– Мишель, – девушка вяло пожала ему руку.
«Теплая…», – отметила она, чувствуя себя замороженной форелью, которую сейчас разморозят, оживят, проткнут шампуром, натрут чесноком и начнут поджаривать на костре. Как когда-то делали они с матерью и отцом, в далеком детстве, на рыбалке в национальном парке «Большая лагуна», что на окраине Пенсаколы.
Патриция вернулась в фойе, а мистер Слиптайт провел их в просторную комнату, с многочисленными окнами, светлыми портьерами, в которой поместились бы четыре внедорожника. Никакой привычной мебели. Только раскладные столы с бежевыми скатертями располагались вдоль трех стен и посередине, а на них, как экспонаты в музее, стояли гробы разных цветов и сортов.
У Мишель зазвенело в ушах и подкосились колени. В поисках опоры она прислонилась к стене и перевела дыхание.
Около каждого гроба небольшая табличка информировала покупателей о размерах товара, какой вес покойника он выдержит, а также о цене – от трех тысяч долларов. Розовые и голубые детские гробики стоили дешевле – от восьмисот долларов.
Голос директора центра звучал негромко, но четко, уверенно, грамотно, как будто он продавал страховку на дом или пылесосы нового поколения.
– Гробы бывают из нержавеющей стали, красного дерева, дуба или вишни, на выбор…
Мишель и Фред прошли по рядам, трогая последние пристанища для человеческих тел.
– Я не понимаю, – возмутился Фред, – как можно за гроб, который будет лежать в земле, выбрасывать пять-шесть-семь тысяч долларов? Не лучше ли в отпуск поехать? Или на образование внуков оставить? Или в фонд бедных отдать, или в благотворительную организацию «Загадай желание», если некуда девать деньги! Но зачем зарывать в землю? Мне все равно, где я буду гнить. – Он повернулся резко к падчерице и вопросом-пощечиной ударил ее.
– А ты?
– Я не хочу гнить, – она прошептала, опустив глаза к полу.
– Миром правит жажда соревнования, – поддержал разговор директор похоронного дома. Некоторым людям важно показать всему миру свое богатство, свою значимость. Посмотрите, мол, я круче всех, мой гроб лучше, чем ваш гроб? Дорогие похороны вполне способны усыпить осознание вины. При жизни не дали человеку любви и тепла, а посмертно пусть бриллиант почивает навечно в дорогой такой шкатулке. – У вас есть страховка жизни на усопшего? – поинтересовался мистер Слиптайт.
– Нет, – покачал головой обескураженный увиденными ценами Фред. – Я не думал о том, что придется хоронить сына, и мне в голову не приходило покупать даже самую минимальную страховку на него… А сколько стоит место на кладбище?
– Две с половиной тысячи, – мистер Слиптайт понял, что раскрутить новых клиентов на дорогие похороны не удастся. – Пройдемте в мой кабинет.
Мишель, удаляясь, оглядела еще раз комнату с гробами. Они ей казались сейфами, в каждом – постель для покойника, причем цвета подушки и покрывала гармонично сочетались. Эта элегантность ее особенно поразила. Девушке никогда не доводилось бывать в похоронных домах, да и похороны родного отца прошли без нее: так распорядилась Анжелика. Она не догадывалась, что понятия «дизайн», «элегантность» и «смерть» могут иметь что-то общее как ключ и фонарик на брелоке.
Мишель задумалась, почему христианская традиция позволяла людям разлагаться в деревянной коробке под землей, ведь они занимают столько места…
В кабинете Слиптайта отчим и падчерица присели напротив письменного стола администратора, в удобные кожаные кресла с большими спинками и инкрустированными ножками.
– Такие кресла я видела в мебельном по штуке баксов, – неожиданно для себя произнесла девушка.
Ей стало противно от мысли, что похоронный дом, зарабатывая деньги на чужом горе, выпячивает свою роскошь. Ведь, по сути дела, какая разница, в каких креслах сидеть и говорить о смерти близкого человека?
– Нет, вы посмотрите на нее! Братишка по ее милости погиб, а она в чужой карман заглядывает! Расселась тут, задница живая, сама еще в жизни ни копейки не заработала, а судит о том, кто как тратит свои деньги! – Возмутился Фред, сплевывая откусанный ноготь. – Простите нас, мистер Слиптайт.
– Если ваши близкие мертвы, не важно, в каких креслах вы сидите, – промолвил хладнокровно Слиптайт, сжав тонкие губы и поглаживая держатель для бизнес-карт похоронного дома в виде мраморного гробика.
Мишель поняла, что в его дипломатическом арсенале бесед с клиентурой был набор таких мудрых и острых цитат-иголок, вскрывающих гнойники недоразумений.
Мишель опустила глаза и стала отщипывать заусенец от пальца. Это чувство, смесь отвращения с осуждением, сменилось стыдом. Неужели она обыкновенная завистница? И как она вообще может спокойно рассматривать какие-то кресла, когда речь идет о ее братишке, к чьей смерти она имеет самое прямое отношение? – Мишель показалось, что стыд, как невидимый призрак, схватил ее за горло липкими холодными фалангами и начал душить. Она закашлялась.
Администратор достал две бутылки с водой из маленького черного холодильника и поставил на стол перед новыми клиентами. Его голос нарушил тишину и зазвучал по-деловому, словно он предлагал оформить кредит на покупку машины:
– Итак, мы применяем формальдегид для бальзамирования, чтобы тело выглядело презентабельно. Обычно мы использует три галлона формальдегида, заменяя этой жидкостью кровь покойного. Восемьсот долларов. Похоронная церемония стоит тысячу долларов. Если, конечно, вы решите устроить прощальный вечер, пригласить сюда родственников и друзей усопшего. Могила на местном кладбище стоит тысячу долларов, выкопать могилу – столько же, надгробный камень надо покупать. Вы можете оформить у нас кредит, но придется сделать предоплату. Тридцать процентов.
Мистер Слиптайт заметил вытянувшееся от изумления лицо Фреда и продолжил:
– Другой вариант – это кремация. И если вы не покупаете место для усопшего в кладбищенской стене, а забираете прах домой, то стоимость наших услуг всего тысяча долларов. У нас есть вебсайт, вы можете выбрать урну там.
Мишель смотрела на отчима, который словно впал в транс, уставившись на похоронные урны. Речь директора звучала для него как «бла-бла-бла-дайте мне денег-бла-бла».
– В какое странное новое время мы живем! – в сердцах сказала Мишель. – Похоронные дома свои сайты имеют! Бизнес на смерти и горе!
Слиптайт понимающе посмотрел на нее, как на наивного подростка, раскачивающегося на качелях максимализма и невежества.
– Я вас очень хорошо понимаю, – спокойно сказал администратор, словно поглаживая девушку долгим, спокойным, добрым взглядом. Таким взглядом можно было бы остановить взбесившуюся кобру. – Когда у людей беда, они часто не могут трезво мыслить. Им нужна профессиональная помощь. Доктора сервируют жизнь, а мы сервируем смерть.
– Простите, – выдавила из себя Мишель, покраснев, она посмотрела на внезапно вспотевшие ладони и откусила заусенец. Она поняла, что он был прав. Что с ней происходит?
Мистер Слиптайт встал из-за стола и подошел к книжной полке у окна, на которой стояли кроме книг… урны на любой вкус. Их словно гипнотизировал все это время зомбированный горем Фред.
Мишель обратила внимание на то, что деревянные урны были похожи на инкрустированные шкатулки для украшений, а мраморные – на вазы для цветов, но с крышками, также мраморными. Она увидела синюю коробочку с бархатной тканью внутри и шестью маленькими мраморными урночками серо-синего цвета. Любознательная девушка указала пальцем на них и спросила, откусывая с кровью заусенец:
– Почему их несколько? Урн – несколько?
Мистер Слиптайт взял в руки маленькую урну и спокойно ответил:
– Допустим, несколько детей и внуков желают разделить прах усопшего родственника. Мы можем предоставить не одну урну, а две, три, четыре. Каждый человек решает для себя сам, что ему делать с останками: кто-то хранит дома на видном месте в гостиной у камина, кто-то развеивает над океаном. Некоторые заказывают перстни, кулоны и даже елочные игрушки с пеплом покойного.
– Я надеюсь, моя орхидея, ты чувствуешь себя умнее, чем раньше, – съязвил Фред. – Спасибо за лекцию, сэр, она ей нужна. Я заплачу кредитной картой за бальзамирование, службу, кремацию и урну.
Мишель прослезилась, от его голоса уже ощущала себя в гробу своей вины.
– Можно увидеть братика? – спросила она тихо.
– Конечно, конечно. Пройдемте.
Они прошли в морг, где поблескивали столы из нержавеющей стали, вероятно, для бальзамирования усопших, а вдоль одной стены располагалась ниша-холодильник с несколькими отсеками-дверцами. Там лежали замороженные усопшие, терпеливо, даже с некоторым безразличием, ожидавшие похорон или кремации.
Мистер Слиптайт выдвинул из стены ячейку с детским тельцем. Фред бросился к Остину с поцелуями. Девушка не нашла в себе смелости подойти ближе и прикоснуться к братику. У нее закружилась голова, и она села на корточки, прислонившись спиной к холодной стене морга.
– От чего он умер? От потери крови? – выдавила, борясь с тошнотой, Мишель.
– От твоей дурости, – рявкнул Фред и отошел от сына. Слиптайт задвинул тело Остина в ячейку холодильной ниши.
Девушке показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но откуда-то изнутри горячая волна вернула ей силы, она распрямилась и вышла из морга.
– Я позвоню вам вечером, – бросил Фред, проходя мимо холеного Слиптайта и его старенькой родственницы.
– Наши соболезнования, – привычным сочувствующим тоном сказала ему вдогонку секретарша, позвякивая браслетами на худющей ручонке. – У нас большая зала для прощальной церемонии и столовая, вы можете заказать пиццу или любую другую еду из ресторана для поминального обеда.
– Да никакой нормальный человек не сможет кусок в рот взять после лицезрения ребенка в гробу! Вам какую пиццу, с колбасой или грибами? Остин ваш выбор оценит!
Фред проигнорировал протянутую руку директора и устремился к выходу, смахивая слезу. Мишель поспешила пожать руку мистеру Слиптайту, чтобы ощутить его тепло своими вечно прохладными ладонями.