– Э-м-м…
– Ира, – подсказала я.
– Да, Ирочка, тебе Юра нужен?
– Да, позовите его, пожалуйста, – наверное, мой визит выглядит по-дурацки, но на расшаркивания нет времени.
– Обожди немного, – он прикрыл дверь и засеменил вглубь квартиры. Маленький, неприметный мужичок был полной противоположностью своего сына – весельчака и балагура. Низкого роста, щуплый, он работал сантехником в нашем районе. Что удивительно – не пил и профессию свою любил. Лучшего мастера было не сыскать.
Через минуты три выглянул лохматый со сна Юрка:
– Ну, что, Иванова, уже ушёл?
– Да. И если ты не поторопишься, мы его упустим, – зашипела я на него, чтобы не слышали домочадцы.
– Спокойно, сейчас всё будет, – и снова исчез за дверью.
Спустя минуты две Юрка уже вышел за дверь, на ходу натягивая свитер и надевая ветровку:
– Поторопись, Иванова, что застыла, – он поспешил к выходу из подъезда, я за ним.
До папиной работы было недалеко, опасаясь идти по дороге, мы прошмыгнули через дворы и уже вскоре были напротив бюро, где в этот час царила полнейшая тишина.
– Ну всё, упустили, – раздосадовано повернулась я к Юрке.
– Не расстраивайся раньше времени, Иванова, поверь, он сюда точно зайдёт, – Сорокин утвердительно задрал палец кверху.
– Мне бы твою уверенность, – уныло пробурчала я.
– Сама посмотри, – в голосе Юрки прозвучали торжествующие нотки.
Вскинув голову, увидела отца, спешащего к дверям бюро. Он почти не смотрел по сторонам, нервно поглядывая на часы. Мы заняли наблюдательный пост за небольшими деревцами и приготовились ждать. Минут через двадцать к дверям подошла Ксюша, в коротком платьице, которое прикрывал светлый плащ. Её волосы были собраны в пышный высокий хвост, что на каждом шагу подпрыгивал в такт походке. Воровато оглянувшись, она проскользнула за дверь.
– Ну, вот, – кивнул в её сторону Юрка, – факты, так сказать, налицо.
– Может, сегодня, действительно все работают, – протянула я, даже сейчас отказываясь верить в факт отцовской измены.
– Брось, Иванова, ты ещё хоть одного человека за это время видела?
В ответ осталось только покачать головой. На глаза наворачивались слёзы. Я всё это уже прошла, но видеть самой было выше моих сил, даже сейчас. Сердце за столько лет так и не смогло принять тот факт, что мы просто стали не нужны отцу.
Юрка сел рядом и тихонько обнял меня за плечи:
– Ну, не раскисай, чего ты? Ведь он не уходит, а значит, всё поправимо. Расскажи матери или сама поговори с отцом.
Чуть не брякнула, что папа скоро уйдёт, вовремя сдержалась:
– Не могу я маме сказать, она этого не переживёт, – мысли перепуганными стрижами метались в голове. Мой план, такой статный и ясный, теперь казался убогим.
– Ирка, прекрати сырость разводить, – легонько встряхнул меня Сорокин, – делаем так, проследим за ними, потом сама решай, как поступить. Тебе виднее. Хочешь, в профсоюз анонимку напишем, чтобы его на собрании разнесли в пух и прах?
– Ты прав, – вытерла я слёзы, – давай в самом деле пока понаблюдаем.
Ждать нам пришлось изрядно и за всё это время больше никто из папиных коллег не изъявил желания работать в выходной.
Вот, наконец, из дверей показалась Ксюша и отец следом за ней. Она подхватила его под локоть с горделивым видом, и они куда-то направились.
Мы с Сорокиным осторожно двинулись следом, деревья, ещё голые после зимы, были плохим прикрытием, поэтому держаться старались как можно дальше от парочки. Впрочем, они тоже избегали людных мест, всё время норовя пройти дворами. Проплутав так друг за другом минут двадцать, вышли на задний двор какого-то здания. Да это же та самая общага, где жила Ксюша, ахнула я. Вот так номер! Отец с пассией прошли к чёрному входу и, осторожно, чтобы не скрипела дверь, скользнули внутрь. На пороге папа оглянулся и мы едва успели отскочить за угол.
– Иванова, – зашипел на меня Юрка, – ну что ты прёшь, как бульдозер?
– Сам-то, – возмутилась я, – мог бы и придержать.
– Ладно, – примирительно поднял он руки, – что дальше делать будем? По домам?
– Нет уж, – упёрлась я, – теперь пошли со мной.
– Что ты задумала? – не отставал Сорокин.
– Не знаю пока. Будем импровизировать.
Мы обогнули здание и прошли к главному входу. В вестибюле, откуда шли две лестницы на верхние этажи, стоял стол, за которым сидела старушка, сдобная, как пончик и улыбчивая, увидев нас, она оторвалась от вязания:
– Что хотели, молодёжь?
Я чеканным шагом, сделав самое грозное выражение лица, прошла к столу:
– Здравствуйте, мы из комсомольской ячейки вашего района, Ксения Вострухова тут живёт?
Глаза бабульки забегали:
– Да здесь, только её сейчас нет.
Я прервала её:
– Это, – указала на Юрку, – наш комсорг, Юрий Деточкин (боже, что я несу, какой Деточкин, только меня уже было не остановить), а я секретарь – Валя Селезнёва. Ксения не посещает собрания, не выполняет взятые на себя обязательства. Знаете, чем это чревато? – выразительно сдвинула брови, изображая из себя «каток правосудия».
Вахтёрша мелко закивала.
– Так вот, в какой комнате она живёт? Если её нет, поговорим с её соседками. Мы не хотим, чтобы у Ксении были неприятности, пришли выручить товарища из беды. Вы нас понимаете?
– Триста двенадцатая, – тихонько пробормотала старушка, – всё понимаю, конечно, проходите.
С самым надменным видом, на какой только была способна, я прошла к лестнице, сзади, ошалев от изумления, топал Юрка:
– Ну, Иванова, с тобой в разведку хоть сейчас! – приглушённо хохотнул он, отходя от шока.
– Считай, мы и есть в разведке, – поглядывая вверх и вниз по лестничному проёму, я продолжила забираться по ступеням.