Предатель, не забирай сына!

Михайловская…

Разве это не фамилия…

Меня переселяют в палату к любовнице моего мужа?

Глава 8

– Вы серьезно?

Я опешила и в ужасе посмотрела на медсестру, которая по виду не проявляла ко мне никакого участия. Для нее я была всего лишь обычной пациенткой, каких здесь так много, что они забили палаты под завязку.

– А что такое? – удивилась она. – Есть какие-то проблемы?

Мне хотелось бы объяснить ей, что проблемы есть, да еще какие, что эта девушка – любовница моего мужа, и ребенок тоже его. Но мой рот захлопнулся, я просто не смогла из себя выдавить ни одного звука. Озвучить такой позор было совершенно невозможно.

– Так, я жду, какие могут быть проблемы? – поторопила меня медсестра и закатила глаза с видом, мол, как она устала от капризов богатых пациенток.

Случись это раньше, я бы позвонила Илье и попросила его разобраться с этой ситуацией, но теперь сомневалась, что он меня поддержит. Муж стал врагом, объединился со своей любовницей, и у меня возникла крамольная мысль: а вдруг они это всё подстроили, чтобы я кормила их ребенка? И от этой мысли я пришла в еще больший ужас, хотя думала, что дно уже пробито.

Рот мой запечатался еще сильнее, я словно онемела.

– В любом случае, – вклинилась в мои мысли медсестра. – Я уже не смогу найти вам другую палату, все заняты. Аншлаг какой-то просто! Все решили рожать и повышать демографическую ситуацию именно сегодня!

И она ушла, оставив меня собирать вещи. Ничего не оставалось, как взять их и переместиться к Кристине. Но не для того, чтобы поселиться в ее палате. Я пока не знала, что делать, но решила поговорить с ней, как бы ни было сложно.

Но надо перебороть себя. Надо в принципе бороться за себя, а не давать себя каждый раз в обиду и позволять унижать.

Меня толкала решимость взять реванш. Потому что я устала терпеть безосновательные нападки Михайловской. Увела у меня мужа, а ведет себя как законная жена!

– Я долго буду тебя ждать? – встретила меня упреком Кристина, сидя на кровати вместе с ребенком на руках.

Не знаю уж, как ей удалось его успокоить, но ангелочек мирно спал, не подозревая, какие страсти разгораются рядом с ним.

На этот раз я встала над ней, чтобы верховодить и не чувствовать себя слабее.

– Зачем тебе это? – спросила холодно. – Зачем ты так настаиваешь, чтобы я переехала в твою палату? Это же ты подстроила?

– Я? – передернула она плечами и манерно вздернула подбородок. – Ты дура? Ну да, я подговорила жену депутата, чтобы она рожала именно сегодня и попала в этот родильный дом. Какая ты смешная. У меня, конечно, много знакомств и связей, но не до такой степени, и уж природой я точно управлять не могу.

– Можешь не распинаться, – осадила я ее. Вечно она хвастается своим положением в обществе. Это здесь вообще при чем? – Я не знаю, подстроила или нет, но с тобой в палате я оставаться не буду.

– А куда ты пойдешь? – Она перевела взгляд на дверь, а потом снова на меня. – Идти тебе некуда. Куда ты денешься из роддома? Ты же не можешь бросить своего ребенка.

– Я что-нибудь придумаю. Если что, буду спать в коридоре.

– Тебе никто этого не позволит, – надменно фыркнула она. – Здесь приличное место, хотя кому я это говорю…

Она состроила такую гримасу, что меня всю передернуло.

– Что ты имеешь в виду? – огрызнулась я. – Вот только не надо постоянно указывать мне на мое происхождение. То, что ты родилась в богатой семье с золотой ложкой в зубах, еще ничего не значит. Ты не выше меня. И никто не давал тебе право меня унижать.

– Не выше, – протянула она и откинула голову, хохоча. – Ты такая смешная, – снова повторила свое оскорбление, – как Моська, которая беспомощно кусает могучего слона. Можешь утешать себя мыслями о равенстве, но это всё ерунда. Я выше тебя. Уясни это, голодранка! Ты вообще знаешь, из какой я семьи происхожу? Михайловские еще при царской семье в советниках ходили. Ты можешь таким похвастаться? Знаешь, какое я получила образование? У меня их два!

– Нашла чем гордиться, – усмехнулась я, – наверное, папа купил тебе оба.

– Да что ты понимаешь? Я родилась в приличной семье, меня с детства учили манерам, этикету, иностранным языкам, у меня было несколько гувернеров, я танцевала и пела, и обучалась верховой езде, и рисовала. Я могу поддержать любой разговор на любую тему, я ходила на все выставки в мире, путешествовала, встречалась со знаменитостями и политиками. А ты можешь чем-то подобным похвастаться? Я знаю, кто твои родители! Простой люд!

– Не смей касаться моих родителей и не смей оскорблять меня! Ты просто унижаешь сама себя, кичишься своим богатством, своим происхождением, но зато влезла в чужую семью, этим ты тоже будешь гордиться? – нашлась я чем ее задеть, надеясь, что тут-то она не сможет приписать себе заслуги и умения.

Но Кристина осталась собой.

Она поднялась и молча прошла к прозрачной люльке с подкладом, чтобы положить туда ребенка. Когда она встала, то даже не озаботилась тем, чтобы дать мне время отойти, и по факту просто толкнула. Ее бесцеремонность уже перестала меня удивлять. Я в своей жизни никогда не встречала подобных ей людей.

Как только такая, как она, могла нравиться моему мужу? Она же хамка, грубиянка, хоть и рассказывает про свои манеры. Мне их она точно не продемонстрировала…

Кристина обернулась ко мне и сложила руки на груди. Глаза ее сузились, и она осмотрела меня с ног до головы, словно оценивая. Судя по виду, оценила она меня на минусовую категорию. Ну да, выглядела я неважно, не в пример ей, однако это было меньшее, о чем я сейчас думала.

– А может быть, это ты влезла в чужие отношения? – пропела она, накручивая рыжий локон на палец. – Илья всегда любил только меня, у нас был короткий перерыв, мне надо было подумать и выбрать направление своей жизни, я развивалась, я жила за границей и путешествовала. Искала себя, занималась журналистикой. Ты знаешь, что у меня есть блог с пятью миллионами подписчиков? Я пишу про жизнь богатых и знаменитых. Ты можешь похвастаться чем-то подобным? Что там у тебя? – Она пощелкала пальцами. – Незаконченное высшее. Училка? Нашла чем гордиться.

– Хватит всё грести в одну кучу! – не выдержала я. – Твои заслуги тут ни при чем. Как и твоя семья. Как бы то ни было, Илья – мой законный муж, а ты нагуляла ребенка от женатого человека. Я не знаю, как там, в вашем высшем обществе, является ли это чем-то позорным, но в обычном мире за такое презирают.

– Никто не будет меня презирать, – повела она плечиком. – Какое-то время ты еще будешь женой Ильи, ладно уж, я потерплю тебя. Так надо. Его отец баллотируется в госдуму, скандалы нам пока ни к чему. Но потом мы поженимся и будем воспитывать нашего ребенка, а пока ты будешь присматривать за ним.

– Ты совсем ополоумела, – уставилась я на нее. – Откуда у тебя эти странные мысли, что я буду кормить вашего ребенка? Я тебе что, дойная корова? Может быть, в твоем мире людей ниже положением и считают ниже себя, но вряд ли за такое поведение похвалят твои подписчики.

– Ты что, угрожаешь мне? – взбесилась она. – Быстро ты пришла в себя и стала брыкаться.

– А ты предлагаешь мне плакать в подушку? У меня хороший учитель, – с горькой иронией улыбнулась я. – Вот что, Кристина, я не знаю, что вы задумали с Ильей, но меня в свои планы не впутывайте. Я не буду находиться с тобой в одной палате и не буду кормить твоего ребёнка. Мне даже с тобой разговаривать противно!

– Ой-ой-ой, разговаривать ей противно! Раскудахталась тут! Несчастная побродяжка. Наверное, тебе Илья еще не рассказал, что происходит с твоими родителями? Иначе ты не вела бы себя так борзо, – насмешливо передернула она плечиком, и ее глаза коварно блеснули.

Глава 9

Слова про моих родителей заставили напрячься. Перед глазами возникла пелена ярости, и если бы не ребенок, я бы толкнула любовницу мужа, однако побоялась, что она завалится на бокс и с малышом что-то случится. В отличие от Кристины, у меня было сердце, полное сострадания.

– Закрой свой рот! – процедила я и набычилась. – Я уже сказала тебе, чтобы ты не смела трогать моих родителей. И если Илье есть что сказать мне, мы с мужем сами разберемся и обсудим всё наедине, без твоего вмешательства.

– Без моего вмешательства? Ты слышала такое выражение: ночная кукушка дневную перепоет? Плебейское выражение, так что ты должна его знать.

Слово “плебейское” звучало из ее уст как самое мерзкое оскорбление, но я лишь сжала ладони в кулаки и сдержалась, чтобы не кинуться на Кристину и побить ее. Мне так и хотелось дать ей в глаз или сломать лощеный, явно сделанный пластическим хирургом нос.

– Ты жалкая, – сморщилась я, вздергивая подбородок. Всё, что я могла – это держать лицо. – Влезла в чужую семью и пытаешься всеми силами избавиться от меня, унизить. Это ли не говорит о том, какое у тебя шаткое положение? Боишься, что общественность узнает, какая их любимая блогерша грешница? Разве не твой отец на прошлой неделе пожертвовал в церковь несколько миллионов? Каково будет ему, когда прихожане узнают, какие грехи он таким образом замаливает?

Я попала в ее болевую точку. Кристина прищурилась и часто задышала, отчего ее грудь стала часто подниматься вверх-вниз, но, в отличие от моей, ее сорочка не пропиталась пятнами вокруг сосков, как это было со мной.

– Ничтожество, – прошипела она в итоге и, толкнув меня плечом, вышла из палаты, оставляя ребенка одного.

Меня всё еще шатало, тело одолевала слабость, и я ненадолго присела на вторую кровать в палате. Посижу, приду в себя и отправлюсь на поиски другой палаты. Вот только чем дольше я сидела без движения, тем сильнее меня клонило в сон.