Одно лето

– А я ненавижу самолеты. – Брайан сползла набок и оперлась на дверь. – Но, кажется, обречена постоянно летать в Нью-Йорк, чтобы кого-то сфотографировать, потому что этот кто-то не может или не хочет приехать ко мне. Я беру с собой пузырек таблеток от укачивания, запас шоколадных батончиков, сушеную кроличью лапку и какой-нибудь социально значимый учебник. Это базовый набор.

– Таблетки от укачивания и сушеная кроличья лапка, несомненно, важнее всего.

– Шоколад от нервов. Я ем его, когда волнуюсь. А книга – самый спорный пункт. – Она взболтала содержимое стакана, звякнул лед. – Я читаю и этим будто говорю: «Видите, я тут делом занимаюсь, потому не мешайте мне, давайте обойдемся без авиакатастроф». К тому же от чтения я засыпаю через двадцать минут.

У Шейда уголок рта пополз вверх. Брайан приняла это за добрый знак, путешествие длиной в несколько тысяч километров уже не казалось ей страшным.

– Теперь все понятно.

– Я боюсь летать на высоте девять тысяч метров в тяжелой металлической капсуле вместе с двумя сотнями пассажиров, большая часть которых любит делиться подробностями своей личной жизни с соседями. – Она улыбнулась, закинув ногу на приборную панель. – Да уж лучше проехать на машине через всю страну со странным фотографом, который задался целью как можно меньше рассказывать о себе.

Шейд покосился на Брайан, но решил, что можно поиграть в ее игру, правила были известны всем.

– А ты меня ни о чем и не спрашивала.

– Ну ладно. Начнем с чего-нибудь простого. Почему тебя зовут Шейд? И откуда эта кличка под стать имени – Тень?

Он притормозил, сворачивая к месту для отдыха.

– Это сокращение. От имени Шейдрах.

Брайан все поняла, и глаза у нее расширились.

– И Мисах с Авденаго из книги пророка Даниила?

– Моя мать решила наградить всех своих отпрысков странными именами. Мою сестру зовут Кассиопея. А почему ты Брайан?

– Родители хотели сказать, что они не сексисты.

Как только фургон остановился, Брайан выскочила, согнулась пополам и прикоснулась ладонями к асфальту. Это привлекло внимание мужчины, который садился в припаркованный рядом «понтиак». Необычная поза так заинтересовала этого туриста, что он добрых тридцать секунд не мог попасть ключом в замок зажигания.

– Боже, у меня все затекло. – Она потянулась, встала на цыпочки, а потом снова опустилась на всю стопу. – Смотри, там есть закусочная. Пойду куплю картошки фри. Ты будешь?

– Но сейчас только десять утра!

– Почти десять тридцать! – поправила его Брайан. – И потом, люди же едят на завтрак драники. Почему бы не взять картошку фри?

Шейд видел разницу между драниками и жареной во фритюре картошкой, но спорить ему не хотелось.

– Да пожалуйста. А я куплю газету.

– Отлично. – Немного подумав, Брайан снова залезла в фургон и достала сумку с камерой. – Встретимся здесь через десять минут.

Идея взять камеру была хорошей, но из-за нее Брайан вернулась только через четверть часа. Как только подошла к закусочной, ее внимание привлекли люди, выстроившиеся в очередь за едой. Около десятка человек стояли извилистой цепочкой под вывеской «Поешь быстро».

На них были мешковатые бермуды, мятые сарафаны и хлопковые брюки. Какой-то кудрявый подросток надел кожаные шорты, они выглядели так, будто их кто-то покрасил краской, а седьмая от прилавка женщина обмахивалась широкополой шляпой с развевающимися лентами.

Эти люди куда-то направлялись и теперь были вынуждены задержаться. Они не хотели ни на кого обращать внимания. Брайан не смогла устоять. Ходила вдоль очереди туда-сюда, пока не нашла удачный ракурс.

Она сняла очередь с конца, так цепочка казалась длиннее. К тому же все стояли спиной к ней, и это подчеркивало разобщенность ожидавших. Где-то впереди многообещающе маячила вывеска «Поешь быстро». Мужчина за прилавком подавал еду и казался мутной тенью. Его будто бы и не было вовсе. Брайан потратила больше десяти минут на фотосъемку и только после этого сама встала в конец очереди.

Шейд стоял с газетой, прислонившись к машине, когда его спутница вернулась. Он уже успел сделать три четко выстроенных кадра на стоянке, сфокусировав свое внимание на автомобильных знаках разных штатов. Оторвавшись от чтения, он увидел Брайан. В одной руке она держала огромный стакан молочного коктейля с шоколадом, в другой – невероятно большую порцию залитого кетчупом картофеля фри, камера висела на плече.

– Извини, – она закопалась в картошке, – сделала пару хороших снимков очереди у закусочной. У нас, кажется, половина лета уходит на беготню и ожидание.

– Ты сможешь со всем этим вести машину?

– Конечно. – Брайан плюхнулась на водительское сиденье. – Я часто так делаю. – Она зажала коктейль между колен, положила перед ним картошку и протянула руку за ключами.

Шейд посмотрел на завтрак, размещенный на гладких загорелых ногах.

– Все еще согласна поделиться?

Брайан оглянулась назад, проверяя, нет ли кого сзади, и тронулась.

– Нет. – Она резко повернула руль и выехала со стоянки. – Ты упустил свой шанс. – Она уверенно вела машину одной рукой, снова запустив вторую руку в картошку.

– Ты ужасно питаешься, тебя всю должно было обсыпать прыщами!

– Про прыщи – это все сказки, – заявила она и обогнала тащившийся рядом седан.

После нескольких корректировок из динамиков зазвучали старые добрые Симон и Гарфункель.

– Вот это музыка, – сказала Брайан. – Мне нравится, когда песня помогает представить что-то. А исполнители кантри обычно поют про боль, измены и пьянство.

– И жизнь.

Она взяла коктейль и стала пить его через соломинку.

– Может быть. Только мне кажется, я устала от той реальности, которую ты изображаешь в своих работах.

– И которую ты игнорируешь в своих.

Брайан нахмурилась было, но тут же расслабилась. В чем-то Шейд прав.

– Зато мои работы можно трактовать по-разному. Зачем ты взялся за это задание, Шейд? – неожиданно спросила она. – Лето в Америке – это веселье, а веселье не в твоем стиле.

– А еще лето – это пот, засыхающий под палящим солнцем урожай и измотанные нервы. – Он снова закурил. – Это больше в моем стиле?

– Ты сам все сказал, я тебя за язык не тянула. – Брайан сделала еще глоток коктейля. – Если будешь так много курить, то умрешь.

– Мы в любом случае умрем. – Шейд снова развернул газету и замолчал.

Да кем он, черт побери, был? Брайан задавала себе этот вопрос, постепенно скидывая скорость до шестидесяти. Из-за чего Шейд стал таким циником? Благодаря чему развил свой талант? Чувство юмора, как оказалось, у Колби тоже было, пару раз оно проявилось. Но он, кажется, позволял себе расслабиться только до определенной степени.

Страсть? Да, Шейд был настоящей пороховой бочкой, в этом Брайан не сомневалась. Но что могло привести к взрыву? Точно она знала только одно: этот человек держал себя в ежовых рукавицах. Страсть, сила, ярость – называйте как хотите – все это уходило в работу, и на личную жизнь ничего не оставалось. По крайней мере, обычно не оставалось.

Брайан понимала, что ей следует быть осторожной и сухой. Такое поведение – лучший способ завершить проект без душевных ран. Но она хотела разобраться в характере Шейда и чувствовала, что не может не поддаться искушению. Ей не терпелось понажимать на разные кнопки и понаблюдать за результатом, возможно, потому, что Шейд ее раздражал и одновременно манил.