Киевская Русь. Волк

– Чай, разлюбил?

Ярослав от такого вопроса неожиданного сначала оторопел, а потом рассмеялся язвительно.

– Разлюбил? А я любил ее, что ли?! То по молодости было, я тогда каждую девку любил. Уже и не помню, сколько их было в ту пору. И она – всего лишь одна из них, давно позабытых.

Никита Емельянович от обиды губу прикусил, хотел уже молвить речи бранные, да сдержался. Сам сотник княжеский перед ним стоял, а не холоп дерзкий.

– Ты прав, зря я пришел, – лишь сказал купец. – Думал поправить все, да исправлять вовсе нечего. Ты, видно, солгал ей тогда, что женкой своей назовешь, коли за тобой пойдет. Оно и к лучшему, что не пошла с тобой да позором голову свою ясную не покрыла за молодцем ненадежным.

И не дождавшись ответа сотника, купец поклонился да стремительно вышел из терема. Ярославу только и осталось, что взгляды гневные ему в спину пускать.

Никита Емельянович же шел домой довольный. Принизил дружинника гордого, лжецом назвал да в бесчестных помыслах уличил. И решил купец, что все дочке своей расскажет. И как сотник княжеский ее с другими девками сравнял, давно позабытыми, и как отрекся от любви к ней. Все расскажет купец. Не того она молодца выбрала, не того. Чай, посадник Смоленский куда лучше этого.

Внимательно выслушав в своей горнице рассказ отца о разговоре с Ярославом, Святослава лишь погрустнела немного, но осталась сидеть гордо.

– Ты забудь его, – уговаривал батюшка, – как он тебя давно уже позабыл. Недобрый он молодец, ежели от любви так открестился быстро, коли забыл, что в женки звал девицу.

Святослава слушала да отмалчивалась. Отец, сказав все, что хотел, вышел, решив девку одну оставить в горнице. Пусть посидит, подумает, ей сейчас это надобно.

Как только дверь за спиной батюшки закрылась, Святослава сразу вздохнула да тяжелую голову на руки сложила. Слова отца горько легли ей на сердце. Но плакать не стала. Не верила она сказанному. Не может быть, чтобы Ярослав от любви к ней отрекся. Он ее единственную среди всех девок киевских выбрал тогда на Вересне. Руку дал, чтоб через костер с ним прыгнула. А потом ласкал нежнее нежного, да не понасильничал, что могло быть только от любви большой да уважения. Не может быть, чтоб любовь умерла так сразу из-за обиды девичьей! С прочими своими полюбовницами сравнял, но и это неправда. Ведь он пред ней единственной сущность свою волчью не прятал, не притворялся молодцем славным. За то и полюбила его Святослава всем сердцем. А он ее в ответ.

– Сама к нему пойду да все разузнаю. Либо простит меня и во всем признается, либо прогонит прочь навсегда, – решительно сказала себе Святослава.

***

И на следующий день сама пошла к сотнику. Терем у того видный был да пригожий. Но сразу бросалось в глаза, что бабы у него нет. Вокруг терема утварь валялась всякая, нескладно сложенная, комья грязи и ветки сухие повсюду.

Постучала Святослава в двери. И замерла. Ведь пришла судьбу свою вершить. Но никто не открыл. Тогда купеческая дочь, чуть осмелившись, сама толкнула дверь. Та поддалась, была не заперта. Святослава заглянула внутрь осторожно. В хоромах никого не было.

«Чай, с дружинниками», – решила девица. Но внутрь вошла. Любопытно ей стало, как Ярослав живет. Ни стола, ни стульев, только перина с подушкой, грубо заштопанные. У печи дрова нагромождены, а в печи огонь горит. Значит, ненадолго вышел хозяин терема. Сверху на печи какой-то котелок одинокий стоит. Заглянула туда девица да поморщила нос. Каша давнишняя да невкусная в котелке лежала.

«Чай, если бы я хозяйкой была в тереме, то и убрано было бы, и утварь стояла разная, стулья до стол резные, и пахло бы в котелке повкуснее этого!» – улыбнулась Святослава про себя. Да не заметила, как Ярослав вошел в горницу. И удивился гостю своему незваному. А потом у него такая ярость на лице отразилась, что если бы увидела его Святослава, точно в обморок бы упала. Но девица не видела хозяина терема, спиной к нему стояла. Тогда сотник княжеский снял с себя плащ верхний и швырнул с силою в сторону, чтобы шум создать.

Святослава тут же обернулась. Прямо перед ней на пороге стоял Ярослав. Да только взгляд у него ледяной был, хотя сам он внешне спокойно и невозмутимо выглядел.

– Приветствуя тебя, сотник княжеский, в тереме твоем, – сказала Святослава и поклонилась как положено.

Ярослав только сверкнул глазами на девицу, что ему кланялась, да вошел в горницу, закрыв за собою плотно дверь.

– Правильно заметила, что в моем тереме, – огрызнулся он.

Святослава немного смутилась да снова поклонилась:

– Не взыщи, Ярослав, дверь открыта была. Я не взламывала.

– И что? Если открыта была, значит, можно в чужой терем ходить без приглашения? То отец твой вчера пришел, теперь ты. Надо охрану поставить, а то ходят всякие, прямо как тати!

У Святославы от обидных слов щечки вспыхнули, но она тут же успокоилась. Не ругаться пришла. А что он ее поносить да оскорблять будет, к тому готовилась.

– Поговорить пришла, – сказала ласково и чуть приблизилась к центру горницы.

Ярослав обернулся да остановил ее гневным взглядом, чтобы и не думала ближе идти. А потом развернулся спиной к девице, стал кольчугу тяжелую стягивать.

– Так говори, раз пришла. Да только то, что мне вчера отец твой сказал, можешь не повторять. Мне до того дела нет никакого.

– Ой ли никакого? – воскликнула Святослава. – Не забывается такое, Ярослав, вовек не забывается. И как руку мне протягивал, и как платок золотой подарил. Ты меня из всех девок Киева выбрал! Не забывается такое, Ярослав!

– А ты меня Ярославом больше не кликай, для тебя я Волк, сотник княжеский, – и развернулся к ней с лицом озлобленным, – Ярослав я для близких людей да для друзей верных. А ты баба лживая, вот и знай свое место!

Купеческая дочь и глазом не моргнула на слова грубые. Подняла гордо голову свою красивую да сверкнула глазами изумрудными.

– Это ты после Хазарии таким стал? Чай, девки местные тебе там сапоги лизали да в ножки кланялись? Забыл уже, что такое сердце гордое, все по рабыням хаживал?! – и на лице у Святославы такое отвращение появилось, что сотник не выдержал.

Подскочил к ней. Схватил за гриву золотую и задрал девичью голову подбородком вверх, оголив шейку лебединую.

– А чем ты лучше хазарок тех? Скрутить тебя да меч к горлу приставить, тоже начнешь сапоги лизать! – гневно крикнул прямо в лицо.

– А ты попробуй, проверь, – тихо сказала девица, на боль жгучую в голове внимания не обращая, – вдруг не стану.

Ярослав не ожидал такого ответа смелого. Привык, что девки одного его взгляда грозного боятся да слушаются. А с этой что делать? Не такая она, как все. Вон как смотрит открыто и прямо на него да очи светом горят праведным.

Сотник на мгновение оторвал свои глаза серые от ее очей, да случайно на губы алые посмотрел, а потом на шейку лебединую. Ох как ему захотелось прикоснуться к ним, поцеловать, ощутить вкус кожи шелковой да персиковой. Вспомнил он, какая она вся сладкая. Вовек того не забыть. Даже запах помнил ее цветочный. Вот и сейчас пахнет вся, как весенняя травка свежая. Хотел уже было приложиться устами своими к шейке нежной, да очнулся вовремя. Девка ведь того и хотела! Чтоб поцеловал он ее да размяк, как тюфяк, от сладости кожи персиковой. А коли сделает он это, перестанет над собой властвовать, даст девке волю над ним творить. Не бывать тому! Ни одна баба не заставит его голову потерять! Даже эта.

И Ярослав снова разгневался, план змеи подколодной разгадав. Оттолкнул ее от себя, да и залепил ладонью по щеке наотмашь. У Святославы аж кровь из губы пошла.

– Я научу тебя послушной быть да пригожей. У меня все бабы сапоги лижут!

Святослава же, рукой кровь с лица отерев, посмотрела на сотника прямо да без страха. А глаза праведным гневом горят.

– От одной пощечины не будет девка киевская сапоги лизать! Не на ту напоролся. Да и ладно ли сотнику княжескому в тереме гостью свою избивать?

От напоминания о князе да о воинском чине его Ярослав еще больше рассвирепел.

– А ты не гостья, ты бесстыдница низкая! Девка честная не ходит по домам к сотникам да не заходит в терема без спросу. Вот и буду с тобой обращаться подобающе!

И кинулся к ней, стал платье срывать.

– Не смей! – вскрикнула Святослава. – Разбойник подлый!

– Сама пришла предлагаться, тебя никто не звал, вот и поплатишься. И мне никто дурного слова не скажет, что понасиловал!

И стал новгородец дальше одежды на девице рвать. Святослава вырывалась, кричала, да все попусту. Сильные руки ее вмиг скрутили да нижнюю рубаху разодрали. Встала она пред Ярославом в чем мать родила.

Увидев прелести ее женские, сотник чуть в сторону отошел, как будто ослеплен был светом ярким. Открылись ему и грудь ее высокая нежная, и бедра точеные, ножки стройные да ладные. Она вся стояла перед ним, словно статуя греческая прекрасная, коих Ярослав много в Саркеле у богатых хазар повидал. Вздохнул сотник глубоко-глубоко. Вскипели в нем кровь молодецкая да желание дикое. Подошел к девице, заглянул в глаза изумрудные. А девица стояла гордо, не плакала, только побледнела сильно да наготу свою прикрывала волосами золотыми.

Ох как захотелось Ярославу прикоснуться к волосам этим, словно руно золотое, зарыться в них лицом да вдохнуть запаха девичьего! Всю волю свою собрал, чтобы не поддаться соблазну. Понял, что если хоть раз к ней прикоснется, вовек уже от неё не откажется. Не сможет отпустить ее более.

– Убирайся, – лишь проскрипел тихо голосом, еле сдерживая жар молодецкий.