Любимый Садовник

– О чем-то таком подозревал. Словно мы на экваторе, да?

– Ага! Эх, если бы… А еще я не знаю как выглядит радуга. Видела в книжке на картинке.

– Странное место.

– Плохое, – она облокотилась на локоть и посмотрела на меня. – Очень плохое.

Я лежал, затылком опираясь на руки, и тоже повернул голову в её сторону. Прядь волос, упавшая на лоб, прямо на моих глазах, быстро скрутилась в пружинку. «Ну вот, – подумал я. – Сейчас моя ундина снова станет Шолькой, хотя какая разница».

Зоя села, подтянув колени к себе, и легла на них щекой. Она смотрела на воду, а может быть, не смотрела никуда. Думаю, она вспоминала, возможно, то, что хотела забыть. Мне так казалось. Но в любом случае, она собиралась начать свой рассказ. Я ждал его и боялся.

– Мы приехали сюда всей семьей, – она так и не повернула лица ко мне, но я догадывался, как ей трудно. – Я была совсем маленькой девочкой и мир был прекрасен. И остров был прекрасен. И я все еще помнила, каково это – бегать босой под дождем. Ту, прошлую жизнь я ещё вспоминаю. Сладко. – Зоя горько усмехнулась. – Не так приторно сладко, что даже противно, как эти мои конфеты на палочках, а замечательно сладко. Удивительно! Родители не могли отказаться, ведь отец потерял работу. Да и как откажешься, такие условия! Дом, деньги, чудный маленький городок. Красивый, только иллюстрации в книгах печатать. Папа, мама, брат и я. Четверо нас было. Мамы не стало через год. Я так и не поняла, что случилось. Болезнь? Не знаю. Перед тем, как она ушла, мы поняли, что нужно уходить всем. Не успели. Поняли, что все не правильно. Ну, например, подростки. Куда они деваются? Что происходит? В городе только мы и очень-очень взрослые. А поведение детей? Это уж ни в какие рамки… Ты замечал?

Зоя повернула лицо и я увидел бороздки слез на щеках.

– Да, видел.

Кто бы знал, как я хочу обнять её, прижать к себе, поцеловать копну волос на голове, каждую кудряшку, успокоить. Хоть как-то.

– Понимаешь, подростки исчезают, но ни на одной старой посудине я их не видела. Остаются единицы. Ну, несколько ущербные, если можно так сказать. Это плохо, но как еще? Тогда отец и решил уехать. Ему отказали раз, отказали другой. Он засел за книги, прочел кипу литературы о психах, так и появилась я теперешняя. Не знаю, как долго все это останется незамеченным. Как по мне, так думаю, многие догадываются.

Она принялась выкладывать из разноцветных камушков затейливые фигуры, ломала их, собирала заново.

– Твой брат?

– Мой брат? – она усмехнулась, потрясла копной кудряшек. – Мой брат с ними. Он химик и по какой-то причине, уж не знаю, по какой, он был оставлен и приручен… Он мне брат, конечно, только чужой совсем стал. Часть этого острова.

– Что нам делать?

– Я не знаю. Нас сейчас трое. Твоя бабушка?

– Нет. Растворена в муже и гребаной радуге.

– Ок, трое. Нужно попытаться узнать хотя бы что-то. Ладно, на сегодня хватит. Будем встречаться здесь, не против?

Я, малолетний идиот с подростковыми мозгами, вспомнил девочку с развевающимися в морской пучине волосами и завис.

– Эй, рыцарь!

– Да, – я вздрогнул. – Конечно, давай. – Здесь здорово. Как ты нашла такое место?

– Ну, так, наши идиоты заторможенные не всегда уж такие тормознутые. Иногда здесь заседают. О чем говорят – я услышать не могу, но вид у них, – она закатила глаза.

Зойка достала аккуратно сложенные ленты бантов из-под кофты.

– Теперь давай, работай. Будем снова делать из меня красавицу.

Я постарался как мог разделить волосы подруги пробором и даже каким-то макаром сплел нечто. Девочка протянула мне ленту и когда я брал её, схватила меня за руку, резко притянула к себе.

– У нас ведь получится, верно? Мы ведь не исчезнем?

– Ты что, – я отпустил только что созданный шедевр и обнял хрупкие дрожащие плечи. – Ты что!

– Ладно, давай, завязывай. Ждут нас уже. Мой отец точно волнуется. Разделяться нам теперь смысла нет. Я когда им накостыляла, шепнула, что ты, мол, теперь парень мой, и не дай Бог я их рядом увижу, – серьезное выражение лица вмиг сменилось лукавой улыбкой от воспоминания.

– Так даже легче. Прятаться не нужно. Да и защитишь ты меня, – Зойка засмеялась и толкнула меня в плечо. Я одевал брюки и чуть не свалился снова. Подруга ухватила меня за руку и не дала упасть.

Я довольно улыбнулся.

– Ну вот, теперь спокоен, я под надежной защитой.

– Да ну тебя!

5.

Мы выбрались из расщелины, аккуратно прикрыли её ветками и на корточках стали пробираться сквозь участок на улицу. И в этот момент через заднюю дверь дома вышел бакалейщик. Мы с Зойкой постарались пригнуться как можно ниже, благо – розовые заросли здесь были необычайно густые. Ну, так, или нет – нас не заметили.

Бакалейщик, маленький мускулистый мужичонка, который при разговоре всегда брызгал слюной, а если повышал голос, вопил тонким препротивнейшим голосом. Когда меня посылали в магазин, а он раскланивался и просил передать привет моим родным, я всегда брал пакеты двумя пальцами и думал, что он заплевал все продукты. Бакалейщик весьма резво вывел на задний двор сына. Вывел за ухо. Сержик, тихий, и правда тихий подросток в очках, теребил пуговицу на школьном пиджаке и смотрел не отрываясь на ковром стелющуюся травку с мелкими зелеными цветочками.

– Ну и что? – Вопил он. – Что же мы будем делать? Человеку осталось учиться два года. Я из кожу вон лезу, чтобы обеспечить тебе счастье и вечное процветание. Где благодарность? – Голос перешел на фальцет.

– Девочки на уме?

– Пап, какие девоч…

– Молчать! В дом и заниматься! День и ночь!

Из дома вышла жена бакалейщика. Фрида, кстати, мне нравилась. Спокойная, тихая, любезная. Она точно этому месту не принадлежала. С ней мне даже нравилось общаться.

С мужем рядом стоял совершенно иной человек. Бледная и испуганная, она не знала, что ответить.

– Нарожала уродов! – козел не унимался. – Ничего, скоро он станет красивым и умным, как все.

Маленькое тельце в обрезанных джинсовых шортах и голым торсом удалилось в дом, хлопнув дверью.

Женщина села на лавочку и тихо заплакала, уронив голову на руки.

Зоя потянула меня за рубашку и мы незамеченными вышли в цветущий город. Какое-то время шли молча. И держали за руки пупса. Более несуразную троицу найти было бы невозможно. Но это шла счастливая троица. Которая надеялась удрать с этого треклятого острова, которая мечтала вернуться к жизни с радугами, проливными дождями с грозами. Которая мечтала не расставаться. По улице навстречу нам шли люди. Одни смотрели, некоторые даже оглядывались. Но потом замечали Зойку с несуразными косами и бантами, тихого парнишку, смотревшего под ноги и куклу в центре. Успокоенные любопытные отворачивались. А я все больше и больше понимал, насколько здесь все непросто. Возле городской церквушки висел плакат. Такой же пестрый, как и все в этом чудаковатом месте. Он гласил: «Через месяц нашему чудеснейшему городу 350 лет». Историю пора было заканчивать. Мы с Зойкой это понимали. Как узнать, кто еще это понимает? Нам так необходимы были союзники. Втроем не справиться. Рисковать нельзя тоже. Что же делать?

Мысли роились в голове, словно пчелы в улье. Терпеть больше невозможно. Так что я, все еще глядя под ноги, тихо спросил: « Я думал, Сержик – единственный ребенок всемье». «Был, – так же тихо ответила она. – Брат и сестра. Они пропали. Голову на отсечение даю, козел знает куда».

Странно, что обоим нам пришло в голову одно и то же определение. Козел. С некоторых пор я точно знал, все взрослые в городке только играют благопристойных, на самом деле, единственное чудо, что существует здесь – это цветы. Прекрасные, разноцветные, удивительные на вид. Но нас они уже перестали удивлять. Все остальное работало побочным эффектом.

Конечно, и здесь были исключения. Встречались взрослые, которые были вовсе даже ничего. Остальные…

Например, моя бабушка. Она так рьяно взялась за мое воспитание и желание сделать из меня «человека» было абсолютно искренним. А теперь? Моя бабуся при появлении меня в поле видимости начинала вздрагивать и всматриваться, словно пыталась вспомнить, да кто же я такой? «И кто же этот мальчик?», – вспомнил я мамину улыбку, когда она обнимала меня маленького и начинала щекотать. Только это совсем не похоже было на удивление бабушки: «Боже, кто это?» Удивление сменялось догадкой и раздражением: «Ах да, это он…». И бабушка уходила в свою комнату.

Вот с этими мыслями мы и добрались до моего дома. Странная троица – мама, папа и странный резиновый ребенок с перекошенным лицом. Я отпустил ручку пупса, Зоя прижала куклу к себе.