монолог пилота.

Внезапно, его словно ударило током, – он как раз заглянул в подпольный отсек, да так и остался стоять на полу с вытаращенными глазами.

– Он сказал «инерциальный навигатор»! – выпалил он, повторив только что прозвучавшие слова пилота. – Вот оно – инерциальный навигатор!

Эйдан бросился стаскивать ворох одежды с приборных панелей и срывать с занавешенных окон одеяла. В кабине сразу стало светлее, обнажились и вывернулись наружу тёмные недра, демонстрируя полярнику быт выжившего пилота более детально. То тут, то там Эйдану стали попадаться выцарапанные на обшивке отрывки из молитв, начертанные сажей кресты на дверях и стенах кабины, а сразу над спальным местом, прямо на охваченной светом стене, полярник заметил грубо нарисованное распятие. Последнее пристанище Реймонда Дадса презрительно «разглядывало» непрошеного гостя каждым выстраданным дюймом своего пространства с одним единственным немым вопросом: «А смог бы выжить ты?»

Взгляд скользнул к изголовью спального места, где за ворохом белья и грудой одеял Эйдан разглядел нечто такое, отчего похолодела спина. Полярник отбросил в сторону неряшливые пожитки и увидел на стене невнятный и, тем не менее узнаваемый рисунок, виденный в комнате Корхарта. Под определённым углом на глянцевой обшивке были заметны царапины в виде уже знакомых окружностей, формировавших определённый узор. Складывалось впечатление, что кто-то пытался царапать обшивку отвёрткой в настойчивой попытке оставить изображение. «Рон? Неужели это он? – подумал Эйдан со страхом, изучая рисунок. – Неужели он добрался сюда и выследил самолёт?» На секунду парень представил, как среди мёртвых лиц, толпящихся у кабины самолёта, мелькает знакомое лицо Корхарта… Исследуя невероятную находку, Эйдан с недоверием подошёл ближе и провёл пальцами по холодной стене.

– Или ты пришёл, когда здесь уже никого не было?.. – прошептал он, вопрошая у загадочного рисунка. – Для чего?

Искомое устройство оказалось тяжёлым небольшим боксом с откидной крышкой под которой находился скромного размера монитор. Ликующий Эйдан поставил навигатор на спальник и включил питание. Несмотря на то, что ранее ему не приходилось работать с подобной моделью, за десять минут полярник (лоцман в недалёком прошлом) разобрался в установке и прокладке координат, тем более что все точки и привязки уже имелись в базе прибора. Текущее положение навигатор определил, как семьдесят одна миля к северо-востоку от Коргпоинт.

Чтобы не разряжать аккумулятор, Эйдан отключил питание и с трудом отнёс тяжёлый ящик в вездеход. Травмированная рука вновь дала о себе знать, распространяя жгучую боль до самого подбородка. Снаружи, надломленный голос пилота звучал ещё громче, чем в кабине, рассеиваясь ветром по белой пустыне. Эйдан воровато глотнул водки и опять закурил, вслушиваясь в прощальные слова незнакомого ему человека. «…Джозеф погиб, до последнего пытаясь посадить самолёт», – неслось по заснеженному безмолвию. Ридз хмуро разглядывал искалеченный самолёт, который стал для раненого пилота и прибежищем, и тюрьмой. Перед глазами всё ещё стояло грубо выполненное распятие над спальным местом: дилетантская попытка повторить фигуру Спасителя; неумелая мазня пальцами, отчаянная, скорая и от того такая пугающая, – а ниже, зловещий необъяснимый символ смерти, как чёрная метка, прикопанная в одеялах.

Полярник повернул ключ зажигания, но машина никак не отреагировала. Эйдан выругался и, памятуя о плавающей неисправности, о которой упоминал Корхарт, пошевелил ключ в замке зажигания. Снова попытка – безрезультатно. Ещё раз – никакого эффекта!

– Да заводись же ты, сука! – процедил он сквозь зубы, снова и снова поворачивая ключ в замке.

Эйдан занервничал. Взгляд невольно стёк на колени, где покоился тяжёлый карабин, воронёной сталью провожая блики уходящего дня. В голове появилась нехорошая мысль, что гиблое место не отпускает, что случайный путник, как и погибшие здесь люди – обречён. Неожиданно Эйдан встрепенулся: «Нужно хоть что-то сделать для Дадса, чёрт возьми! Письмо, о котором он говорил, надо найти письмо для его семьи! В оружейном отсеке!»

Выскочив наружу и со злостью хлопнув дверцей, он снова направился в кабину самолёта, но едва поднявшись по ступенькам, замер как вкопанный. Сквозь прихваченное инеем стекло, полярник заметил какую-то движущуюся тёмную точку на белой вековой скатерти вдали. Чувствуя накатывающую тревогу, он бросился к ветровому окну и прильнул к замёрзшему стеклу. Сомнений быть не могло: вдалеке, навстречу разбившемуся самолёту шёл человек, однако расстояние оказалось слишком велико, чтобы разглядеть детали.

Грохнув прикладом по приборной панели, Эйдан оборвал громогласную трансляцию, мысленно ругая себя за прежнюю неосмотрительность… Первым порывом было броситься к вездеходу, но обездвиженная машина тут же приняла образ ловушки! Эйдан взлетел на спальник и отщёлкнув замки, высадил эвакуационный люк на крыше. Высунувшись по пояс, навалившись грудью на глянцевый фюзеляж, парень положил перед собой карабин и глянул в линзу прицела. Несомненно, к самолёту приближался пилот: на его голове тускло поблёскивал лётный шлем, закрывавший тонированными очками большую часть лица, а из-под накинутого на плечи одеяла выглядывала лётная куртка. В руке он держал пистолет и спускался с небольшого пригорка неуверенными шагами, то и дело увязая в глубоком снегу.

«Живой, сукин сын! – застучало в висках. – Дадс, сумел выжить!»

– Сюда! – заорал Эйдан во всё горло. Он выпрямился в люке по пояс и замах рукой. – Я здесь, сюда! – не в силах сдержать улыбку, он снова прильнул к прицелу и тихо добавил: – Как же ты здесь выжил, чертяка?

Его улыбка моментально угасла, так как позади пилота на небольшом удалении, он заметил полуобнажённую фигуру человека, бредущего следом… Эйдан похолодел! Он слегка двинул карабином и случайно поймал в фокус оптики только что поднявшегося из сугроба мертвеца, который сидел в снегу и смотрел в сторону самолёта. Рядом, буквально выдирая вмёрзшее тело из занесённого снегом тороса, шевелился ещё один мертвец, устремив к самолёту синее лицо.

– Оглянись! – завопил Эйдан, снова махая пилоту рукой. – Да оглянись же ты, твою мать! Беги! Беги сюда! Шевели ногами…

«Сломанными», – едва не добавил он и осёкся. Прижавшись щекой к наглазнику прицела, полярник взял на мушку приближавшегося пилота. Сократившееся расстояние позволило Эйдану разглядеть сжатый в кулаке пистолет, который оказался примотан к руке грязным бинтом, а также неестественно гнувшиеся при ходьбе ноги. Из-под огромных тёмных очков лётного шлема выглядывал высохший оскаленный рот и синий острый подбородок…

От открывшихся деталей, от шока, Эйдан выстрелил не раздумывая. Страх сдавил всё его существо внезапной судорогой, скрючив разом онемевшие пальцы – это он дёрнул за спусковой крючок, сумев утопить в адреналине резкую боль в плече. Мёртвый пилот на мгновение замер, словно прислушавшись к звуку выстрела, а потом бросился вперёд, нелепо выбрасывая перед собой сломанные ноги.

Вернулось нечеловеческое ощущение опасности, а вместе с ним и слабая моторика. Корчась от боли в плече, Эйдан снова приник к оптическому прицелу, в отчаянии захватывая страшную цель. Поток мыслей со скоростью барабанной дроби запульсировал в голове: «Они очнулись от звука! Звук трансляции! Они пришли на звук! Это те раненые моряки с „Тохинора“! Что я наделал, мне их не одолеть! Сколько их здесь под снегом? Вездеход!.. Нужно завести вездеход!.. А что потом? Не дать себя заблокировать в самолёте! Реймонд Дадс… был ближе всех к самолёту – он очнулся первым! Надо бежать! Надо бежать – уноси ноги!»

– Ты… ты не выстрелил… – шептали губы полярника вразрез паническим мыслям в голове. Взгляд прищуренных глаз неотрывно следил за очнувшимся пилотом, ловя в перекрестие двигавшуюся скачкообразно фигуру. – Ты… так… и не… выстрелил в себя! Ну, почему же ты не выстрелил?! Ты ведь даже примотал пистолет к руке!.. Этим… этим пистолетом ты нарисовал круги на стене перед смертью, ведь так?..

Короткая очередь срезала мертвеца, но и вырвала карабин из ослабевших рук полярника! Застонав от боли, сжав зубы, Эйдан с отчаянием заметил, как ружьё сползло с покатого фюзеляжа и пропало за его краем.

Даже без оптики Эйдан увидел, как скошенный пулями пилот поднялся и ринулся вперёд… а за его спиной уже близились те, в ком не так давно теплилась жизнь! Эйдан скатился по узким ступенькам и кинулся прочь из лайнера. Он едва успел подобрать карабин и укрыться в кабине вездехода, как у носовой лыжни самолёта вынырнул мёртвый пилот. Покойник на мгновение задержался у шасси, сверкнул в направлении вездехода стёклами шлема и бросился к машине. Эйдан взвыл от ужаса и с силой повернул ключ зажигания. Одновременно с рёвом ожившего двигателя в переднюю часть машины врезался пилот, с головы которого от удара слетел шлем. В ту же секунду Эйдан нажал газ, однако мертвец успел взобраться на капот машины и прильнуть к лобовому стеклу. С криком ужаса Эйдан вжался в сидение набиравшей скорость машины. Не замечая перед собой ничего кроме перекошенного мёртвого лица в лётном подшлемнике, полярник в страхе выкрутил руль и снова ударил по акселератору, надеясь сбросить нежить… Вездеход едва не завалился набок и с грохотом врезался в борт самолёта. Ударом мёртвого пилота скинуло с капота и отбросило под фюзеляж; водительская дверь вездехода распахнулась и Эйдан едва не выпал. Машина заглохла. Ридз бросил карабин себе на колени и повернул ключ зажигания.

– Господи помоги! Господи помоги! – тараторил полярник, петляя взглядом по ближайшим наледям. – Господи помоги!

Двигатель натужно застонал, но ожил, выдохнув из-под смятого капота струю пара. Эйдан стал резко сдавать назад, в последний момент заметив мелькнувшее полуобнажённое тело в проёме распахнутой двери – смертельно голодная свора уже была здесь! Ридз успел лишь зажмуриться и втянуть голову. Мертвец едва не допрыгнул, и был резко отброшен в сторону движущимся рифлёным траком, на который он и прыгнул неудачно.

Полярник ударил по тормозам и положил палец на курок – перед собой он видел, как из-под самолёта выбирается пилот, а рядом на ноги уже встаёт босоногий, голый по торсу мертвец, которого только что отшвырнуло траком вездехода. На нём болтались грязные светлые штаны, а на шее всё ещё держался шейный корсет, напоминавший широченный ошейник. Чёрно-синий высохший торс топорщился в нескольких местах сломанными костями и зиял открытыми ранами; затянутые посмертными бельмами глаза на свинцовом лице смотрели ужасающе слепо и пристально, а сломанные в нескольких местах руки беспрестанно двигались у груди. Он напоминал оглушённого веником ядовитого паука – скрученного и смятого, сжавшегося перед схваткой, но всё ещё смертельно опасного! Немного левее и позади, к вездеходу направлялось ещё несколько фигур, однако Эйдан боялся отвести взгляд от ближайшей парочки, словно потеря визуального контакта послужит сигналом к нападению.

Резко и неожиданно из-за гусеницы вынырнул мертвец и в броске дотянулся до куртки Эйдана, сжав карман костистыми пальцами. Ридз вскрикнул и нажал на курок. Инстинктивно. Лежавший на коленях карабин замотало и затрясло, неистово ударяя под локоть левой руки…

Время почти остановилось… скорее оно стало напоминать кисель. Как в тумане Эйдан видел, что напавшего мертвеца отбросило от вездехода, как от него брызгами отлетает заиндевевшая на морозе плоть. В сторону так же летит отстрелянная нижняя челюсть нелюдя, лоскуты его скудной одежды. Как тот барахтается в снегу, пытаясь встать, затем неуклюже перекатывается на грудь, демонстрируя из-под тряпиц позвоночник, который заканчивается… ничем. «Приполз на руках вслед за остальными», – галопируют слова Дадса, пересекая сознание. Время всё ещё представляет из себя тягучую массу, в которой разорванное авиакатастрофой существо, бросает взгляд из-за синего оголённого плеча, пожирая полярника белыми, как снег мёртвыми глазами… Кисель, в котором к вездеходу, как по команде срываются те, что попрали все законы мироздания обманув саму смерть!

Захлопнувшаяся дверь вездехода, словно вернула времени привычный ритм и реальность понеслась с ужасающей быстротой: истошный крик Эйдана, с силой давившего педаль газа; карабкавшиеся на капот мёртвый пилот и разинутая чёрная пасть мертвеца в корсете; перемолотые словно в мясорубке тела под днищем тяжёлой машины, которые тут же воскрешались из снега и бросались вдогонку… Сквозь собственный крик отчаяния, задворками сознания Эйдан понимал – этой схватки ему не выиграть! Помятая, парующая машина тяжело набирала скорость, содрогалась всем корпусом, клевала носом, приостанавливалась против воли полярника, и грозилась вот-вот заглохнуть. Несмотря на это, Эйдан пытался оторваться, направив вездеход прочь от самолёта и держа курс на торчавший вдалеке, как одинокий маяк, красный хвост лайнера. Не зная усталости, преследователи быстро настигали машину и пытались проникнуть в кабину, бились об стёкла и кусали дверные ручки. Полярник снова начинал истошно орать и хватался то за карабин, то за ручку водительской двери – тянул на себя, что есть силы – и в отчаянных криках вспоминал молитву. Он выкручивал руль и начинал кружить, пытаясь сбросить мертвецов с вездехода, а когда это удавалось, с обезумевшими от страха глазами давил закостенелые тела гусеницами, будто это имело хоть какой-то смысл!

…И эта кровь на штанах – липкая, хоть и успевшая немного остыть. Накачанный адреналином мозг какое-то время напрочь отказывался замечать рану, а когда заметил, то с ужасом решил, что мертвец, всё же, смог дотянуться до ноги! Однако присмотревшись к обожжённой дыре на ткани, полярник с облегчением догадался, что слегка зацепил мышцу бедра, когда палил из карабина, лежавшего на коленях.

Минуя оторванное крыло самолёта, Эйдан почувствовал, как перегруженное страхом сердце замерло, наполнившись неясной надеждой. Объезжая уже знакомое ему место, он лихорадочно осматривал пропитанный авиационным керосином периметр вокруг искорёженного крыла и двигателя. Сорвав шарф с манекена, полярник вывернул отяжелевший руль и накрепко стянул узлом с водительской дверцей. Вездеход двинулся по кругу небольшого радиуса, постепенно увлекая за собой преследователей… Нажатый круиз-контроль не давал машине остановиться и Эйдан лихорадочно поменял в карабине магазин. Кое-как вытащив из-за сидений канистру с топливом, Эйдан перелез на пассажирское место и, потеснив тряпичный манекен, приоткрыл дверцу. Не теряя ни секунды, он стал лить топливо прямо на движущийся трак вездехода, а когда канистра опустела, выбросил её на снег. Внезапно, едва не заглохшая машина, снова дала нежити шанс взобраться на капот и крышу, но полярник вовремя кинулся за руль и нажал газ. «Только бы не заглохнуть! Только бы не заглохнуть!»

Эйдан с силой сдавил раненое бедро, стиснув зубы от боли. Стараясь не упускать из виду наседавшую свору, он принялся быстро обмазывать кровью тряпичную куклу, отвешивая по нарисованному лицу кровавые оплеухи.

– Для тебя есть работёнка, Куп! Да-да, задание, агент Купер! – приговаривал он, озираясь по окнам обезумевшим взглядом. – Мне жаль, что нам придётся попрощаться, но мне не выйти из этого чёртового вигвама без твоей помощи! Что? Не-е-е-т, это даже не Чёрный вигвам с БОБом! Этим тварям не нужен ни твой разум, ни твоя душа! Этих ничего не интересует кроме плоти!

Сотрясаясь от страха, изрядно перемазанный кровью, Эйдан вырвал манекен из цепких объятий ремня безопасности. Кое-как впихнув тряпичную куклу между собой и водительской дверью, он вытряхнул из ящика над головой ракетницу, затем пристегнулся ремнём сам. Сорвав шарф с рулевого колеса, полярник направил вездеход как можно ближе к разбитому крылу самолёта, рассчитывая проскочить у самой топливной гондолы. Помятую машину здорово тряхнуло, и она встала на дыбы, наскочив на оторванный элерон под снегом.

От неожиданности Эйдан ударился о руль подбородком, на мгновение потеряв контроль над происходящим – этого хватило, чтобы обездвиженный вездеход стал лёгкой добычей для мертвецов! Водительская дверь со скрежетом распахнулась, – едва ли не совранная с петель, – и к человеку потянулись сразу две пары синих оголённых рук. От ужаса Эйдан выстрелил из ракетницы в открытый проём не метясь. Один из мертвецов молниеносно вырвал из кабины тряпичного «пассажира» и исчез из вида, скрывшись за траком; второй, не имея возможности дотянуться до человека, висел на руках, вцепившись в куртку и ремень безопасности. Эйдан нащупал заднюю передачу и вдавил педаль газа, не сводя полных ужаса глаз с чёрного лица. Пришедшее в движение полотно гусеницы мигом разорвала смертельные объятия покойника, подмяв его тело под днище. Ослепительно полыхнула заря – выпущенный ракетницей сигнальный заряд прожёг снег, и пропитанный керосином периметр вспыхнул, поглотив огненной стеной и живых и мёртвых.

Упорно вращая горящими траками, вездеход сдавал задним ходом, объятый гудящим пламенем, расползавшимся чадом. Отстегнувшись, и едва не вывалившись из кресла, Эйдан с трудом смог захлопнуть дверцу и за неимоверно долгую минуту покинуть пределы огненного периметра. Едкий дым, набившийся в кабину, выцарапывал глаза и лез в горло. Не в силах более дышать угарным смрадом, Ридз остановил машину и распахнул дверь. Его нещадно рвало, обожжённое лицо нестерпимо жгло, а от опаленной бороды с волосами струился едкий дым. Сдирая пальцами слёзы, полярник попытался осмотреться, щуря красные глаза, на которых не осталось ресниц, впрочем, как и бровей на лице. Рифлёные траки машины кипели паром да копотью, но открытого пламени уже не было. От окутанного заревом периметра к вездеходу тянулась огненная колея, истончаясь ближе к машине, – и вовсе прерываясь за пару десятков футов. Бушующее, футах в трёхстах, пламя начинало осаживаться, миновав свой максимальный порог. В начавшее уже темнеть небо вздымалась витая колонна чёрного дыма, объятая сизым паром растопленного снега. Хлопья сажи вместе с искрами все ещё танцевали в огненной короне, сквозь узор которой, Эйдан видел двигавшиеся тела. Охваченные пламенем, горящие и почерневшие, они сгрудились в центре пожарища – и было похоже, что в аду вершится страшный обряд! Полярник догадывался, что именно собрало мертвецов вместе, хотя всё, что произошло минуту назад, всё пошло не по плану!

Падая на снег, с трудом поднимаясь и вновь падая, из огненной западни показалась горящая фигура. Она с трудом брела по направлению к вездеходу, развивая за собой чёрное знамя пожарища, роняя на снег горящие куски кожи и жира. Вслед за ней, из пламени выполз тот самый мёртвый моряк с широким корсетом на шее, который ныне расплавился от температуры и растёкся по чёрному обожжённому телу. Он кое-как поднялся на ноги и, продолжая полыхать, направился в сторону Эйдана. Медленно, под аккомпанемент ревущего пожарища, на снег стали выходить остальные… Чёрные горящие факелы, льющие на снег расплавленную плоть, шли медленной процессией, движимые неведомой силой.

Эйдан со стоном прижал снег к пылавшему лицу и вернулся за руль. Не сводя с мертвецов тяжёлого взгляда, он захлопнул дверцу и вездеход медленно двинулся задним ходом. Внезапно раздался выстрел, затем ещё один и ещё. У первого из покинувших пламя мертвецов оторвало кисть, разбрызгав по снегу горящие точки.

– Раньше надо было стрелять, приятель, – прокомментировал угрюмо Эйдан. Сквозь закопчённое стекло, он хмуро разглядывал горящего Реймонда Дадса, у которого в руке только что взорвался раскалённый пистолет.