НЗ. набор землянина

Никогда и ни один взгляд не изливал на меня такую вселенскую, безмерную горечь. Причем назначался яд не мне, человек меня и не заметил, он разогнулся на миг, вроде попробовал вынырнуть из отчаяния – и снова оказался с головой накрыт черными волнами. Именно человек! Лет сорока на вид. Метр восемьдесят с небольшим. Внешность – помесь славянина с азиатом, от первого скуластость и общий неплоский рельеф лица, от второго – разрез глаз и оттенок кожи. Волосы темные, с красноватым отливом, слегка волнистые. Я бы не отравилась чужой болью, если бы он оказался менее человеком, а так взгляд сам выделил фигуру из парада уродов, сам увлекся и сопроводил… Я придерживаюсь широких взглядов. Это у брата заморочки, он думает, что шеф его гнобит – ведь шеф еврей. А я брата третирую, потому что я – Сима? Причины удобно размещать вне себя. Это дает возможность быть правым, даже когда ты по уши в вонючем и твердо знаешь, что сам забрел, без Изи Сусанина или Ахмеда Али-Бабаевича в роли злобного проводника.

Вокруг не уроды. Умом понимаю. Глазами ищу привычное и сразу приписываю людям избыток красоты и доброты. Я и этому типу хотела улыбнуться, но тут он выплеснул на улицу ведро отчаяния и побрел тонуть дальше. Я рванула следом. Даже странно: у меня нет медали за спасение на водах, и тут не выдадут такую, зачем бы напрягаться?

– Простите, – я догнала его и дернула за рукав.

– Прощаю, – он обернулся и изучил носительницу неизвестной вины. Прищурился, как будто близорукость мешала выявить на моей физиономии покаяние, которое отсутствовало. – Дальше.

– Все, – сдулась я и уставилась в травянистый пол.

У него были глаза безумной черноты, словно сам их хренов универсум подглядывал за мной. По спине продрало холодом. Лоб вспотел. Головокружение дополнило позор мой, вынудив второй рукой вцепиться в незнакомца. Симптомы атипичной пневмонии, влюбленности и острого осознания своей глупости – идентичны. Я однажды зареклась жалеть мужчин. Это делает меня уязвимой.

– Первый день на новом месте? – незнакомец сразу поставил верный диагноз. Из его взгляда магически сгинула горечь. – О, как интересно. Жар сильный, но не опасно. Мысли комком, что даже на пользу. Страха нет – а это уже занятно. Какой у тебя контракт? Судя по сопению – трешка. Идем, украсим день выпивкой. Ты не пробовала «черную звезду»? Глупый вопрос…

Он рассмеялся. Я вынужденно прервала изучение травы: меня за плечи толкали куда-то, и надо было ведь знать, куда.

– Назови не задумываясь свое настроение в этот миг, – шепнул в ухо голос незнакомца.

– Любопытство и тоска, смешать, но не взбалтывать, – вякнула я.

Знать бы, почему? Этот их свод законом крепко меня заклинил на теме Пушкина. Ну и дом… Когда вокруг стало шумно, тесно и безлюдно, пусть и гуманоидно – я поняла, что могу простить брату даже его армянку. Однажды. И что маму не увижу четырнадцать лет! Еще хрен знает, сколько всего враз навалилось. На плечи деликатно надавили, я рухнула в кресло и оно меня обняло так назойливо, что захотелось вскочить. Кресло-маньяк, осознав сопротивление, старательно притворилось простой мебелью. Незнакомец устроился напротив, требовательно постучал пальцами по подлокотнику. Из пола вырос молоденький лес и погасил шум, вмиг отгородив нас от здешней густозаселенной бесчеловечности.

Из зарослей вынырнул яркий «павлин» на страусиных лапах. То есть он был почти человек, только тощее скелета и с чудовищным многоцветным «ирокезом» на голове.

– Два бокала к «черной звезде», габберу сочный десерт. Напиток повторить по запросу, – велел незнакомец.

Он подал руку официанту, я синхронно уронила челюсть: держит, будто манерная светская дама – для целования запястья. Павлин улыбнулся беззубым ротиком, приложил свою ладонь тыльной стороной и считал данные. Вряд ли здесь принято за руку здороваться с незнакомыми и случайными существами. Прочтут все, а то и скопируют. Деньги стырят. Я глупо улыбнулась: а у меня воровать нечего. Облом жуликам.

– Зови меня Тэй, – преставился кормилец.

– Сима. Серафима то есть. Нет, Сима.

– Себя ты запутала, меня – нет, – подмигнул он. – Первый раз вижу человека, первый день живущего в таком средоточении безумств и при этом не забившегося в угол. Это невероятно занятно. Я буду несколько назойлив, но я желал бы получить право на ближайшие три часа, это самое меньшее. Осмотр порта, конечно же, внешний вид с прогулочного катера. Ужин в баре «Дно», сейчас проверю, можно ли заказать. Все ответы, какие у меня есть, будут предоставлены.

– Мать твою звали Тереза? – буркнула я. – Или ты из общества защиты дур и кормления голодных пришелиц?

– Человеческая психология – мое хобби, – соврал кормилец.

Улыбка у него, между прочим, дьявольская. Так и растягивает губы в ответном обожании, я тупею хуже коровы… сейчас начну хихикать. И верить в каждое слово.

– Пойду-ка я. Пока глупостей не стало многовато. Извини, это все слишком.

– Но я ведь уже извинил тебя, – возмутился он. – Что не так?

– Все! От утренней дохлой бегонии и до живой меня – тут. Если как следует себя ущипнуть, можно проснуться в тихой лечебнице, с надеждой на полное восстановление психики.

– Психика в порядке, даже слишком, – отмахнулся он. – Шока нет, имеется некий добровольный блок по эмоциям и поза… Как можно бояться показаться глупой, если ты не глупа? И зачем вообще казаться? Мы столкнулись посреди габа, где пересекаются раз в жизни пути, не способные пересечься. Завтра у тебя начнется рутинная работа. У меня тоже будет многовато дел. Три-четыре часа трепа, отдых от забот в приятной и неожиданной компании. Вот и все. Полагаю, дважды наши пути не сойдутся. Я редко повторяю маршруты. Ты вряд ли отсюда выберешься хоть куда.

– Мне нечем платить, – буркнула я, краснея.

– За мое любопытство? Так это мой счет, нет предмета для спора, – отмахнулся он. – Сима, я не желаю тратить время попусту. У тебя есть вопросы. Я хочу их слушать. Это интересно.

– Глупые.

– Неожиданные. Непохожие. С чего начнем?

Павлин вывернулся из зарослей, примерился и аккуратно, придерживая обеими ладонями, воткнул в столик тонкое копье. Или иглу-переросток? На верхнем конце вспыхнуло крошечное солнце, фиолетовое-бурое в темном ореоле. Это было красиво и загадочно. Павлин извернулся, второй парой рук – а они имелись, я лишь теперь заметила! – повесил возле солнца два шара. Порылся за зарослями, добыл пару невесомых искристых нитей из крошечных прозрачных кристаллов, укрепил кончиками на шарах. Поставил на стол бокалы, значительно поклонился и движением всех четырех рук запустил шары в полет. Планетарная система спиртоперегонки заработала. Павлин снова поклонился, отчего его прическа погнала ветерок по зарослям – и сгинул.

– Так называемых черных звезд поблизости немного, – сообщил Тэй. Изучил движение шариков и повел бровью. – Это система Кайт. Угадав с первой попытки, я получу второй набор планет-чаш бесплатно. Превосходное правило в этом заведении, не так ли?

Тэй поднял бокал, поместил под цепочкой из кристаллов и нацедил из ничего жидкость – прозрачную, с легким остаточным свечением. Цепочка оставалась натянутой, хотя шары-планеты кружили по орбитам возле своей звезды. Хотя стержень под звездой должен был наматывать цепочки на себя. Я получила бокал и проигнорировала без рассуждений пункт четыре из памятки – про метаболизм. Мы, если что, паритетно виновны, я и бармен. Опять же, когда так красиво травят, надо пить. Даже яд. Очень вкусный, темного терпкий, бьющий в голову сильнее шампанского и сразу, волной, уносящий опьянение.

Каждый глоток – погружение в невесомость без мыслей. Затем мгновенное всплытие с невероятно ясной головой и такой кристальной трезвостью, какой не бывает в жизни. И снова невесомость. Пока я пью, глаза у Тэя бездонные. Трезвея, я вижу их обычными. Черт он, ну как есть – черт. Высшего полета.

– У тебя есть хвост?

– Нет, наверное, – он поперхнулся своей порцией напитка и замер, щурясь от недоумения. – Умеешь задавать вопросы. Жаль, я спешу. Надо бы задержаться и послушать еще денек.

– Зачем ты лжешь мне?

– Зачем бы мне это делать, вот уж вопрос, – честность его взгляда сделалась прозрачнее байкальской воды.

– Ты сказал, что в этом габе ты впервые, – начала я, хлебая концентрат опьянения и сразу трезвея. Восхитительно. Мысли прыгают и снова выстраиваются в надежную цепочку. Не путаются, совсем как хрустальные подвески, парящие кометными хвостами за своими планетами-шарами. – Но ты сразу выбрал ресторан и сделал заказ, зная правило с угадайкой. Ты упомянул бар «Дно», модное место, да? Ты знаешь эту систему звезд, хотя не бываешь дважды вблизи одного и того же места. Ты мне врешь. Не со зла, просто недоговариваешь. Зачем?

Может, он бы и сказал правду. Еще вероятнее, он бы встал и ушел, я заметила, как взгляд на миг погас и спрятался от меня. Но явился официант и дал время молча обдумать отказ от ответа. Десерт смотрелся привычно, я почти разочаровалась. Тортик а-ля фруктовый взрыв. И ложка в салфетке. Факт сходства столовых приборов с земными меня уничтожил. Вот если бы крестная Золушки не наколдовала ей платье, а матерясь, добыла в ателье, приложив в ухо нерадивую закройщицу, у крестницы был бы тот же вид, что у меня теперь. Тэй рассмеялся и передумал спасаться бегством от вопросов.

– Врать глупо, – вздохнул он. – Давай так. Я плачу, заказываю катер и все объясняю о правилах габа. Поэтому я отвечаю на те вопросы, которые мне удобны. Если законы вероятности нарушатся, однажды я снова окажусь здесь и счет оплатишь ты… – Он хитро взвел бровь, – тогда, так и быть, вопросы буду задавать я.

– Ну, знаешь, – поразилась я. – В этой игре что, всегда одни ворота?

– Да. – Он откровенно ехидничал и был собою доволен, я едва могла поверить, что именно этот тип недавно облил меня ведром отборного отчаяния. – Еще вопросы.

Я достала памятку с законами. Ткнула в первый и второй пункты.

– Глоп рано или поздно появится, это не объяснить, при этом надо присутствовать, – отмахнулся он. – Через ваш габ проходит наиболее релевантная трасса глоп-фактора. Что такое синт, не знали в точности сами составители этой памятки, да и сейчас ясности не прибавилось. Есть мнение, что базис синта – коллоидная система с неограниченным потенциалом изменчивости при взаимодействии с объектом. По мне – глупое определение. Чем бы ни был синт, он… оно разумно и не природно по происхождению. Оно якобы распространено в закрытом секторе универсума, граница довольно далеко отсюда. Со стороны Дрюккеля там карантин с тяжелым вооружением и тройная система сигнализации о проникновении. Со стороны свободных ИА не пройти, они вещь в себе. Далее – научная карантинно-исследовательская зона. Синт не проникает за границу, такой договор был достигнут – и он вроде бы соблюдается. Смысл закона мне не понятен. Тем более я не знаю даже в истории ни единого случая агрессии синта.

– На чем основан страх?

– Говорят, оно бессмертно, всемогуще и всепроникающе, – страшным шепотом сообщил Тэй. Пожал плечами. – Три повода для зависти. Так?

– Тогда я думаю, «тоска» – любимое слово несчастного синта, – пригорюнилась я. В голове после бокала «черной звезды» порхали мысли, и каждая чуть щекотала череп изнутри. Приятно. – Оно и повеситься, если что, не сможет. Ему нельзя умереть, обновиться и даже не отоспаться. Ужас.

– Ужас, – сразу согласился Тэй. Внимательно на меня посмотрел. – А не нужен нам второй бокал, развезет. Ну-ка, встали и вперед, на катер. Не воруй ложку, что за поведение.

– На память.

– Опьянение должно пройти через полминуты. Тебе станет стыдно.

– Не стырю – не станет.