Предатель, не забирай сына!

Она сжалилась надо мной и посадила в коляску, так что идти, превозмогая боль, мне не пришлось.

Было время подумать над словами Ильи, которые дошли до моего сознания с опозданием.

О каких домашних родах он говорил? Это варварство, на которое я не подписывалась. Я не планировала никаких домашних родов.

Мы же хотели, чтобы Илья присутствовал при родах, договорились с врачом, всё распланировали… Разве я виновата, что ребенок решил родиться так быстро?

И чем дольше я думала, тем быстрее вспоминала то, что происходило во время моего забытья и агонии. Вот только не могла поверить тем догадкам, которые неизбежно возникали. Слишком жестокая правда.

Девушка катила коляску дальше по коридору, пока мы наконец не оказались перед боксом, на который можно было смотреть сквозь стекло.

И там я увидела Илью. Он смотрел на мальчика, который лежал ближе всех. И только после заметила другую фигуру рядом. Чересчур тесно к нему. Это была рыжеволосая женщина, довольно фигуристая и высокая, в белой больничной ночнушке, как у меня, и тапочках. Почему-то пушистых и на каблуках. Такие я видела только в фильмах про красоток времен семидесятых.

Они меня не заметили. А я схватила медсестру за руку, закинув ее наверх, чтобы она остановила движение кресла.

– Когда ты с ней разведешься? – раздался тихий вкрадчивый голос. – Я тебе здорового сына родила. Родного.

Странная оговорка, которая запала мне в душу.

– Замолчи, Крис. Ты знаешь, сейчас не время для развода, – голос Титова. И я поняла, кто прижимался к боку моего мужа.

Илья и Кристина стояли около стеклянной стены, словно они – новоиспеченные родители. Выходит, что так. В этом больше не было сомнений. Ее слова занозой засели в сердце, а я замерла, вслушиваясь в их разговор, который вдребезги расколол мой мир на до и после.

– Илья? – выдохнула я, привлекая его внимание. – У тебя родился еще один ребенок?

Муж обернулся и нахмурился при виде меня. В его глазах ни капли радости. Только хмурые тучи и приговор. Он молчал, но я уже знала ответ.

Санитарки не врали.

У Титова и правда родилось два сына.

Мой. И от Кристины, якобы его бизнес-партнера.

А на деле – бывшей, которую он не забыл.

– Что-то мне нехорошо, – вдруг простонала Кристина и стала заваливаться набок. Илья машинально подхватил ее, взял на руки и отнес к скамье у стены. – Воды…

– Сейчас принесу, Крис, – ответил мой муж и, не глядя на меня, ушел к автоматам.

И как только он отошел на дальнее расстояние, неспособный нас услышать, эта женщина открыла глаза и осклабилась, глядя мне в лицо.

– И кто у нас тут некультурно подслушивает? – прозвучал вдруг ее ехидный голос. – Ты узнала правду. Так даже лучше. Я родила Титовым наследника, а Илье сына. А ты… Ты знай свое место, голодранка.

Голодранка? Почему она называет меня голодранкой?

Я зябко поежилась и уставилась на женщину, которая возвышалась надо мной, хоть и сидела на скамье прямо напротив меня, смотря с презрительным выражением, как будто видит перед собой какую-то падаль или грязь, недостойную касаться ее величественной особы.

И выглядела она как королева. Самая настоящая царственная особа, по какой-то ошибке оказавшаяся в больнице. Да какая из нее роженица?

На ней и простая ночнушка выглядела как нарядное платье, сшитое на заказ лучшим модельером страны.

Гордая осанка. Точеные черты лица. Белоснежная фарфоровая кожа. Красивые раскосые глаза, как у кошки, ярко-изумрудного цвета. Роскошная копна длинных, гладких рыжих волос. Холеная, статная, породистая.

От нее так и исходила аура лоска и богатства.

Для такой, как она, я и правда голодранка. Низший слой общества. Ничтожная букашка, шваль, которая может только обслуживать ее, а не быть равной.

Смотрела на нее, такую здоровую, полную силу и довольства собой, и ощущала себя рухлядью, старой развалиной, использованным мусорным пакетом, который смяли безжалостной рукой и выбросили прочь.

Я в муках родила ребенка и вынуждена была сидеть в кресле-каталке, а она тоже вроде бы родила, но казалось, что приехала с оздоровительного курорта.

– Почему вы оскорбляете меня? Кто вы такая вообще? Кем себя возомнили? Илья – мой муж, – стала я защищаться, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо, но она придавливала меня к земле одним лишь своим холодным взглядом. А ее слова были как острые кинжалы, которые продырявливали мне сердце.

Кинжалы, чье острие было смазано губительным ядом.

– Жена, – высокомерно фыркнула эта гадкая женщина, закатывая глаза, отчего ее изогнутые, черные, густо накрашенные тушью ресницы нереальной длины затрепетали. – Недолго тебе осталось быть его женой. Илья женится на мне, и мы будем воспитывать нашего ребенка. – Она горделиво расправила плечи и удовлетворенно прищурилась, видя, какой эффект произвели ее слова. – А тебя он вышвырнет под зад.

Она продолжала тыкать мне, и меня затрясло от злости. Да какое право она имеет так со мной разговаривать? Мне всё еще не верилось, что то, что я услышала – правда. Она ведь соврала, да? Пусть это будет гнусным враньем, ее больной фантазией, но только не правдой.

– Да как ты смеешь… – выдохнула я, чувствуя, как всё мое тело дрожит – не то от холода, не то от потрясения.

Я силилась встать с кресла. Попыталась опереться на его ручки и поднять свое слабое тело. Мне казалось, что так, стоя, я смогу отвоевать хотя бы немного власти у этой грубой и наглой женщины, которая вдруг решила, что я – никто. Но нет. У меня не получилось подняться, и у меня не получалось владеть этим разговором. Я не умела давать отпор, когда на меня нападали.

И она это знала и вовсю пользовалась этим знанием.

– А что тут непонятного, дурочка? Ты по ошибке оказалась на этом месте. Как там говорят у вас в народе? – насмешливо посмотрела она на меня. – Не по Сеньке шапка? Куда ты полезла со свиным рылом в калашный ряд? Ты только посмотри на себя, – обвела она меня презрительным взглядом и сморщила свой точеный нос, как будто от меня воняло. – Ты же просто ничтожество. Хилая голодранка без манер. И как бедная Валентина Архиповна тебя только терпела? Вечно ты Титовых позорила. Наслышана я об этом. Еще и ребенка нагуляла на стороне. Но ничего, справедливость восторжествовала. А ты займешь теперь свое законное место, как и я – свое.

– Сейчас придет Илья, – вставила я словечко в ее монолог, – он придет и опровергнет эту гнусную ложь. Он не такой, он… – проговорила я то, что показалось лишь утешительной мантрой, но даже договорить мне не дали.

– Ты надеешься, что он скажет тебе что-то другое? У-у-у, бедняжечка, ну до чего же ты наивная дурочка. – Казалось, что она меня сейчас потреплет по щеке, как бездомного щенка. – И где вас таких берут? До сих пор не понимаю, как Илья с тобой спутался. И чем ты его взяла?

Она снова передернула плечом, и ее лицо скривилось от отвращения.

Я просто не могла понять, что она такое говорит.

Почему обрушивает на меня такой поток злословия.

Откуда столько ненависти, презрения? Кто дал ей право сидеть здесь и оскорблять меня? Лезть в мою семью? Утверждать, что скоро этой семьи не станет? Обвинять меня в том, что я нагуляла ребенка? Только сейчас до меня дошло, что она сказала немного ранее.

Она, кажется, и его убедила в моей неверности. Господи, не зря мне показалось странным, что Илья особо выделял фразу “мой ребенок”, когда говорил со мной. Смотрел так холодно, как никогда раньше, цедил слова сквозь зубы и отводил взгляд. Ни капли ласки в его голосе или глазах. Будто я – ничтожество, которое он не желает больше видеть.

Я всё еще никак не могла принять ту правду, которая уже лежала на поверхности. Которую было уже невозможно отрицать. Передо мной были все возможные свидетельства. Мне говорили прямо в лицо, что мой муж меня предал, изменил, что у него родился другой ребенок от чужой женщины.

Она сама кичилась этим. Горделиво выпячивала свой статус любовницы.

Вовсе не выглядела виноватой. Будто это она была законной женой, а не я.

Она определенно не испытывала ни единой крупицы вины.