Мета Сказки

Мета Сказки
Одд Скраттар

«Мета Сказки» – сборник притч для взрослых. Обо всём, чем живём и дышим. О любви и смерти, о жизни и сексе, о свободе и судьбе.

Мета Сказки

Одд Скраттар

© Одд Скраттар, 2016

© Goga Kuvt, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Папа, ещё одну сказочку!

– Слишком поздно, дорогая. Тебе давно пора спать.

– Сегодня же Новый Год! Одну-у! Последнюю-препоследнюю! Пожа-а-алуйста!

– Ладно… Только ложись на подушку, закрывай глазки, все-все, и ни звука, договорились?

– Да.

– Ну, хорошо…

Жила-была маленькая девочка по имени Мета. Весёлая, открытая, любознательная. Всё на свете ей хотелось потрогать, попробовать, познать. Однажды она легла спать и не смогла заснуть. Мама пела ей колыбельные, бабушка читала стихи, тётя плясала. Без проку. Мета потешалась над ними и совсем не хотела спать. Тогда пришёл Папа и рассказал сказку. Мета слушала очень внимательно, держа большие пальцы во рту. Её веки сомкнулись, Мета быстро погрузилась в сон. Папа, увидел, что дочь уснула, притушил свет и на цыпочках вышел из комнаты. Тут же история, которую Мета всё ещё видела во сне, начала рассыпаться как карточный домик: добрые короли превратились в ужасных монстров, а милые принцессы – в злобных чудовищ. Мета заплакала и проснулась. Папа вернулся к её постели и, чтобы успокоить дочь, продолжил сказку.

В ту ночь он так и не смог уйти. Каждый раз, когда его голос смолкал, девочка в слезах открывала глаза. Папе пришлось придумать тысячи новых сказок, потому что на двенадцатые сутки он поведал все-все-все когда-либо известные. Мета слушала, слушала, слушала… Ей было очень страшно. От того, что Папа когда-нибудь закончит, и она уснёт. Услышанное поглотит её, и она никогда не вернётся в мир живых.

Так длилось месяцы, пока Папа не упал бездыханным. Мета тихонечко спустилась с кровати, прислонилась ушами к груди отца и почувствовала, что ни одно из трёх его сердец не бьётся. Она решила, что Папа уснул. Её охватил неописуемый ужас. Мета не хотела отправляться в кошмарное Царство Сна. Чтобы этого не случилось, она начала вспоминать сказки, которые Папа ей рассказал. С самой первой. Вот она:

Новогодняя

Давным-давно на нашей планете жили разумные существа. Люди. Они были дикие, но потом слезли с деревьев и пришли к цивилизации. Научились преодолевать трудности и управлять своими желаниями. Тяжелее всего людям далась победа над страхом. Люди боялись всегда и всего. Грома и молнии, животных и себе подобных человеков, божеств и инопланетян. В какой-то момент люди осознали, что гром не страшен, а молния может принести пользу. Что диких зверей почти не осталось и их надо беречь, а с другими людьми легко договориться. Что богов они сами же и выдумали, а инопланетяне могут никогда не прилететь. Пока человеческая цивилизация развивалась, люди гибли от голода, насилия и неизлечимых болезней. Постепенно люди вскарабкались на вершину эволюционной пирамиды. Они одолели всех и вся. Животных, вирусы, смерть. И тогда на смену Страху пришёл Ужас. Люди поняли, что бояться им больше нечего.

Лишь одно, как и прежде, страшило их. Собственное «я».

Людей пугало не само «я», а то, что оно заперто в душной клетке необходимостей. Миллионы людей проживают жизнь впустую. Не дают собственному «я» реализоваться. Не позволяют сами себе расправить крылья, взлететь, достичь счастья.

Люди постоянно твердили друг другу об ответственности. Перед обществом, перед планетой, перед собой. В конце концов, они признали, что самый главный их страх связан с неисполнением самого главного долга – долга Индивидуума перед Личностью. Возник тезис: человек – Тело, материальная оболочка, кокон для истинного «я».

Цивилизация столетиями искала способ «залезть» человеку в голову, чтобы заставить его быть счастливым. Не поддаваться лени и злобе, не опускать руки, не ставить на себе крест. Были созданы тысячи систем и барьеров, но все они оказались бессильны перед низменными инстинктами.

Люди не умели сдаваться. Они приняли Закон. Возложили на каждого человеческого индивида юридическую ответственность за развитие личности внутри него. Закон официально разграничил физическую и виртуальную составляющие человека. Он обозначил преимущество одной, Личности, перед другой, Телом. Если, по мнению соответствующих органов, индивид не проявлял достаточно внимания к собственному «я», то подвергался наказанию.

Общество раскололось на два лагеря. Сторонники Закона утверждали, что их догмат цивилизационно выстрадан, логически оправдан, следовательно, непреложен. Противники смеялись над абсурдностью Закона. Как можно выработать единые критерии для оценки личностного роста разных индивидуумов? Как можно определить степень счастья Личности? Не будет ли наказание за поступок Тела более разрушительным для Личности, чем сам поступок?

Разногласия быстро рассеялись. Общество пришло к согласию. Право Личности на свободу самовыражения стало Главным Принципом Цивилизации. К такому решению Человечество шло всю свою долгую Историю. Люди возрадовались – все препоны на пути свободного развития Личности устранены! Однако это стало началом конца. Который наступил очень скоро.

Люди рассуждали так.

Если Тело не способно обеспечить духовный рост, его необходимо должным образом подстегнуть. Если же Тело не понимает внушений и по-прежнему ограничивает Личность, то его следует от Личности отключить. До тех пор, пока оно не «одумается».

Забавно, не правда ли? Кто в тандеме «тело-личность» способен «осознать ошибки» и «сделать соответствующие выводы». Разве Тело? Что оно есть само по себе?

Людей подвела дотошность, педантичность. Они всё на свете стремились назвать, определить, разграничить. Зачастую их неутолимая жажда приводила к необратимым последствиям. Расщепление Атома повлекло массовые смерти и экологические катастрофы. Расщепление Человека – тотальное перерождение вида.

Чем же все закончилось? Тем, чем и любая сказка – Добро победило Зло.

Долг Человека перед самим собой был исполнен. Он наконец-то избавил Личность от стремления к самоограничению.

Поначалу большинство населения Земли не сумело соответствовать высоким критериям, и их Тела были помещены в стационар. Личности же продолжили свободное, гармоничное развитие в ином качестве. Те люди, которые не перешли в искусственное состояние сразу, сделали это спустя некоторое время. В один прекрасный точно такой же новогодний день люди поняли, что отныне на пути к счастью не осталось препятствий.

Их навсегда покинул страх. А вместе с ним и жизнь.

Мета расстроилась. От того, что не сразу поняла смысл Первой сказки. Если бы она слушала внимательно, Папа не умер бы. Бояться – нужно. С этой мыслью она забралась в постель, свернулась калачиком, закуталась в одеяло и блаженно уснула. Проспала долго-долго. А когда, после сладкого, чудесного сна, открыла глаза, у её постели сидел новый Папа. Мета знала, со временем она к нему привыкнет, и что он не другой, а тот же, только с новыми сердцами. Отныне Мета будет слушать его сказки без боязни страха. И пусть каждый раз ей будет немного страшно.

Мама с Папой очень её любили. Баловали невообразимо. Мета капризничала. Ей хотелось всё новых и новых сюрпризов. Родители мрачнели при мысли о скором празднике Дня Рождения. На торжество пришло много детей, но ни один из подарков не привлёк внимание именинницы. Когда гости разошлись, Мама с Папой поднялись к девочке в комнату и вручили ей небольшой свёрток. Мета быстро открыла его, ожидая увидеть что-то необыкновенное, но внутри была самая обычная

Коробка с карандашами

«Мета, – сказал Папа, – мы больше не знаем, чем тебя удивить. Возьми эти карандаши и нарисуй всё, что вздумается. Нарисуй любые подарки и любых друзей. Нарисуй себе жизнь, Мета». Девочка тут же села за стол и принялась за дело.

Больше всего на свете она хотела быть взрослой, как Мама. Мета видела, с какой нежностью Папа относится к Маме. Она понимала, что так любить дочку он не будет никогда. Мета нарисовала себя большой, красивой, умной, талантливой, интересной. Первое время было непривычно. Никто не относится к тебе как к ребёнку. К твоему мнению прислушиваются, с тобой флиртуют. Её сознание, по-прежнему детское, это возбуждало. Мета почувствовала себя востребованной, противоречивой, принципиальной. Она знала, что не должна быть одна. Нужно нарисовать себе Мужа. С которым было бы весело жить, волнительно отправляться в постель и спокойно просыпаться по утрам. Она вложила в образ Избранника все свои помыслы и желания. Её Муж получился ярким, обаятельным, уверенным в себе, сильным. Почти как Папа, только лучше, и её.

Любовь к Мужу была размашистой, взрывной, бездонной. Мета рисовала большими, смелыми пятнами. Наслаждение, наслаждение, наслаждение. Водоворот взаимных чувств поглотил её. Она уверяла себя, что Любовь никогда не закончится. Однажды вечером, когда объятья Мужа вновь вознесли её на вершины страсти, Мета поняла, что Гармонии нет. Кажется, что на полотне не закрашено лишь крошечное пятнышко, оно едва попадается на глаза… но быстро разрастается, превращаясь в огромную пропасть. Туда тянет, и ничего с этим не поделать. Мета захотела детей.

Она рисовала очень внимательно. Интуиция подсказывала, что возможности исправить, что-то переделать – не будет. Осторожные, точные штрихи. Идеально подобранная палитра. Мета улыбалась – она постаралась на славу! В жизни началась новая, большая глава. Её Дети.

Картина Жизни преобразилась. Добавились такие краски, которых не было в коробке с карандашами – искрящиеся, лучистые. Счастливая мама с невероятным воодушевлением создавала маленькие вселенные. Она замирала перед каждым движением, стараясь ничего не упустить. Порой Мета не могла уснуть, думая о том, что нарисует Детям завтра.

В одну из ночей она повернулась к Мужу и с ужасом осознала, даже не поняла, а, скорее, почувствовала кожей, что её Избранник не разделяет её стремлений. Да, он любит Жену, привязан к Детям и тратит всего себя на Семью. Но желает ли он этого так же, как Мета? Её затрясло, когда она подумала, что он лишь искусно поддерживает видимость Любви. Порой возникает ощущение, что Семья ему в тягость. Мета подскочила с постели и выбежала из спальни. Схватилась за карандаши и принялась исступлённо закрашивать сомнения. Тщетно. Вернулась к Мужу и до самого утра вглядывалась в лицо этого лицемерного, эгоистичного, самовлюблённого самца. Как же так случилось? Как вышло, что самый лучший, самый желанный, самый надёжный – превратился в чужого, холодного, омерзительного? Мета сказала себе, что никогда более не разделит с ним постель. Как не любили бы Мужа Дети, она не допустит, чтобы яд его отчуждённости, холодности, неуместности разъел корни их растущих личностей. Мета решила избавиться от Мужа.

Дни напролёт она сидела в своей комнате и делала наброски. Мета не представляла, как изгнать из Семьи того, кого нарисовала идеальным. Она смотрела на ворох использованной бумаги и плакала. Всё не годилось. Мета утратила было надежду, как вдруг её озарило. Мета нарисовала Другую. Воплощение Похоти и Бесстыдства.

Некоторое время Муж сохранял верность, но вскоре плотское взяло верх. Мета изобразила пик прелюбодеяния, а затем торжественно разоблачила Мужа. Тот плакал, извинялся, умолял. Мета была тверда и непреклонна. Измены не простила, из дома не погнала. В её Плане Муж должен был сам удалиться из Семьи. Чтобы Дети пожалели Мать и навсегда заклеймили позором Отца. Но пока Мета плела интриги, Дети успели вырасти. Они простили Папу. Когда он всё же ушёл, втайне бегали к нему каждый день. Разъярённая Мета рисовала, рисовала, рисовала… Всё чаще ей казалось, что против неё весь мир, даже карандаши.

В конце концов, Мета призналась себе, что неспособна изгнать Мужа. Он так отчаянно цепляется за Семью, что рано или поздно, устав от борьбы, она сдастся и простит его. Закроет глаза на прошлое и с помощью карандашей вернёт видимость прежнего благополучия. После чего не сможет изобразить ни одно зеркало, в которое наберётся смелости заглянуть. Так нельзя! Хуже всего – предать себя! Мета решила, что есть лишь один выход. Муж должен умереть.

Агония была бесконечно долгой. Другая незаметно стёрлась из жизни Мужа. Дети не отходили от умирающего отца, отказывались есть и спать. Они соболезновали Маме, не замечая, с каким нетерпением та ожидает кончину их Папы. Мета не выдержала тяжести предсмертной атмосферы. Она взяла самые тёмные карандаши и нарисовала нечто ужасное, от чего ей самой стало плохо. Муж умер.

После его кончины Мета ещё долго ощущала тяжесть в сердцах. Однажды, прислушавшись, она обнаружила, что они бьются по-разному. Первое стучит сильно, напористо, двигает вперёд, в будущее. Не даёт успокоиться, отдышаться. Второе постукивает тихо-тихо, при этом очень твёрдо. Оно оберегает моменты счастья, поддерживает их зыбкое пламя. Третье же так и норовит сбиться. Порой замирает, затягивает паузы, словно ностальгирует о том, чего Мета не хочет вспоминать. Затем заходится в бешеном ритме, перекрывает мощь первого сердца, как-бы взывает: «Остановись! Задумайся!». Консультант по репликации органов порекомендовал провести процедуру замены. Аномалии опасны, настаивал он. Мета не торопилась. Её воодушевил диссонанс в ритмах сердец. Она вновь почувствовала себя исключительной.

Никогда прежде бытие не казалось таким оправданным. Она растворилась в Детях и в своих рисунках. Миллионы новых цветов, миллиарды незабываемых оттенков. Пестрота её творений приводила окружающих в замешательство. Её было всё равно. Мета нуждалась во Внимании. Она возжелала познать тысячу Других. Рисуя новых Избранников, Мета делала лишь эскизы. Ни деталей, ни законченности. Ничего, что напомнило бы о Муже, к чему можно было бы привязаться, привыкнуть, что можно было бы полюбить. Её радовала неопределенность, непредсказуемость. Вступая в очередную связь, она жаждала интриг, приключений.