Бетельгейзе. Военный приключенческий роман в двух частях. Часть 1

– Ну да, ну да, я понял, что водку даёт, такое время, что тут поделаешь, – согласился дед.

– Слышишь, мужик, а ты вообще кто, а? – наконец спросил я.

– Да так, никто. Живу тут. Ну как и ты, – ответил он и мы вошли в подъезд девятиэтажки.

Поднявшись на лифте, он открыл дверь своей квартиры. Жилище одинокого человека всегда сразу бросается в глаза. Тем не менее, в квартире был порядок, хотя быт устроен более чем скромно. Мы прошли на кухню.

– Ну вот, тут и посидим. Ты чего, на ночь глядя, в магазин – то пошёл? С женой поругался что ли? -спросил хозяин.

– Да нет. Моя семья на юге, в Сталинграде…, я один пока. Ремонт у меня и всё такое дома…. Вот даже не знаю, как так получилось.

– Ну понятно. Ладно, присаживайся, давай выпьем…, в Сталинграде…. Чего посуху трепаться. А от чего Сталинград – то? Волгоград же…?

– Ну так, – ответил я, – В общем…, Сталинград и всё. Я так называю этот город.

Я начал разглядывать своего случайного собутыльника пока он наливал по рюмкам водку и делал закуску. «Зоновские перстни» украшали пальцы рук. На вид ему было что-то за семьдесят, но держался он хорошо. Такой ухоженный, бодренький старичок с гривой седых волос, небольшой бородкой, он более походил на писателя Эрнеста Хемингуэя. Мы выпили молча. Он налил еще.

– Скажи, отец, а ты что совсем один тут живёшь что ли? – нарушил неловкую тишину я.

– Один, один…, так уж сложилось что один, – ответил он, – Ну давай повторим.

Мы опять выпили. Некая практика общения научила меня не задавать вопросы категории людей, ранее имевших проблемы с законом, твёрдо соблюдая правило о том, что если они захотят, то сами всё расскажут. И это был как раз тот случай, когда мне нужно было ждать, чтобы узнать о своём сотрапезнике что-то.

– Ну…, чем живёшь? – наконец спросил он.

– Да так. Ничем. Работа, семья, дом. Ну в общем как большинство, как все. А в свободное время книжку пишу о войне, – постарался я «пропиарить» своё единственное художество.

– Ну да, сейчас многие ничем живут. Странное время…. Книжку пишешь? Интересно. Да еще и о войне?

– А ты…, то есть вы? – решив, что моя очередь задать вопрос о нём вполне естественна.

Он от чего-то глубоко вздохнул:

– Ну я вот тут, живу и уже тоже ничем. Просто живу и всё. Давай-ка еще «махнём».

И он опять разлил водку. Мы снова выпили и закурили, заполнив кухню дымом.

– Ты воевал? – спросил старик.

Я отрицательно покачал головой.

– А вы…? Вы воевали?

Водка развязывала язык и делала более уверенным меня в задавании вопросов.

– Да можно сказать, что не воевал. В Отечественную мал я еще был, а потом сидел…. А ты писатель, стало быть?

– Да нет, просто что-то типа хобби что ли. В общем, убиваю время.

– Убиваешь…? Убиваешь…! – как-то странно произнёс это слово, с двумя разными интонациями, наполнив его именно тем смыслом, которое оно имело, заставив меня задуматься.

– Я хотел сказать, что нашёл себе занятие в свободное время, – попробовал оправдаться я.

Он согласно кивнул, видя моё замешательство, и произнёс:

– Ну а как тогда ты пишешь о том, чего не видел? Хотя если есть способности и правильно использовать информацию, то написать это не проблема. Так ты способный значит? Издаёшься уже?

– Не…, не издаюсь, денег нет. А про способности не знаю. В общем, пишу для себя более и без всякой перспективы.

– Послушай-ка, писатель. Вот есть у меня некая история. Может тебе интересно будет? – оживился мой собеседник.

– Извините, но я про это не буду писать, – ответил я, указывая вилкой на его пальцы рук.

– А…, ты про это…. Да нет, там другое. История такая…. В общем, в 1943 году это было, мне тогда девять годков случилось. Я попал на Север с родителями, правда, еще до войны. Мой отец водил конвои, боцманом на «Марсельезе», а мать по приезду почему-то и как-то очень быстро заболела перед самой войной и умерла, даже не знаю, что за болезнь такая? Мы жили в маленьком посёлке Аламай. Его сейчас уж нет, после событий и восстанавливать не стали, кому нужно это захолустье, тем более что раскатали его сильно.

– А где был такой посёлок? – спросил я, демонстративно показывая свой интерес к рассказу, хотя мне было абсолютно всё равно.

– Да тут, в Тюменской области, на Ямале.

– Кто «раскатал» его?

– Так немцы…, фашисты. Лодка, будь она неладна…, подводная лодка заходила….

– Как это может быть? Немцы…, фашисты в Тюменской области? – заинтересовался уже и я, – Да ладно тебе…. Ну вот Мурманск, Архангельск тоже кажется…, там да, шли бои. А на Ямале…, да ну, это выдумки.

– Было, тем не менее. Дети там погибли. Товарищи мои по интернату. Я так скажу, страшно было…, очень страшно…, но, никто не побежал, не отступил.

Он поднялся со стула и подошёл к окну, открыв створку.

– Вообще дети войны несколько другие, чем современные. Они быстрее взрослеют. Они совершенно не такие. Мне с некоторых пор, стало вдруг непонятно, ну почему о событиях в Арктике так мало информации. Вот юбилейный год нашей Победы и нет вообще ни слова. Ведь нормальный человек, сталкиваясь со смертью, не делает разницы между гибелью одного близкого человека и миллионов незнакомых ему соотечественников, хотя как говорят, что масштабная гибель – это не трагедия, это статистика с чем я лично никогда не соглашусь. Я видел своих одноклассников, с которыми бок о бок жил в интернате, которые лежали на земле и смотрели в небо, туда куда подались их невинные души…, души маленьких солдат своей страны. Мой друг, который умер у меня на руках, шептал мне перед смертью о том, что теперь я могу взять его марки себе. Понимаешь…? Его более всего заботила судьба небольшой коллекции, которая и даром-то не нужна никому, но очень уж сильно он ей дорожил. Ему уже не было больно, ему было только холодно. Мне иногда кажется, что я до сих пор вижу его кровь на своих руках. Ты понимаешь меня?

– А кто же их так? Немецкий самолёт? – спросил я.

– Нет, не самолёт. Люди с подводной лодки. Десант.

– Ну да…, простите, – виновато произнёс я, кляня себя за рассеянность, – Вы говорили, что это была лодка. А позвольте узнать ваше имя, ведь мы до сих пор незнакомы. Моё имя Олег, – теперь водка делала своё дело, но я старался быть внимательным к деталям истории.

– А меня ты можешь называть Андрей, Андрей Всеволодович (далее А.В.). Вообще в интернате, а потом и на малолетке, меня называли Горе.

– Какое-то мрачное прозвище? – сказал я.

– Да нет ничего мрачного. Всё от фамилии пошло, знаешь ли, детская фантазия по – своему работает. Фамилия моя, Максимов, ну и пошло – поехало, Максимов, от неё Максим…, Максов, тогда как-то не знали, а если Максим, то значит Горький, как писателя, ну а коли Горький, значит, получилось Горе. Вот так всё просто.

Мы снова выпили.

– Но позвольте, как же так, а вот льготы, которые положены в таких случаях…? – проявляя уже настоящий интерес, спросил я, – Как же такое может быть?

– Ну может…, как видишь, тем более что я сидел…, потом уже правда…, на «малолетке» …, сначала. Ты вот что, Олег, помоги мне. Тут такое дело. Могу ли я просить тебя сопровождать меня, я хочу съездить туда, на то место. Понимаешь…? В долгу я перед ними, погибшими там. Но вот мой возраст. В общем, мне нужен надёжный спутник. Все расходы будут мои, правда на комфорт рассчитывать не стоит, но вот голодать не будем. Я почти десять лет готовился к этой поездке, собирая деньги.