Генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев (1830–1904). Портрет на фоне эпохи

В разное время во главе 1-го кадетского корпуса стояли такие люди, как И. И. Бецкой, М. И. Кутузов, великий князь Константин Павлович, а во время поступления в корпус Обручева его шефом был сам император Николай I. К корпусу имел отношение А. В. Суворов, его окончили три генерал-фельдмаршала: П. А. Румянцев-Задунайский, А. А. Прозоровский, М. Ф. Каменский, герои войны 1812 года генералы Я. П. Кульнев и К. Ф. фон Толь, в нем учились поэты М. М. Херасков, А. П. Сумароков и В. А. Озеров. В корпусе начинали службу России дети Николая I, в том числе и наследник престола. Интересно замечание сослуживца великих князей по корпусу: «Они (то есть дети Николая I. – О. А.), входя в наш мир, совершенно подчинялись корпусной дисциплине и условиям кадетской жизни»

. Служба в таком корпусе была почетной и обеспечивала хорошие условия для дальнейшего продвижения. Принимались туда лишь дети потомственных дворян, родители которых имели чин не ниже полковника.

Здесь происходило становление Обручева как личности. Период от 10 до 18 лет очень важен, поскольку истины, усвоенные в детстве, как правило, не покидают человека и в последующие годы. Поэтому хотелось бы сказать подробнее о жизни кадетов. Сначала дети попадали в неранжированную роту. Старшие кадеты учили новичков отстаивать свое достоинство, никогда не жаловаться начальству: «Если будут сечь или морить голодом, то все-таки никогда „не выдавай товарища“»

. По отношению к порке в неранжированной роте существовал обычай – кадет не считался кадетом, не будучи высеченным хоть раз. «Первая порка производила в кадеты, вторая – в ефрейторы, третья – в унтер-офицеры и т. д., возвышаясь в чинах, иные в год и в два, не имея 12 лет от роду, доходили до „фельдмаршала“, то есть были 18 раз высечены»

.

В одной роте с Обручевым в корпусе служили сын Шамиля Джемалэддин, выданный заложником при взятии летом 1839 года аула Ахульго (в корпусе всегда было много детей-горцев, они обычно ходили в национальной одежде и выделялись только этим

), братья Жемчужниковы, Николай Негош, сын черногорского князя. Условия жизни были одинаковы для всех. Розга была важным составным элементом в воспитательной системе. Березовые розги имели сухие отростки в 3–4 см, которые при сильных ударах входили в тело, образовывая занозы. Единственным способом для кадета избежать заноз был подкуп сторожа – старого отставного солдата, за гривенник пускавшего детей в чулан, где хранились запасные розги. В таком случае готовились «бархатные розги», то есть острым ножом срезались эти злосчастные отростки. К полугодовым экзаменам, после которых наказывали за плохие оценки, некоторые кадеты специально точили перочинные ножи. Подобная метода воспитания, конечно, сказывалась на нравах кадетов – они грубели, и особенно выделялись выпускники – кадеты 1-й роты, которые назывались «перворотами» и «старыми закалами». Правила поведения «перворота» были изложены в стихах:

Придешь к столу, ты, как свинья, нажрись,
Побольше ешь, побольше пей.
И если туго – расстегнись,
А мало есть – отнюдь не смей.
Зато под розгами ни слова,
Или кричи «не виноват»,
А вставши, дай толчка лихого,
Так истинный ты будешь хват

.

Такой кадет обязательно должен был иметь ноги колесом (для чего в бане в металлическую шайку наливалась горячая вода, и старшие воспитанники сидели, обхватив ее ногами – молодые кости искривлялись

), ходить по коридору, сильно стуча каблуками, сильно отворачивать обшлага на рукавах, расстегивать нижнюю пуговицу куртки и, конечно, разговаривать басом, нюхать и курить табак. Признаком хорошего тона считалось ходить «за жратвой»

в хлебную и отнимать еду у младших воспитанников. Но… «первороты», в сущности, были добрые малые и только представлялись суровыми. Случалось, что в лазарете, видя, что маленький воспитанник получает одну овсянку, которую есть не может, перворот приносит ему свою котлету, а сам ест его овсянку, говоря при этом: «Для меня дело в количестве, а не в качестве»

.

Естественно, что «перворот» ни в чем никогда не сознавался и постоянно вступал в пререкания с начальством. В 1-й роте произошло исключительное для николаевских военно-учебных заведений событие – бунт кадетов против грубости офицера, поручика Крылова, осмелившегося назвать одного из воспитанников корпуса дураком и кантонистом. Это вызвало взрыв негодования, в адрес Крылова посыпалась брань, его команду «Смирно!» никто не выполнил. Прибывший в роту дежурный успокоил беспорядок, а на следующий день «перворотов» посетил Я. И. Ростовцев. С кадетов, по личному указанию императора, уже сняли погоны, были запрещены отпуска и визиты родных, Ростовцев прокричал: «Бунтовщики! Вы забыли дисциплину! Хотите все в солдаты! На колени!»

.

Рота на колени не встала. В 1-м кадетском считалось верхом позора пойти на это – кадеты предпочитали порку до полусмерти или солдатчину такому оскорблению. Ростовцев – выпускник Пажеского корпуса, очевидно, не знал этого, но и он, почувствовав, что перегибает палку, оговорился: «На колени, помолитесь Богу, чтобы царь вас простил! Только Бог нам может помочь умилостивить царя»

. После этих слов Ростовцев первый стал на колени перед ротным образом и перекрестился. Рота со всеми офицерами последовала его примеру. Через 1,5 месяца кадетам 1-й роты были возвращены погоны. Так воспитывалось чувство корпоративности будущих офицеров, так они учились при любых обстоятельствах защищать свое достоинство. Нормой считалось дерзкое поведение с офицерами, позволявшими себе грубость по отношению к кадетам. Но если офицер не наказывал кадетов беспричинно, то делом чести считалось прикрыть его от взысканий начальства.

Сопротивление иногда принимало вид баловства. Начальство, например, требовало, «чтобы фронт весело смотрел»

, подкрепляя требования угрозой розог. «Но кадеты во фронте, чтобы показать иногда свое неудовольствие, хмурили брови и делали сердитые лица. Если в это время требуют улыбки, то на злых лицах являлись ощеренные зубы»

. Жесткая дисциплина и демонстративное сопротивление ей, показная грубость и лихачество все же имели положительное значение – ведь из детей старались сделать солдат. К тому же в поведении будущих «отцов-командиров» были свои внутренние ограничения: например, в кадетской среде не приветствовалось увлечение азартными играми и пьянство.

Служба в корпусе была нелегкой, и дети, естественно, стремились облегчить себе жизнь. Простейшим способом избежать наказания во фронте или в классе была симуляция болезни. Особенно отличались одноклассники Обручева – братья Жемчужниковы, которым часто удавалось сорвать занятие, избежав при этом наказания.

Учителя 1-го кадетского, как правило, выделялись в лучшую сторону в это непростое николаевское время. При Николае I было окончательно покончено с пережитками учительской системы И. И. Бецкого, который с целью подготовки преподавателей для корпуса добился у Екатерины II разрешения определять в него через каждые три года от 14 до 16 мещанских детей

. Положение этих учителей было незавидным, начальство обращалось к ним на «ты»; в случае недовольства их могли даже подвергнуть телесному наказанию, что, конечно, негативно сказывалось на отношении кадетов к таким учителям и предметам, которые они преподавали, так что отказ от системы Бецкого имел положительное значение. Довольно плохо, судя по воспоминаниям, было поставлено преподавание в корпусе иностранных языков. Немцы и французы, преподававшие их, получили в корпусе прозвище барабанщиков: «…они так учили, что под их руководством забывали языки и кадеты, которые говорили на языках дома, до поступления в корпус»

. Гораздо лучше было поставлено преподавание российской словесности, которую преподавали друг Гоголя – Прокопович, большой поклонник Н. М. Карамзина, К. Н. Батюшкова и Г. Р. Державина – Плаксин, печатавшийся сам во время расцвета русского сентиментализма. В корпусе преподавал знаменитый переводчик Теккерея и Диккенса Иринарх Введенский. Среди преподавателей истории независимостью в суждениях отличался В. П. Макин, который даже в условиях жесткого контроля над своим предметом говорил о французской революции, отмечая не «только отрицательные, как того требовала цензура, но и положительные ее стороны. Когда Макину было поручено составление курса лекций по древней истории, он, говоря о Греции, упомянул о том, что республиканский строй был „наилучшим для этого государства, разделенного на отдельные небольшие части“»

. Конспект курса лекций преподавателя поступал на рассмотрение инспектора классов, оттуда – в штаб Военно-учебных заведений, а его начальник Я. И. Ростовцев должен был отправить их в III отделение С. Е. И. В. К. В данном случае Ростовцев предпочел лично встретиться с Макиным и заставить его переработать курс лекций.

Хорошо было поставлено преподавание статистики, естественной истории, физики, а математику вел будущий министр путей сообщения – Г. Е. Паукер. Позже Обручев, используя знания, полученные в корпусе, напишет несколько работ по истории, а военная статистика с 26 лет будет его основной специальностью. Военные предметы преподавали капитаны П. Д. Зотов и П. П. Карцев. В войне 1877–1878 годов Зотов станет начальником штаба Румынской армии (под Плевной), а Карцев будет командовать корпусом, который дойдет до Сан-Стефано. Это были первые учителя Обручева в военном деле.

Николаевское время – эпоха официального противопоставления России Западной Европе, особенно после событий тридцатых – сороковых годов. В это время выделяли в качестве традиционного врага Францию, несколько меньше – Англию. Программы курса военной истории (и не только ее) грешили ура-патриотизмом и шапкозакидательскими настроениями: «Военные науки у нас преподавались по особым программам; кадеты в 17–19 лет критиковали Наполеона I, восхищались Суворовым, Кутузовым и всеми русскими полководцами во все времена и войны. Эти же кадеты критиковали Вобана[7 - Себастьян Ле Претр Вобан – французский военный инженер и экономист, маршал Франции (1633–1707). Выдающийся фортификатор. Участник осады 53 крепостей, построил 33 и перестроил более 300 крепостей.] и не находили ошибок в нашем укрепленном лагере на Дриссе, где некоторые люнеты были построены горжей[8 - Горжа – тыльная часть некоторых укреплений (форт, редут и др.).] к неприятелю. Нам преподавали, что вооружение русских войск есть самое усовершенствованное во всем мире. Нам говорили, что обмундирование русского солдата приноровлено для похода под экватором и под полюсом, его серая шинель сохранит от солнцепека и согреет от мороза. Что же касается до снабжения армии и до устройства провиантской и комиссариатской частей, то тут настолько все предусмотрено, что солдат может обойти кругом земного шара и нигде не почувствует недостатка в пище, одежде и обуви», – вспоминал один из одноклассников Обручева. Победа в великой войне с Наполеоном I, выигранные войны с Ираном и Турцией, разгром такого сильного противника, как польская армия, порождали особое чувство горделивого превосходства, непобедимости, преемственности русской военной славы (вспомним, что штурм Варшавы состоялся в годовщину Бородинского сражения). «Слава, купленная кровью», – вот естественная оценка современности, данная М. Ю. Лермонтовым, не отличавшимся оптимизмом в суждениях. Но одновременно почти традицией становилась недооценка сил возможного противника и воспитывалось поколение, настолько привыкшее к победам, настолько приученное к мысли о военной неуязвимости России, что оно окажется не в состоянии не назвать отступление поражением, а поражение – катастрофой.

Особую роль в корпусе играл священник, который вместе с религиозным воспитанием будущих офицеров решал проблему создания у кадета морально-этических норм, стараясь по возможности сохранить душу ребенка – будущего воина – от излишней черствости и жестокости. Особенно запомнился кадетам «священник Бенедиктов, который отличался беспримерной добротой, во все время пребывания в заведении Бенедиктова (15 лет!) никто никогда не видел его не только гневающимся, но даже на лице его никогда не бывало и тени неудовольствия. Это удивительное добродушие Бенедиктова располагало воспитанников, которые относились к нему с полной откровенностью»

. Возможно, Бенедиктов заложил основы уважительного отношения Обручева к православию. Известно, что Обручев не отличался нигилизмом во взглядах на национальную религию России даже в шестидесятые годы, а позже принял участие в оформлении интерьера храма Христа Спасителя, а церковь Св. Георгия в здании Главного штаба была перестроена по его проекту.

Таково было состояние кадетского корпуса, когда в нем учился Н. Н. Обручев. Идеал воспитанника кадетских корпусов был указан в «Наставлениях для образования воспитанников Военно-учебных заведений» за 1848 год, составленных Я. И. Ростовцевым: «Христианин, верноподданный, русский, достойный сын, надежный товарищ, скромный и образованный юноша, исполнительный, терпеливый и расторопный офицер»

. Обручев хорошо служил и учился – 8 марта 1846 года он получил первое звание – стал унтер-офицером

. Кадеты в зависимости от успеваемости распределялись в роту Его Величества и мушкетерскую роту, и на специальные и обычные курсы. Успеваемость кадета 2-го отделения 2-го класса специального курса Обручева была высока (в корпусе была принята 12-балльная система оценок)

:

28 января 1848 года Обручев был произведен в фельдфебели

и уже по успеваемости открывал список своей роты. Личная характеристика была блестящей и соответствовала требованиям Я. И. Ростовцева: «Кроток, исполнителен, честолюбив, способности: отличные, трудолюбив и содействует к воле начальства»

. 27 мая 1848 года приказом штаба Е. И. В. Главного начальника Военно-учебных заведений за № 4853 второму специальному классу были назначены публичные экзамены, которые состоялись 11 июня 1848 года

. Обручев сдал экзамены блестяще, получив 239 баллов из 240 возможных (единственные 11 баллов по 12-балльной системе – военная топография), окончив, таким образом, курс наук по первому разряду с большим отрывом от кадетов-отличников

, а Обручев и еще шесть отличников из 123 выпускников 1848 года переводились в гвардию прапорщиками

. Приказом главного начальника Военно-учебных заведений № 973 от 19 июня 1848 года Обручев был переведен в л. – гв. Измайловский полк

, получив единовременное пособие размером 323 р. 59j коп. сер.

, что было серьезным материальным подспорьем для очень небогатого молодого офицера.

Для поступления в гвардию необходимо было сдать экзамен по следующим дисциплинам:

1) русский язык и история русской литературы;

2) французский или немецкий язык;

3) вся арифметика;

4) алгебра до уравнения высших степеней;

5) геометрия;