В начале была тишина

– Позавчера работал, потом выпивал с приятелем. Вчера снова работал, вечером и ночью зависал с Мариной – продавщицей здесь работает.

– Марина и приятель подтвердят ваши слова?

– Конечно! – Гребиц ухмыльнулся, довольный тем, что у него нашлось алиби. – Вы бы лучше не меня допрашивали, а мать Кристины.

– Почему?

– Эта стерва постоянно изводила Кристину звонками. Просила ее вернуться в поселок. Но Кристина наотрез отказывалась: мать постоянно выносила ей мозги поучениями. После смерти отца Кристина переехала в город и с матерью виделась редко.

– Вы думаете, Кристина могла поехать к ней?

Гребиц пожал плечами.

– Черт ее знает. Говорю же – странная она. Иногда ей казалось, что за ней кто-то следит. Она нож потому и купила.

– Нож?

– Ну да. Складной нож, маленький такой. Прятала его в ботинках. Она даже летом в них ходила. В общем, лечиться ей надо.

* * *

Нож. У нее есть нож.

Мысль об этом вернула Кристине самообладание, вселила в нее уверенность: что бы ни случилось, в этот раз она не будет покорно ждать своей участи. Она всегда знала, что Чародей за ней вернется, и заранее готовилась к этому: после возвращения в город она каждый день прятала складной нож в ботинке, выходя на улицу. Кроме Веры в этом городе не было ни одного человека, которому Кристина могла бы доверять, и нож стал ее верным спутником.

Музыка гремела за стенами темницы. Скоро наступит момент, когда люк наверху распахнется, и в прямоугольнике яркого, обжигающего глаза света появится силуэт Чародея. Так было двадцать лет назад. Так будет сейчас.

Кристина согнула ноги, подтянула их к рукам и нашарила в правом ботинке рукоятку ножа.

* * *

Дорога до поселка Ранта, где жила мать Кристины, заняла полтора часа. Рубикон мог бы связаться с ней по телефону, но он всегда предпочитал личное общение, когда вел расследования.

Анна Атрус жила в старом доме на окраине поселка. Она встретила полицейского с испугом и тревогой в глазах: Рубикон привык к такой реакции людей всякий раз, когда он представлялся и объяснял цель своего визита.

Как он и ожидал, Кристины в квартире не оказалось. Стараясь не напугать ее мать – сухощавую женщину с блеклым лицом и седыми волосами, собранными в пучок, – Рубикон в общих чертах обрисовал ситуацию: Кристина двое суток не выходила на связь, и хотя у полиции не было серьезных оснований считать, что с ней случилось что-то плохое, тем не менее в таких случаях требовалось провести проверку. Именно за этим он и явился – узнать, куда могла бы уехать Кристина. К его удивлению Анна Атрус и бровью не повела, когда он закончил подготовленную речь.

– Я так и знала, что рано или поздно Кристина куда-то исчезнет, – сказала она, разливая кипяток по старым кружкам со сколотыми краями.

Рубикон, пододвинув дымящуюся чашку с пакетиком дешевого чая, вопросительно посмотрел на собеседницу.

– Она не находила себе места, – пояснила Анна Атрус, задумчиво глядя на иконы, развешанные по стенам. – После всего, что случилось, Кристина сильно изменилась. Замкнулась в себе. Мы переехали в поселок на квартиру моей матери. Надеялись, что в новой обстановке Кристина поскорее забудет о том кошмаре. Но она так и не смогла завести здесь друзей или повстречать хорошего мужчину.

Рубикон, отпивая глотками горячий чай, чувствовал себя неуютно в тесной кухне, погруженной в полумрак: за окном сгущался сумрак, накрапывал дождь, но Анна Атрус не спешила зажигать свет. Лики святых укоризненно смотрели с икон, и Рубикон невольно поежился.

– Почему она уехала из поселка? – спросил он.

Женщина смущенно улыбнулась:

– Она не могла вынести моего присутствия. Пока ее отец был жив, он сглаживал наши ссоры. Но после его смерти все изменилось. Кристина собрала вещи и вернулась в город.

– Почему вы ссорились?

Прикрыв глаза, Анна Атрус тихо сказала:

– Она винила меня.

– За что?

– Я уговорила ее оставить ребенка.

Рубикон изумленно посмотрел на собеседницу. Новость поразила его.

– Она была беременна? После… похищения?

Лицо женщины исказила нервная дрожь.

– Мы никому не сказали. Да и Кристина об этом не знала. Сразу же после того, как ее спасли, мы уехали в поселок. Не хотели никакого внимания. Мы благодарили Господа Бога за то, что она осталась жива. Но спустя несколько недель выяснилось, что Кристина беременна.

Анна Атрус тяжело вздохнула. Быстро перекрестилась и что-то зашептала под нос. Рубикон дал ей время собраться с мыслями. Наконец, она продолжила:

– Кристина устроила истерику. Она не хотела ребенка. Называла его выродком. Собиралась сделать аборт. Но я уговорила оставить малыша. Его отец был дьяволом, но сам ребенок ни в чем не виноват.

– Где он теперь?

– После родов Кристина написала отказ. Мальчика отдали в приют в Луборге. Больше о его судьбе я ничего не знаю. – Губы женщины дрогнули, в глазах заблестели слезы. – Кристина так и не смогла себе простить, что подарила жизнь отродью дьявола.

* * *

Кристине почти удалось разрезать ножом толстую веревку, связывавшую запястья за спиной, когда люк наверху распахнулся. В подвал упала лестница, по которой спустился мужчина. От света, лившегося из отверстия в потолке, Кристина на мгновение ослепла. Она часто моргала, пытаясь рассмотреть похитителя.

Он подошел к ней ближе и, схватив рукой за подбородок, приподнял ее голову. Губ коснулось горлышко пластиковой бутылки, и в глотку тугой струей полился поток зловонной горькой жижи.

Кристина фыркала и отплевывалась, отворачивала голову, но похититель крепко держал ее за подбородок.

– Пей, сука, – приказал он, вливая зелье в горло.

Захлебываясь, Кристина проглатывала мерзкое пойло. Она знала, что будет дальше: пройдет несколько минут, и вязкий дурман опутает ее разум, превратив в безвольную куклу из мяса, костей и кожи.

Похититель отбросил бутылку и отошел в сторону, давая возможность рассмотреть себя в желтом свете, падавшем с потолка. Кристина обомлела: она ожидала увидеть перед собой Чародея – постаревшего, но по-прежнему узнаваемого. Она хорошо помнила его коренастую фигуру и лысоватую голову с грубой физиономией.

Но перед ней стоял молодой человек лет двадцати. Он немного напоминал Чародея: лицо, словно выструганное из дерева, казалось чуть мягче, и ростом он был повыше. Неизменными остались глаза: злые, острые, угольные.

– Узнала? – ощерился парень.

Чудовищная догадка поразила Кристину, будто в голове оглушительно взорвалась бомба: перед ней стоял ее сын.

Сын Чародея.