Долина Инферин. Жар солнца

– Не знал, Михаил Арсеньевич, что вы мне баллы ставите. Но думаю, с десяток можете накинуть за рингтон. Это ж как постараться надо было, чтобы влезть в ваш телефон и настройки изменить!

– Ладно, умник, скажи, как с ключом дела обстоят?

– Уже у меня, еду в аэропорт! Удачной вам беседы, Михаил Арсеньевич. До скорого.

– Вот это жук! – вслух поразился майор и, еще раз доказав армейскую выправку, быстро оделся, схватил барсетку и побежал к стоянке такси в надежде поскорее добраться до отделения.

Катрина решительно не понимала, что происходит. Ее остановили за превышение скорости, практически вытолкали из машины и сразу повезли в отделение. Ладно еще, если бы в свое, так ведь через всю Москву потащили. И она бы рада бы воспротивиться, да с законом не поспоришь. К тому же, имя ее нынче в этих кругах слишком известно.

Лёша однажды сделал предположение, что за ними следят, а она не поверила. Но видимо, так оно и было. Неужели теперь за каждый незначительный проступок с ними станут так обращаться? На днях и Пешехонова закрыли на всю ночь в кутузке за дебоширство и распитие спиртных напитков в неположенном месте. Тот, к слову сказать, действительно был сильно пьян, если умудрился потерять такое дорогое его сердцу кольцо Эмилии. Хотя Алексей и утверждал наутро, что выпил всего только рюмочку, и сам не понимает, как его так развезло, Катрина склонна была думать, что он ее обманывает. Потеряв единственное, что их связывало с Долиной, Пешехонов и вовсе расклеился.

Но сейчас ей не хотелось думать об этом. Гораздо сильнее ее волновала собственная судьба. Она уже час одиноко сидела в маленьком кабинете, ожидая непонятно чего. Когда Катя пыталась выйти из комнаты или спросить у полицейских, чего, собственно, она здесь делает, те лишь пожимали плечами и требовали сидеть на месте и не «отсвечивать». Когда в кабинет вошел высокий представительный мужчина в черном костюме, она напряглась.

– Здравствуйте, Екатерина Васильевна, – улыбнулся он, подставил стул к ней поближе и уселся напротив.

От его улыбки у Катрины мороз пробежал по коже. Вроде бы все ничего. И приятный внешне мужчина, и радуется встрече. Но в то же время было в нем что-то, вызывающее трепет, и оттого потенциально опасное.

– Давно ли у нас стали арестовывать за незначительное превышение скорости? – спросила Катрина, все еще надеясь быстро уладить недоразумение.

Уж чего ей только не пришлось пережить за последние несколько месяцев. Этот прилично одетый человек в черном вряд ли мог сделать ее существование еще хуже. Но Поливаева ошибалась. Как раз именно этот человек и мог перевернуть ее и так нестабильную жизнь с ног на голову.

– А я и не штраф выписывать вам приехал, – честно признался Миша, и улыбка с его лица сползла, как будто ее никогда там и не было. – Поговорить мне с вами по душам надо, Екатерина Васильевна.

– Вам не кажется, что для задушевных разговоров мы слишком мало знакомы? – хорохорилась Катя, пытаясь заглушить цепкие объятия страха.

– Меня зовут Михаил, – представился Новинский и протянул девушке руку. Та и не подумала ее пожать. – Должность моя и место работы вряд ли вам что-нибудь скажут, поэтому предпочитаю об этом умолчать.

– Вот и познакомились, Миша. Но вот ведь какое дело – у меня уже есть парень, – приврала Катрина, – и поэтому шансы ваши равны нулю, хоть вы и организовали столь необычную встречу.

Она поднялась со стула и направилась к двери, но Новинский больно схватил ее за запястье. Он, не удосужившись встать, снова усадил девушку напротив себя.

– Не так быстро, Катя. Боюсь, вам придется задержаться.

– Я имею право вызвать адвоката или хотя бы позвонить семье?

– Нет.

– То есть как это, нет? Мы же в правовом государстве живем!

Катрина не на шутку перепугалась. Никто не знал, где она. Лёша не всегда ночевал дома, а значит, не сразу начнет ее искать. С матерью созваниваются не каждый день, и она тоже не заметит исчезновения дочери. Если с ней что-то сделают, то еще пару дней никто и не хватится.

– Правовое государство, Екатерина Васильевна, это понятие относительное, – снова жестко улыбнулся Михаил, – а мне от вас нужно лишь пару ответов. Первое – где вы были, пока российские спецслужбы вместе с кенийским правительством разыскивали вас? И второе, как погибли ваши друзья?

Миша сразу заметил, как сникла девушка. На лице ее отразилась печаль, растерянность и невыносимое горе. Будь он слабее характером, сразу проникся бы к ней и постарался утешить. Но Михаил Арсеньевич знал свое дело и знал, когда нужно надавить посильнее. Тем временем Катрина взяла себя в руки.

– Я на эти вопросы тысячу раз отвечала! – членораздельно произнесла она. – Сколько можно донимать меня? Я не знаю ничего, кроме того, что рассказала! Когда вы отстанете и от меня, и от Пешехонова? Мы пережили то, что другим и не снилось! Оставьте уже нас в покое и дайте забыть об этих ужасах!

Михаил закинул ногу на ногу и скрестил руки. Девушка казалась искренней, и если бы он не знал, что она лжет, то, может, и повелся бы.

– То есть вы не имеете никакого отношения к тем десяти людям, которые вместе с вами выехали на джипе мистера Брикмана с места преступления в саванне и словно испарились по приезду в Найроби?

Катрина непроизвольно вцепилась в стул и широко открыла глаза.

– Откуда вы… – начала было она, и тут же закрыла рот. Но Михаил поймал ее на лжи, и улыбка его сделалась еще шире.

– Хотите спросить, откуда я это знаю? – помог Кате майор.

– Ничего подобного.

Девушка опустила глаза и мысленно корила себя за глупость.

– Катя, скажите мне правду. Ведь очевидно, что вы что-то скрываете.

Михаил встал со стула и прошелся по кабинету, чтобы размять ноги и заодно подумать над тем, что делать дальше. Поливаева не произносила ни слова. Это ее упорство в сокрытии информации могло означать либо женское упрямство, либо то, что комната с фотографии, которую показал Михаилу генерал, действительно существует.

Майор посмотрел на девушку. Та опустила голову еще ниже, но упорно молчала. Видно было, как на ресницах ее появилась крупная слеза и того и гляди норовит упасть на щеку и поползти тонкой струйкой к ее красиво очерченному подбородку. Михаил снова подошел к девушке. Встал сзади и положил руки ей на плечи. Такой прием психологического доминирования он частенько использовал при допросах. Катрина вздрогнула и сжалась в комок.

– Расскажите мне, Катя, – доверительным тоном прошептал Миша прямо над ее ухом. – Вам сразу станет легче. Я же вижу, что правда вас мучает и сама просится наружу. Кто эти люди без паспортов? Где вы были? Что вы пережили? Где тела Эмилии Давыдовой, вашей, кстати, подруги, Вадима Надежнецкого и английского подданного Томаса Веста?

– Ох! Оставьте меня!

Катрина вдруг дернулась и вскочила, вырываясь из рук своего дознавателя. Взгляд остервенелый, злой и взбешенный. Волосы растрепались, щеки покраснели, а глаза загорелись ярким зеленым, как у кошки. Михаил улыбнулся собственным порочным мыслям. Катрина восприняла это так, будто в этом человеке нет ничего святого, раз он может с ухмылкой измываться над ее чувствами.

– Я ничего вам не скажу! – выкрикнула она, понимая, что этот Михаил становится ей ненавистен. – Хоть пытайте меня. Я не изменю своих показаний! Довольствуйтесь тем, что уже было нами сказано.

– Зачем же пытать? – вмиг посерьезнел Миша. – У нас есть другие способы надавить на вас. Мы знаем, кто вы, Екатерина Васильевна, знаем каждого члена вашей семьи, и знаем, с кем вы нынче живете и как к нему относитесь.

– Вы мне угрожаете? – не поверила своим ушам Катрина. – Я сейчас же обращусь в полицию и подам на вас в суд!

– Вы еще не поняли? Я и есть полиция, суд и правительство в одном лице! – разошелся Миша.

Он, грозно прищурив глаза, смотрел на девушку и видел, каким затравленным становится ее взгляд. Словно рысь, попавшая в сети, она готова была ощетиниться и прыгнуть в сторону своего обидчика. И пока не стало поздно, он решил добить ее точным ударом.

– У вас нет шанса в этой борьбе! Запомните это! Я буду уничтожать по списку каждого из родных или близких вам людей, пока вы сами не начнете искать меня, чтобы сознаться во всем. Никто! Слышите! Никто не сможет вам помочь! Только вы сами! – увещевал Михаил, и теперь ни доли улыбки не было на его лице, ни капли сочувствия. Только страшная гримаса человека, готового, во что бы то ни стало, исполнить задуманное.

Катрина поняла, что шутки кончились, и схватилась за сердце. Она села на стул и закрыла лицо руками. Это было невыносимо! Сколько можно жить в постоянном страхе?! Сколько можно защищать то, что, может, и не стоило защиты, и тем более не стоило смерти Лёши, ее матери и всех остальных, кого она знала. Это было слишком. Слишком для нее и ее несчастного сердца. «Хватит!» – решила она про себя. – «Так дальше продолжаться не может!»

– Вы обещаете, что отстанете, если я все вам расскажу? – спросила она и с надеждой уставилась на человека в черном. – Обещаете, что никто из моих друзей не пострадает? Обещаете не трогать Алексея и не препятствовать больше нашей спокойной жизни?

– Это будет зависеть только от вас, Екатерина Васильевна, – смягчился Михаил, понимая, что добился своего. – Но мне нужна правда! И если мы подтвердим ваши слова, я обещаю, что больше вас не потревожу.

– Ну, тогда слушайте, – сказала Катя, вытирая с глаз выступившие слезы и размазывая косметику по бледному лицу. – Но вы все равно мне не поверите!

– Что же, Екатерина Васильевна, вы и представить себе не можете, каким доверчивым я иногда могу быть.

Все это время на другом конце света и совершенно в другой стране решался тот же вопрос. На собрании службы Национальной безопасности США обсуждали засеченные в кенийской саванне всплески электромагнитных волн, неизвестно откуда взявшихся людей и странное каменное строение с древними письменами, так похожее на английский Стоунхендж.

– Какие новости? – спросил начальник у агентов, следящих за ситуацией.