Принц восточного ветра

– Ему нет доверия. Он слишком смахивает на Ночного Упыря.

– Тогда пойдем к воротам, и сами все разузнаем! Принцу готовят встречу. Мы не можем ее пропустить, ведь ты был другом его отца.

Адмирал крепко задумался и даже выпустил из рук анемометр с вертящимися лопастями.

– Нет, мы не можем туда пойти, – сказал он. – Нас не звали.

– Ну и что? – возмутилась Тая. – Подумаешь, не звали. Что теперь, нос не высовывать? Если ждать, пока позовут, то можно и не дождаться. Ты – генерал-капитан Ярвеля Лучезарного!

– В глухой и полной отставке.

– Вот и скажи это его сыну. Пусть он сам решит, в отставке ты или нет.

– Что ж, если ты так настаиваешь, то стоит рискнуть, – сдался дед. – Это может выйти нам боком, но сидеть дома, пока все встречают принца? Посмотрим, тот ли он, за кого себя выдает.

Кучер Малахол, как обычно, дрых в улье, закрывшись в одной из ячеек, отведенных ездовым шершням. Адмирал приложил палец к губам и дал знать, чтобы его не будили – этого требовала чрезвычайная секретность предстоящей вылазки. Боцман Буль вывел из соседних денников тройку летунов и отправился их запрягать, следя за тем, чтобы они не слишком жужжали. Он же сам и сел на козлы кареты, взяв в руки вожжи. Адмирал, лейтенант Фит и Тая влезли внутрь и разместились на узких скамьях.

Буль тронул вожжи, шершни взмыли и потянули карету, нехотя заскрипевшую колесами по гладкой плитке городских улиц.

К Полуденным воротам вела Солнечная дорога – один из трех проспектов Облачного Вышеграда. Часы на городской ратуше еще не пробили десяти, а улицы уже оказались запружены волнующимся народом. Крылатые игруны стекались к южному въезду в город. Лишь изредка среди них попадались наездники на летучих шершнях – большинство принадлежало к простолюдинам, которые передвигались на собственных крыльях, отчего в воздухе кипело сущее столпотворение. Горожане жужжали, кричали и сталкивались, но в это утро никто не затевал ни ссор, ни тем более драк. На всех лицах отражалось радостное возбуждение и ожидание праздника.

– Боюсь, нам дальше не проехать, – крикнул боцман Буль, сунувшись своей пухлой физиономией в узенькое окошко.

Тая выбралась из кареты и помогла спуститься деду. Едва она окинула улицу взглядом, как стало понятно, в чем дело: повозка не смогла бы продвинуться, не наехав на кого-нибудь из суетливой толпы.

– Мы одни в карете. Все остальные летят собственным ходом, – заметил адмирал.

– Похоже, наши благородные бароны прозевали торжество, – засмеялся Ланс Фит. – Тут ни дворян, ни рыцарей герцогской гвардии. Вокруг сплошные простаки, ремесленники да купчишки.

– Как они могли узнать новость раньше герцогини и Дили Драя? – задумчиво проговорил адмирал.

– Слухами земля полнится, – буркнул боцман, спускаясь с козел.

Буля пришлось оставить посреди улицы – кто-то должен был присмотреть за шершнями. Дальше лейтенант, Тая и адмирал пошли одни.

Тая выставляла напоказ шпагу, с которой не расставалась со вчерашнего вечера. Ей казалось, что с этим оружием, болтающимся на перевязи, она выглядит взрослой, самостоятельной и очень воинственной. Да и оделась она, как амазонка: все та же сорочка с широкими рукавами, пристегнутыми браслетами, лосины и сапоги, а поверх всего этого – синий плащ с меховым подбоем. Дева так торопилась собраться, что впопыхах забыла про алую шапочку, и теперь то и дело поправляла зачесанную набок челку.

«Как я выгляжу? – думала она про себя. – Наверное, все на меня смотрят и замечают, какая нелепая у меня стрижка. Или, наоборот, эта стрижка делает меня круче?»

На самом деле никто на нее не смотрел. В толпе царило веселое настроение, все радостно перекликались и подбадривали друг друга. В такой час никто не сказал бы соседу дурного слова, так что юная дева переживала напрасно.

Ближе к устью Солнечной дороги туча летящих игрунов начала оседать на землю и превращаться в медленную реку, захватывающую всех на пути. Поток народа подхватил адмирала со свитой и понес к южным воротам. Сопротивляться этому течению было бесполезно, да никто и не собирался. Всего через несколько минут Тая увидела перед собой широкую привратную площадь и массивное здание каменной караулки, в которой дежурила стража, охранявшая вход в столицу.

Островком посреди речного течения выглядела застывшая на месте карета, оббитая темно-фиолетовой драпировкой. Дверцу кареты украшал золотой герб, изображающей белку-летягу, готовящуюся к прыжку. Девиз на старинном языке гласил: «Quo non ascendam?» – «Куда не допрыгну?»

– Смотрите, баронесса уже тут! – обрадовалась Тая. – Как ей удается всюду успеть?

Дверца кареты открылась, оттуда высунулась тонкая фигура в коричневом плаще и протянула Тае руку. Дева вскарабкалась на ступеньку, ее дед поспешил следом. Лейтенанту места внутри не нашлось, и он устроился рядом с кучером на козлах.

Лайра Кин сердечно обняла молодую игрунью. Ее бунтарская шевелюра с розочкой пряталась под меховой шапкой с длинным беличьим хвостиком. Сидевшая рядом с хозяйкой Цаца откинула капюшон и показала свое острое личико с глазами, ставшими совсем темными в полумраке кареты. Адмирал церемонно раскланялся с обеими дамами и поблагодарил их за спасение от уличной толкотни.

– Ах ты, шалунья! – с игривым негодованием напустилась баронесса на Таю. – Опять ты все делаешь наоборот. Прибытие принца – тайна из тайн. Нужно было притвориться, будто вы ничего не знаете.

– Вот так тайна! – рассмеялась Тая. – На улице – не протолкнуться, а народ все прибывает и прибывает. Им-то кто рассказал?

– Слух пробежит – не удержишь, – заметила Цаца.

– А где герцогиня с охраной? – осведомился адмирал. – Разве она сама не хочет поприветствовать Леммонта?

– Ее светлость задерживается. – Губы Лайры тронула тонкая, придворная улыбка. – Она узнала о прибытии дорогого гостя всего полчаса назад, и теперь спешно готовит покои к его приему.

Распахнутые настежь Полуденные ворота едва удалось очистить от толпы. Из каменной караулки выбежали привратники и постарались изобразить что-то вроде почетного караула, однако служак хватило лишь на то, чтобы выстроить вдоль улицы тоненькую цепочку, после чего их строй обрывался, и начиналось столпотворение.

Цаца раскрыла дверцы пошире, чтобы сидящие в карете смогли лучше рассмотреть происходящее. Тая таращилась во все глаза, но видела лишь пустой проем под воротами, да головы игрунов.

Неожиданно толпа охнула и взволновалась. Самые нетерпеливые вырвались из толкучки и взмыли над головами, но стражники принялись грубо осаживать их обратно. В воротах показался цензурион Шипилио Жмых. Стальные чешуйки, нашитые на его кожаный доспех, сверкали в лучах недавно взошедшего солнца. Тае попал в глаз маленький солнечный зайчик, она зажмурилась, а когда снова открыла веки, то увидела, что горделиво вышагивающий цензурион ведет под уздцы ездового шершня.

Верхом на шершне неловко покачивался усталый путник. Он выглядел лет на двадцать, если не больше. Глаза цвета светлого янтаря, как на одной из Таиных бусинок, глядели на окружающих настороженно, будто не веря, что все эти игруны собрались ради него. Прямой нос и заостренные черты лица говорили, что их владелец побывал в передрягах, а коротко подстриженные каштановые волосы едва виднелись из-под широкой шляпы с белым пером.

Одеяние пришельца указывало на его высокое происхождение. Камзол особого дворянского покроя не имел на груди разреза – он застегивался на спине, чтобы дать больше свободы крыльям. Облачиться в такой камзол самостоятельно, да еще застегнуть за собой ряд перламутровых пуговиц было весьма затруднительно – Тая знала это по собственному опыту. Но аристократам утруждать себя и не требовалось – обычно господина одевали слуги, так что этот фасон лишь подчеркивал особый статус его обладателя.

По багряной парче во всю грудь тянулось тканое изображение коронованного шмеля, а на плечи его высочества была накинута пушистая мантия из рыжего беличьего меха.

– Какой красавчик! – Цаца мечтательно закатила глаза.

– Уже размечталась! – захохотала ее госпожа.

– По-моему, принц растерян и даже испуган, – с удивлением заметила Тая.

– Еще бы! – откликнулся ее дед. – Когда он отправлялся за тридевять земель, то был семилетним мальчишкой. И вот он возвращается на родину. Как его примут? Признают ли в нем своего? Наверняка эти вопросы не дают ему покоя.

– Какие у него глаза! Светло-карие, теплые, лучезарные! – восхищалась Цаца.

– Глаза как глаза. Бегают по сторонам, словно выискивают, не готовит ли кто покушения, – охладила восторги служанки Лайра.

– Нужно ему представиться! – неожиданно решился адмирал.

Но едва он шагнул на ступеньку, как оказался затерт суетливой толпой. Пробиться сквозь плотные ряды горожан нечего было и думать, а стражников, готовых расчистить вельможе путь, поблизости не оказалось.

Тар вернулся на сиденье и сокрушенно вздохнул:

– Похоже, что честь первыми поприветствовать принца выпадет не нам.

Шипилио остановился. Он выглядел, как надутый индюк, и даже его пышные усы так закрутились, что доставали почти до ушей. Задрубал с Обар Моттом вышагивали по обе стороны от его высочества, и наконечники их алебард сверкали, как горные пики. Они встали за своим командиром и вытянулись по стойке смирно.

Толпа расступилась и пропустила столичного градоначальника Феррандо Флипа, тяжелого, одутловатого мужа с магистерской цепью поверх живота.

– Ваше высочество! – неожиданно тонким голосом пропищал магистр, склоняясь в учтивом поклоне. – От лица всего города позвольте вас поприветствовать. Мы так долго вас ждали, и вот наконец дождались. Какое счастье видеть сына Ярвеля Лучезарного целым и невредимым!