А там – посмотрим. От строгой аудиторской проверки, похоже, уже не отвертеться – вон как Закревская лоб морщит, а остальное – попробуйте вменить. Обломитесь, товарищи.
В том же ресторанчике, тем же составом, за столом с практически теми же закусками, Евдокия и титаны сыска обсуждали последние события.
Проголодавшийся Ханькин быстро ел и пиво пил. Сыщик Паршин – подливал. Павлов снова строил глазки и размахивал вилкой с нацепленным кусочком огурца.
– Не, ну я, в натуре, офигел! – Положил огурец в рот и воодушевленно почавкал. – Этот урод, можно сказать, поскользнулся на кожуре! – Нахмурился немного: – Только вот надо было, Дуся, нам все заранее сказать. А то устроила, понимаешь ли, разборки в театральном стиле. Неужели мы не поверили бы, если б ты нам разные шкурки не показала, а? Доверять надо, Евдокия, старшим товарищам, доверять.
Все еще несколько обиженный (тем же недоверием) Олег медленно потягивал пиво.
– А Донецкий знал, кого ты подозреваешь? – спросил Паршин слегка зазнавшуюся подругу.
– Не-а, – беспечно бросила та. – Боялась, что Леонидов опасность почувствует. Хотела, чтобы все было натурально, он не насторожился и выдал себя реакцией.
– Но он не выдал, – усмехнулся сыщик. – Почему ты вообще его подозревать начала?
– А все на нем сходилось, – Евдокия отодвинула пустую тарелку, устало потянулась. – Про запах табака, точнее, его отсутствие, я, правда, позже поняла, так как шагала в обратном порядке от шкурок. – Сыщики смотрели заинтересованно, и Дуся развернула ответ в порядке размышлений: – Вот смотрите. В отличие от вас я была совершенно уверена, что Юля яд в сок не добавляла. Значит, яд там мог появиться только и исключительно с грейпфрутами вместе, а в шампанское его могли добавить позже. То есть надо искать следы других грейпфрутов, и я их легко нашла в квартире Татьяны. Но, – Дуся промочило горло крохотным глоточком пива, – пронести их мог только Стас под джемпером…
– Или кто-то из Котовых-Рощиных к Татьяне быстренько сбегал и незаметно притащил, – вставил Олег.
– Вот, – поморщилась Евдокия. – Именно из-за этих твоих вечных «или» я и не стала ничего тебе говорить. Решила не заморачиваться на сомнениях, поговорила с Донецким и дожидалась реконструкции, чтоб убедиться – ни у кого другого времени на пробежку до тридцать первого этажа просто не было. Я и так была в этом уверена, так как уже вспомнила, что меня так зацепило на первой реконструкции – отсутствие на Стасе запаха табачного дыма… В общем, оставалось только найти мотив – аудиторскую проверку. Но это уже частности, думаю, не стоит повторяться. Мотив, возможность – есть, орудие преступления – в кармане Юли, но она им не пользовалась. Азбука, все основополагающие принципы расследования в наличии, имеют быть.
Взгляд Паршина показал Евдокии, что она крайне умно сделала, когда не стала с ним делиться подозрениями. В глазах у Паршина стоял намек: везучая ты девочка, Дусенция.
А она считала себя умной.
И не стоит этого развенчивать.
Из динамиков ресторана проливалась негромкая музыка. Слегка хмельной, но полноценно холостой следователь пригласил Евдокию на медленный танец и, разрываясь между желанием прижать покрепче или блеснуть познаниями в целомудренном кружении вальса, выбрал нечто среднее – плавное вращение с элементами джиу-джитсу. Для зрителей с богатым воображением получилось почти танго.
Евдокии, правда, казалось, что она танцует с осьминогом. Руки Павлова повсеместно ощущались сразу на всем теле, в восьми местах. Но косые взгляды на Паршина показывали, что она терпит ощупывания совершенно зря. Два монстра сыска увлеченного обсуждали футбольный матч, между делом потягивали пиво, командир даже и не думал приревновать.
Нет, ну есть ли у мужиков хоть чуточка совести?!
Один – с руками вольно разошелся, второй – пивище дует, вратарей поругивает…
Что-нибудь когда-нибудь для женской души обломится?!
Эпилог
На новогодние праздники Юлия выписалась, точнее сказать – вырвалась домой. Врачи, правда, пугали ее отказом почти всех внутренних органов, но свекор Егор Валерьевич, проконсультировавшись с военными медиками, сказал невестке – врут маленько. Тебе, дружочек, будет полезен здоровый постельный режим и немного кроветворного красного вина не помешает.
На кроветворное винопитие в дом Юли приехали и Паршин с Землероевой. Дуся проворно накрыла стол в гостиной, бледная хозяйка слегка руководила, ела почти без аппетита, больше спрашивала.
Олег рассказывал о последних событиях:
– Дело Леонидова у Павлова забрали, – говорил сумрачно. – Стас что-то предложил его начальству, и Диму быстренько убрали. Леонидова содержат под такой охраной, что не тюрьма – курорт. Одиночка с телевизором.
Юлия расстроено помотала головой:
– Неужели отвертится?
– Время покажет. Дима пытается получить хоть какую-то информацию, но его оттерли в сторону.
– В убийствах Стас признался?
– Павлову – нет. Сразу начал торговаться: «Оставите меня в покое, сдам таких людей…»
Друзья еще немного обсудили положение, посетовали на закрытость следствия. Юлия сказала, что будет объединяться с Рощиными, Ядвига нынче не просто согласна на кооперацию, но и педалирует переговоры… Закревская старается помочь. Третьего января они все вместе на кладбище поедут…
Дуся тихонечко собрала посуду и понесла ее на кухню. Загрузила в посудомоечную машину, вернулась в гостиную…
Руки Юлии и Паршина очень близко лежали на столе. Юлин пальчик подобрался к запястью Олега, осторожно провел по коже:
– Может быть, ты сегодня останешься?..
Котова сидела спиной к двери, сыщик полубоком, смотрел перед собой, замершую за порогом Евдокию тоже не видел.
Руку не убрал. Вопрос от женщины, которую муж, прежде чем погибнуть бросил, променял на другую, не показался ему диким.
– Не сейчас, – сказал тихонько.
Евдокия попятилась, до боли закусила губу – зеленоглазая убийца женских душ до удушения вцепилась в горло. Дуся пятилась почти до кухни.
Если бы на месте молоденькой сыщицы была более опытная ревнивица, то моментально почувствовала бы разницу в «сегодня» и «сейчас». «Сегодня» – это не удобно, не тот момент, я не один пришел. «Не сейчас» – форма вежливого почти отказа. Продолженная форма, не определенная по времени, иногда практически – вечная.
Ошарашенная приступом ревности Дуся скрылась на кухне и не услышала продолжения разговора. А Паршин говорил немножечко о ней.
– Знаешь, Юля… – сказал сыщик с неловкой оттяжкой, – когда я попросил Евдокию здесь пожить, то велел ей прежде всего заняться разыскиванием по шкафам скелетов и белья. Скелеты есть у всех, хранятся даже в самых безупречных семьях… В твоем шкафу лежат крылья. Ты их сняла, когда вышла замуж за надежного мужика, не признающего в браке полуправды. Ты на него надеялась слишком сильно и потому упала – больно. Твой Котов действительно был хороший порядочный мужик, Юлька, но иногда женщине стоит немного… как бы это сказать… парить. Понимаешь? Не убирать крылья в шкаф вместе с постельным бельем на две персоны, а быть немного выше…
– Считаешь, в том, что Котов от меня ушел, я виновата сама? – грустно усмехнулась Юля. – Бескрылая стала, неинтересная?
– Не знаю, – честно признался Паршин. – Обычно виноваты оба. Но ты, Юлька, доставай-ка крылышки из шкафа… стряхни с них пыль, взлети до облаков… Как прежде. У тебя все получится.
Евдокия Землероева вынула из посудомоечной машины совсем не крылья, а все тарелки и яростно их намывала.
Шестнадцатого января Стас Леонидов умер в одиночной камере от сердечного приступа.