В конце кладбища багебские дети играли в прятки. Маленькая девчушка прислонилась к могильному памятнику и, закрыв лицо руками, громко считала:
– Раз, два, три, четыре, пять…
Дети, словно вспугнутые коршуном цыплята, носились по кладбищу, прятались, ложились за памятниками, мраморными надгробиями, лезли в кусты.
– …Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят! Открываю глаза! – крикнула девочка.
Она настороженно оглядывалась вокруг, разыскивая притаившихся детей. Вдруг девочка захлопала в ладоши и радостно закричала:
– Вижу, вижу! Выходи, Темо! Ты во-о-он там, за могилой Чхенкели! Выходи! Стук-стук!
Темо вылез из-за могилы.
– Татиа, выходи! Вижу тебя! Ты под памятником Бакурадзе! Стук-стук!
Девочка продолжала поиски, а Татиа предупредила остальных:
– Скажу «груша» – выходи, скажу «яблоко» – не выходи!
Я стоял на пригорке и хорошо видел детей, прятавшихся за могильными плитами и памятниками. Солнце почти скрылось, стемнело. И вдруг меня охватил ужас. Я быстро спустился с пригорка и помчался вниз, размахивая руками и крича во весь голос:
– Дети, перестаньте сейчас же!.. Выходите, дорогие мои, вылезайте все!.. Дети, хорошие мои, милые дети. Не смейте прятаться!.. Выходите, дети!..
Перепуганная насмерть детвора сломя голову разбежалась по домам.
– Добрый вечер, Даду!
– Здравствуйте, Джако!
– Так поздно с лекций?
– Сегодня был практикум, а потом пошли в кино.
– Что смотрели?
– Не помню, какая-то чепуха – «Мертвые говорят громче живых» или наоборот. Каково?
– Очень хорошо!
– Что хорошо?
– Название хорошее.
– Да, название-то и подвело меня.
Дадуна замолчала и стала крутить головку высохшего крана. Молчал и я.
– А со мной вы пошли бы в кино? – вдруг выпалил я и почувствовал, как краска залила мне лицо.
– С вами?
– Да.
– Почему бы нет?
– Когда? – обрадовался я.
– Когда пригласите.
– Завтра.
– Нет, завтра у меня гости. Приходите и вы, буду очень рада. Придете?
Я посмотрел на свои брюки, Потом на Дадуну и пожал плечами. Поняв меня, Дадуна расхохоталась.
– Глупости. Приходите обязательно.
– Спасибо, приду.
– Ровно в десять. Не подведете?
На мою просьбу отгладить брюки и сорочку тетя Шура ответила категорическим отказом. Тогда за дело взялся я сам. Когда в комнате третий раз запахло паленым, тетя Шура не вытерпела.
– Со спекулянтами и прочими жуликами тебе нечего дружить! Видела я парней получше тебя, обалдевших от этой бесовки-девки! Стоят до утра во дворе с гитарами и орут какие-то глупые песни. Тьфу, противно даже смотреть! Чтоб глаза мои не видели тебя в этой компании!
Дядя Ванечка невозмутимо читал газету.
– Да скажи хоть слово! – набросилась на него тетя Шура. – Расскажи-ка ему, какая тут из-за нее заварилась поножовщина! Расскажи!
Дядя Ванечка осторожно отстранил жену и продолжал читать.
– Что ты нашел такое в газете, проклятый! – завопила тетя Шура. – Парень на краю гибели, а тебе наплевать?!
– Отстань, ради бога, не до вас мне! Тут про Мао Цзедуна написано!
– Скажи ему что-нибудь!
– Да что мне ему говорить? – дядя Ванечка отложил газету и взглянул на меня.
– Скажи, была поножовщина?
– Ну, была! Что же из этого?
– Как что? – подскочила тетя Шура. – О чем это, по-твоему, говорит?
– О том, Шурочка, что Дадуна – красивая девушка и она многим нравится.
– И больше ни о чем? – подбоченилась тетя Шура.