Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало

. Манифест об объявлении Россией войны Германии последовал 20 июля (2 августа) 1914 г.

В нем говорилось о развитии кризиса на Балканах и начале войны Германии против России. «Ныне, – призывал император, – предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь и достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской земли дружно и самоотверженно встанут все верные наши подданные»

.

«Германия, – телеграфировал в тот же день русским послам во Франции и Англии С. Д. Сазонов, – явно стремится переложить на нас ответственность за разрыв. Наша общая мобилизация была вызвана громадной ответственностью, которая создалась бы для нас, если бы мы не приняли всех мер предосторожности в то время, как Австрия, ограничиваясь переговорами, носившими характер проволочки, бомбардировала Белград. Государь Император своим словом обязался перед Германским Императором не предпринимать никаких действий, пока продолжаются переговоры с Австрией. После такого заверения и после всех доказательств миролюбия России Германия не имела права сомневаться в нашем утверждении, что мы примем с радостью всякий мирный выход, совместный с достоинством и независимостью Сербии. Иной исход был бы совершенно несовместим с нашим собственным достоинством и, конечно, поколебал бы равновесие Европы, утвердив гегемонию Германии. Этот европейский мировой характер конфликта бесконечно важнее повода, его возбудившего»

.

События в Европе подтверждали правоту этих слов. Вечером 25 июля распоряжением военного министра Франции Адольфа Мессими на свои посты были возвращены все офицеры Генерального штаба и командиры корпусов. 26 июля военный губернатор Парижа и командиры корпусов получили приказ о введении военного положения, а 29 июля начался призыв резервистов в пограничной с Германией полосе. 31 июля начались перевозки в пограничные районы части французской армии, предназначенной для прикрытия мобилизации и сосредоточения

. В этот день Германия известила правительство республики об ультиматуме, сделанном ей России. Париж должен был в течение 18 часов объявить о своем нейтралитете в русско-германской войне. В случае, если французская сторона захотела бы избежать конфликта, немецкий посол должен был потребовать гарантии – передачи крепостей Туль и Верден в качестве залога нейтралитета

. «Гарантии мира» были отвергнуты Парижем, и 2 августа Германия объявила Франции войну, сославшись на мифические бомбардировки французскими летчиками германской территории. «Таким образом, – оригинально заметил Т. фон Бетман-Гольвег, – мы оказались наступающей стороной, хотя и считали себя вправе ссылаться на агрессивные действия французских войск»

.

Интересно, что не у всех в Берлине этот акт вызвал поддержку, впрочем, не из соображений миролюбия. «Я неоднократно указывал, – отмечал А. фон Тирпиц, – что мне вообще непонятно, зачем нужно объявлять войну Франции, ибо подобные акты всегда имеют привкус агрессии; армия может идти к французской границе и без этого»

. Но основные силы германской армии двинулись «без этого» к бельгийской границе, более того, «без этого» они ее перешли. 2 августа бельгийское правительство также получило свою «гарантию мира» – предложение пропустить германские войска через свою территорию под предлогом необходимости защиты от французской армии. В случае согласия Брюсселю обещали эвакуировать страну после окончания войны, возместить все убытки и даже учесть пожелания относительно возможных компенсаций за счет Франции. В случае отказа будущее германобельгийских отношений должно было решить оружие. Свои требования к королевству Берлин оправдал готовностью Франции совершить агрессию в Бельгию для выхода на нижний Рейн, в тыл германской армии

.

Германия решила воспользоваться заявлением Франции о своей готовности уважать нейтралитет Бельгии и в случае необходимости и просьбы со стороны ее правительства прийти на помощь Брюсселю. Угроза со стороны Берлина резко подействовала на поведение Лондона: там не допускали возможности перехода контроля над бельгийским побережьем к другой державе, тем более к Германии

. На самом деле судьба Бельгии была уже решена, машина, запущенная германским Генеральным штабом, работала без остановки. О масштабе немецкого движения можно судить по цифрам: только через кельнские мосты в случае мобилизации каждые 24 часа проходило 550 поездов. За первые 16 дней мобилизации через Гогенцоллерновский мост в Кельне было пропущено 2150 поездов, в среднем по одному поезду каждые 10 минут

.

Значительная часть этой армады двигалась на Бельгию. Всеобщая воинская повинность была введена здесь только в 1913 г. Предполагалось, что эта реформа обеспечит в случае проведения мобилизации увеличение армии более чем вдвое – до 334 тыс. человек

. К 1918 г., когда закон о воинской повинности заработал бы в полную силу, бельгийская армия увеличилась бы до 350 тыс. человек, но выполнить этот план к началу войны не успели

. В 1914 г. вся армия королевства состояла из шести пехотных и одной кавалерийской дивизий: 117 тыс. человек, из них 93 тыс. штыков и 6 тыс. сабель при 324 орудиях и 102 пулеметах

. Боеспособность ее после реформы, при почти 90-летнем отсутствии боевого опыта, оставалась открытым вопросом. Впрочем, неясным было и то, получат ли бельгийцы шанс на проведение мобилизации (они начали ее в ночь с 31 июля на 1 августа 1914 г.)

. Французы до войны не придавали особого значения угрозе со стороны бельгийской границы. Русские военные не сомневались в том, что вторжение через Бельгию состоится и особой опасности для интервента не будет.

В 1910 г. русская разведка получила достаточно полную информацию о «плане Шлиффена» – его отчет о военной игре, проведенной в конце 1905 г. Начальник Большого Генерального штаба исключал возможность сохранения нейтралитета Бельгии и Голландии. Естественно, он исходил из своего видения интересов этих государств: «Едва ли может подлежать сомнению, если Франция и Англия выйдут победителями из этой войны, что оба маленьких государства – Бельгия и Голландия составят часть их добычи, между тем они должны ожидать несравнимо лучших условий со стороны Германии как победительницы. Собственные интересы Бельгии и Голландии призывают их стать на сторону Германии. Конечно, нельзя вместе с тем сказать, что они на самом деле последуют этому призыву… Все-таки можно принять, что оба эти угрожаемые государства примут более смелое и более здравое решение»

. Готовность немцев действовать силой, если эти государства, во всяком случае Бельгия, не примут «более здравое решение», не вызывала сомнений.

23 апреля (6 мая) 1914 г. временно исполняющий должность военного агента в Гааге и Брюсселе ротмистр князь Д. А. Накашидзе сообщал в отдел генерал-квартирмейстера ГУГШ: «Короткость нынешней франко-германской границы, не позволяющая развернуть на ней всю массу германских войск, а также выгодность для этих последних занять излюбленное немцами охватывающее положение уже в самом начале войны с Францией выдвинули уже давно вопрос о возможности перехода части германских войск через Люксембург и Бельгию. Германская железнодорожная политика, стремящаяся создать здесь возможно большее число линий, часто не имеющих значения в торговом отношении, но являющихся новыми путями для перевозки войск, подтверждает предположение, что в случае войны германцы, рассчитывая на полную беспомощность Люксембурга и слабость бельгийской армии, не постесняются провести свои войска через эти две страны»

. Непосредственно перед войной, 15 (28) июля 1914 г., эти положения были почти слово в слово повторены в публикации последнего, 62-го выпуска «Сборника Главного управления Генерального штаба»

.

Выводы Д. А. Накашидзе оправдались через три месяца: 1) проход германских войск через Бельгию и Люксембург в районе Льеж – Намюр – Люксембург в случае войны с Францией весьма вероятен; 2) если война начнется внезапно, «что также весьма вероятно, то бельгийская армия не успеет, даже если бы того и пожелала, оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления этому переходу и дальнейшему продвижению германцев к французской границе»

. Уже 29 июля Э. Грей предупредил князя М. фон Лихновского о том, что в случае европейской войны Англия не сможет длительное время держаться в стороне от конфликта

. В Берлине к предупреждению не прислушались, очевидно, по той причине, что там рассчитывали быстро справиться с противниками. Вступление немцев в Люксембург усилило готовность Лондона к вмешательству. Объяснения германского посла о том, что немцы вошли в Люксембург для гарантии порядка на местных железных дорогах, принадлежавших Пруссии, и что эта мера не затрагивает территориальной целостности герцогства, были отвергнуты Э. Греем: «Это не вопрос территориальной целостности. Это вопрос нейтралитета»

.

1 августа Лондоном было сделано соответствующее заявление и в отношении Бельгии. Тональность его была весьма серьезной: британское правительство недвусмысленно давало понять Берлину, что не останется в стороне в случае вторжения в королевство. М. фон Лихновский добавил к донесению слова о своем убеждении в том, что люди в Англии по возможности все-таки предпочли бы мир, но вопрос бельгийского нейтралитета резко осложняет ситуацию. «Мое впечатление, – написал на донесении кайзер, – что г-н Грей – фальшивый пес, который боится своей собственной дешевой и фальшивой политики, но который не выйдет открыто против нас, предпочитая, чтобы мы заставили его сделать это»

. В воскресенье 2 августа М. фон Лихновский вновь предупредил Министерство иностранных дел, что в случае нарушения бельгийского нейтралитета Германией и начала войны с ней взрыв общественного негодования в Англии будет таким, что ее правительство не сможет остаться нейтральным

. Но и это предупреждение осталось без последствий.

2 августа 1914 г. премьер-министр Великобритании лорд Г Асквит после разговора с лордом-канцлером Р. Холдейном и министром иностранных дел Э. Греем пришел к мысли о неизбежности войны против стремления Германии к мировому господству (не просто к победе над Францией и Россией, во всяком случае по мысли Холдейна и Грея) и необходимости мобилизации. Британское правительство в целом имело представление о «плане Шлиффена», и сомнений о том, что немцы планируют вторгнуться в Бельгию, а возможно, и в Голландию, у них не было. В тот же день Лондон впервые известил Париж о своем возможном вступлении в войну на стороне Франции и России

. Схожее по сути предупреждение было сделано Г. Асквитом и германскому послу. Премьер-министр открыто заявил, что германо-французская война будет весьма непопулярной в английском общественном мнении и что на нейтралитет Лондона окажут значительное влияние два фактора: 1) возможное нарушение нейтралитета Бельгии, гарантом которого является среди прочих держав и Великобритания; 2) возможные атаки германского флота на северо-западное побережье Франции, ответственность за безопасность которого взяла на себя Англия в обмен на предоставленную Парижу возможность усилить свой Средиземноморский флот

.

Великобритания, как казалось ее правительству, была достаточно хорошо подготовлена к действиям, во всяком случае в соответствии с довоенными представлениями о них и имеющимися планами. Быстрая мобилизация ее вооруженных сил не вызывала проблем: ежегодные маневры английского флота закончились только 26 июля, и ввиду тревожного положения было принято предложение У. Черчилля не демобилизовывать флот. Готовность армии была высокой. Требовался повод, но его не мог дать Люксембург, не сопротивлявшийся вторжению, что нарушало положение о вооруженной защите его нейтралитета

. Вечером 2 августа король Альберт ответил категорическим отказом на требования Германии – Бельгия решила сопротивляться.

В шесть часов утра 4 августа германский посол в Брюсселе сообщил правительству этой страны о том, что Германия вынуждена будет принять меры для обеспечения своей безопасности. В восемь часов утра немецкие солдаты начали переходить бельгийско-германскую границу, а в полдень Альберт I обратился к странам – гарантам нейтралитета своей страны с просьбой о военной помощи

. Вторжение германской армии в Бельгию дало Лондону необходимый повод. 3 августа в Берлин ушел ультиматум о немедленном прекращении нарушения нейтралитета королевства. В полночь 4 августа Великобритания объявила войну Германии

. Это известие было принято в России с восторгом. «Лучшим образом с внешней стороны для нас кампания не могла начаться», – так отреагировал на это известие Николай II

.

За примером Берлина вскоре последовала и Вена. 24 июля (6 августа) Австро-Венгрия объявила войну России. Повод для нее оказался сформулирован не менее оригинально, чем у союзницы. По мнению австрийского МИДа, именно Россия начала войну с Германией: «Ввиду угрожающего положения, занятого Россией в конфликте между Австро-Венгерской монархией и Сербией, и при наличии того обстоятельства, что вследствие этого конфликта Россия, как это следует из сообщения берлинского кабинета, сочла необходимым открыть военные действия против Германии, и что последняя, таким образом, находится в состоянии войны с вышеназванной державой, Австро-Венгрия равным образом считает себя с настоящего момента в состоянии войны с Россией»

. Следует отметить, что аресты русских подданных в Австро-Венгрии (значительное их количество безмятежно отдыхали на курортах) начались со дня объявления войны России Германией, то есть до формального разрыва Вены с Петербургом, и одновременно австрийские власти предприняли значительные усилия по ограничению выезда русских за пределы Дунайской монархии, чтобы иметь возможность интернировать их позднее

.

Чтение австрийской ноты об объявлении войны России графом Ф. Сапари было прервано С. Д. Сазоновым, напомнившим австро-венгерскому послу, что как раз Германия объявила войну России, но тот ответил: «Ах, господин министр! Войдите же в мое положение: мне так приказали!»

. 26 июля (8 августа) Николай II подписал манифест о начале войны России с новым противником

. «Ныне Австро-Венгрия, первая зачинщица мировой смуты, обнажившая посреди глубокого мира меч против слабейшей Сербии, – говорилось в нем, – сбросила с себя личину и объявила войну не раз спасавшей ее России. Силы неприятеля умножаются: против России и всего славянства ополчились обе могущественные немецкие державы. Но с удвоенной силой растет навстречу им справедливый гнев мирных народов и с несокрушимою твердостью встает перед врагом на брань Россия, верная славным преданиям своего прошлого»

. В тот же день австрийское посольство (92 человека) во главе с Ф. Сапари отбыло на родину через Финляндию и Швецию

.

Как начиналась война – реакция общества