Куда изгибается лоза

– Ну что же ты, Великая? Сказала «а», говори и «б»!

Видимо, все Всадники меняли своё мнение так же стремительно, а не только девушка, которую хотя бы извиняла её принадлежность к слабому полу, как известно, не отличающемуся постоянством. Только что великан пытался остановить Оулини, чтобы та не сболтнула лишнего. И вот уже призывает её высказаться яснее. Но зачем?

Между тем девушка в ярости топнула ногой:

– Эгон! Перестань.

Но Всадник уже наступал на неё, яростно выплёвывая слова:

– Ты считаешь, что можешь вот так раскрыть наши имена первому встречному, по нелепой прихоти, сумасбродству и дурацкому противостоянию с нами, взятому под твоё крыло? Внушать ему, что он силён? Раскрывать наши секреты? Так давай расскажем всё. Нет, ну если ты так ему доверяешь! Если сплела связку с проходимцем! Ты всё не можешь забыть своё поражение в нашем споре, Великая?

Оулини побледнела и отступила на шаг:

– Прекрати.

– Отчего же? Мы можем всё сейчас же исправить, отправив Эллари обратно. Да, связок тебе не создать теперь пару тысячелетий. В любом случае! Но они тебе и не нужны. Или давай, оправдывай высокое доверие. Ну же! – продолжал бушевать Эгон Дайк.

Я перестал понимать, что происходит, но каждой клеточкой ощущал грозящую мне опасность. Спрятаться было негде. Постарался вжаться в стену кельи, мне даже показалось, что та сочувственно приобняла меня за плечи.

– Он не поймёт! – почти простонала Оулини.

– Ой ли? Он, поджидающий нас на площади? Прочитать Знаки – ладно, возможно. Но предсказать наше появление?! Знать, где нас ждать! Ты уверена?

С каждым словом Эгон всё повышал и повышал голос, понемногу приближаясь к Оулини. Девушка побелела как полотно, её глаза метали молнии. Глед откровенно наслаждался ситуацией, пожирая глазами разбушевавшегося Всадника и загнанную в угол Великую. Я мечтал провалиться сквозь землю, стена кельи по моим ощущениям сочувственно отодвинулась назад на пару сантиметров, но я понимал, что и они меня не спасут.

– Так что ты решила? – внезапно совершенно спокойным голосом произнёс высокий Всадник.

Оулини сжала кулаки так, что побелели костяшки, бросила на меня затравленный взгляд, отчего мне захотелось уменьшиться в несколько раз, а лучше стать маленькой горошинкой и закатиться в ближайшую щель кельи. Да хотя бы тем самым крысиным помётом, неважно. Лишь бы не стоять здесь и не смотреть на сцену, которая началась из-за моих неосторожных слов. Шея девушки напряглась, лицо исказилось, и я подумал, что мне несдобровать. Как вдруг Великая ещё раз стрельнула в мою сторону глазами, обмякла и прошептала:

– Пусть всё останется как есть!

Великан смерил её тяжёлым взглядом с высоты своего роста, едва заметно улыбнулся и спокойно и ровно произнёс:

– Быть посему.

Карлик хихикнул и шумно почесал левый бок.

– Эллари, друг мой, – Эгон Дайк шагнул ко мне и положил свою мощную руку мне на плечо, отчего я содрогнулся. – Ты уже понял, почему лоза на гербе теперь изгибается в другую сторону? Почему жрецы читают проповеди в субботу, а не в воскресенье?

Голос Всадника звучал дружелюбно. Даже в прищуре карлика не было угрозы. Оулини же смотрела прямо перед собой, мимо меня, словно происходящее её нисколько не касалось.

– Происходят изменения Сущего, – осторожно ответил я, – это предвещало ваш приход. Пророчества предупреждали об этом.

– Ты путаешь причину и следствие. Не мир меняется перед нашим приходом. Мы появляемся, когда меняется Сущее. Но понял ли ты, почему?

В моей голове словно ударила молния. Мне не приходило в голову таким образом посмотреть на события. Но ведь это означает… Означает… Храни нас Незыблемый!

Но тут карлик вскочил на ноги и завопил что-то несвязное:

– Плиний! Мы ошиблись! Быстрее! Почти раскололась!

Раздалось три хлопка. Я остался один. Всадники растворились в воздухе. В келью хлынула темнота. Сначала потемнело в углах, а затем тьма накрыла меня со всех сторон.

Предел моему удивлению и ужасу остался где-то в зрачках Эгона Дайка.

Сердце колотилось, но я просто стоял на месте, ожидая, что будет дальше. Метаться по узкой келье бессмысленно. Да я уже не был уверен, что всё ещё там нахожусь.

Возможно, Всадники в спешке забыли взять меня с собой, но кто-то из них вспомнил обо мне и небрежно швырнул во мрак перемещений. Если это так, то вскоре я окажусь в самом неожиданном месте. А может, в монастыре произошла катастрофа. В таком случае постарались сами Всадники, одним изящным решением избавляясь и от писаря, и от его драгоценных свитков, и от всех, с кем он успел пообщаться. Значит, погибну и я. Бежать поздно и некуда. Мне в голову пришло ещё несколько вариантов. Среди них самый страшный: раскололась сама реальность, мир, который мы знали. Он давно пошёл трещинами, а Всадники, призванные его спасти, не смогли или не успели предотвратить непоправимое. В этом случае гибель грозит не только мне, но и всему человечеству. Родителям, приятелям и Лиете. Я почти не вспоминал её всё это время, проведённое среди Всадников, но сейчас при мысли о её возможной смерти у меня защемило сердце. Одно дело навсегда отказаться от своей любви, но знать, что с Лиетой всё в порядке, совсем другое – осознавать, что любимой грозит опасность.

Помертвев от тревоги за Лиету, я пропустил момент, когда чьи-то красные глаза, горящие злобой, стали надвигаться на меня в кромешном мраке, в котором мне так и не удалось начать видеть яснее, что обычно происходит, когда зрачки привыкают к смене освещения. Заметив неистовый недобрый огонь в глазах неведомого существа, полностью скрытого тьмой, я невольно отодвинулся к стене, но было поздно.

Огромная мохнатая лапа с когтями крепко схватила и сжала моё плечо, а потом внезапно крутанула на месте, так что я, сделав полтора не слишком изящных оборота, со всей дури плюхнулся на ледяной пол. Пахнуло смрадом. Тотчас просвистел кнут, пронзая тьму и вонзаясь в моё беспомощное тело. Мне показалось, что кожа на спине лопнула, а позвоночник треснул пополам. Этого я не вынес и заорал так, что меня должны были услышать все обитатели монастыря, включая загадочного Плиния, как сквозь землю провалившихся Всадников и ни о чём не подозревающую Лиету. Но мои вопли потонули в диком хохоте, внезапно раздавшемся со всех сторон. На мою спину обрушился новый удар. Теряя сознание, я прошептал женское имя.

И это имя было не Лиета.

Глава 4. Диковины

В лицо ударил шаловливый солнечный луч. Я часто заморгал и с усилием открыл глаза. Солнечный свет обильно заливал комнату через широкое резное окно в пол, перед моими глазами рябили разноцветные всполохи, а потому толком разглядеть ничего не удавалось. Внезапно я вспомнил кнут, алые глаза в темноте, мохнатую лапу и чудовищную боль в спине. Но ничего не болело. Замирая от страха, перевернулся на живот и осторожно исследовал спину. Спина как спина. Руки не нащупали ни повязок, ни ран, ни даже оставшихся шрамов. Что же это было? Сон? Видение? Но если это так, то откуда эта невероятная слабость и ощущение, что я провёл в постели долгое время?

Скрипнула дверь, и я увидел приближающуюся ко мне Оулини. Распущенные длинные волосы сверкали на солнце и отливали золотом, а не серебром, как раньше. Простое льняное тонкой выделки платье в пол не скрывало соблазнительные изгибы фигуры. В руках Всадница держала поднос, на котором стояли серебряный кувшин и простая глубокая глиняная миска. Я моргнул и решил, что всё-таки сплю: это объяснило бы и отсутствие ран на спине, и странный вид Оулини. Девушка заметила мои открытые глаза и просияла от радости, что опять же, могло быть только в сновидении.

– Милый Эллари, ты очнулся! – Оулини поставила поднос на небольшой столик и поспешно присела на кровать рядом со мной.

Я решил сполна воспользоваться столь реалистичным сном и протянул руки с твердым намерением заключить простоволосую Всадницу в полупрозрачном платье в свои объятия. Но едва мои пальцы даже не дотронулись, а приблизились к талии Всадницы на непочтительно близкое расстояние, в меня словно ударила небольшая молния. Из глаз полетели искры, а тело забилось в судорогах. Словно много маленьких, но невероятно дерзких боевых ежей прыгнули на меня с разбега, вонзая свои иголки в самые укромные и нежные места.

Я ошалело замотал головой, а Оулини весело рассмеялась. От её смеха все неприятные ощущения тут же испарились. Всадница продолжала покатываться со смеху, что опять же никак не вязалось с её прежним поведением. Делала она это так заразительно, что я присоединился к ней, хотя с досадой понимал, что хохочу сам над собой. Вдоволь насмеявшись, Оулини лукаво произнесла:

– Бьюсь об заклад, Эллари, ты решил, что это сон. Или ты ещё под воздействием хмельного нуонорфия, которым я протирала твоё лицо и грудь долгие три недели, пока ты спал богатырским сном.

Я во все глаза смотрел на Великую, которая потянулась к столику, отчего лёгкое платье соблазнительно облепило её тонкий стан, а я судорожно сглотнул; ловко подхватила кувшин и от души плеснула в миску прозрачной жидкости, отдающей изумрудным блеском. В комнате запахло мятой, полынью и ещё какой-то завораживающей горечью. Оулини погрузила в миску кусок тряпицы из чистого полотна, хорошенько смочила, выжала и протянула мне:

– Будет лучше, Эллари, если сегодня ты оботрёшь лицо и грудь сам.

Я уже давно привстал и теперь сидел на кровати, как тупой пень, непонимающе глядя на влажный кусок ткани, который протягивала мне Оулини. Тогда Всадница рассмеялась ещё задорнее и веселее, и слегка толкнула меня в грудь, отчего я понятливо упал обратно на мягкую подушку, самую мягкую, какая только была в моей жизни. Девушка живо склонилась надо мной и начала умело, нежно и аккуратно протирать моё лицо. Странный запах, в котором в равных пропорциях смешались горечь и сладость, усилился и заставил меня непочтительно чихнуть.

Чувствуя, как кровь прилила к моим щекам, я сбивчиво попросил прощения, на что Оулини только улыбнулась. Замерев, я боялся пошевелиться. Всадница внимательно посмотрела на меня и начала расстегивать белоснежную чужую рубашку, в которой я почему-то спал. И вот девушка уже протирала мою грудь, не забывая окунать тряпицу в миску.

– Это нуонорфий, – насмешливо объяснила Великая, кидая кусок полотна на поднос и вставая. – В вашем мире это средство усмиряет боль и дарует красочные видения. Те, кому однажды довелось им насладиться, подсаживаются на хмельное чудо. Обычно хватает щепотки порошка, нанесенной на слизистую носа. Но самые отчаянные и настырные разводят нуонорфий, чтобы вколоть в вену. Эффект превосходит ожидания. Средство редкое и дорогое. В попытках достать дозу люди отдают всё, чем владеют. А когда предложить уже нечего, бросают на алтарь свою жизнь. Для всех, кто дерзнул открыть для себя мир нуонорфия, обратной дороги нет. Он не отпускает своих жертв, досуха выпивая их жизненные соки, оставляя после себя ничтожную труху, что рассыпается в прах. Но ты не должен беспокоиться, Эллари. Тебя это не коснётся. В моих руках нуонорфий творит совсем другие чудеса. Теперь ты полностью здоров, Эллари.

– Благодарю, Великая, – я почтительно склонил голову, поспешно застегивая пуговицы на рубашке под насмешливым взглядом Оулини. – Но что со мной произошло? Последнее, что я помню: громкие хлопки, ваше исчезновение, а затем появилось лохматое существо с красными глазами, которое исхлестало меня кнутом до полусмерти.

– Всё так, – теперь Всадница смотрела на меня внимательно и серьёзно.

– Но спина моя вроде бы здорова, я не нащупываю даже рубцы.

– Нуонорфий, Эллари, нуонорфий. В моих руках он творит ещё не такие чудеса. Но твоему телу пришлось три недели восстанавливать себя под моим неусыпным контролем.

– О, Великая, вы лично, своими руками протирали мою спину нуонорфием? И давали принимать внутрь?