Обратная сторона пути

Силу она, может, и ощутила, но что с ней делать, не имела понятия. Из разговоров старших слышала, что есть способ магическим путем восстановить справедливость и наказать обидчика. Но вот как именно… Спрашивать у папы было бы верхом глупости, поэтому Саша сделала глупость еще большую: полезла искать требуемую информацию в мегасети, как привыкла. Впоследствии оказалось, что найденное ею руководство по наказанию обидчиков с настоящей шархийской магией ничего общего не имеет, кроме упоминающихся имен богов, что на самом деле какой-то шарлатан слепил его на скорую руку из разных обрядов разных школ и выложил, чтобы обманывать доверчивых девиц, жаждущих сделаться ведьмами… И будь Саша обычным человеческим ребенком, вреда от ее колдовства вышло бы не больше, чем от исполнения песенки про елочку… Но Сила у девочки была настоящая, и в ее устах слова обрели вес, а пустой ритуал – значение.

И понеслось.

Аленкин папа все-таки застукал мачеху с любовником и выгнал.

На следующий день он попался на взятке.

А Аленка угодила в больницу, потому что у нее вдруг за одну ночь лицо покрылось уродливыми болячками, волосы выпали, зубы почернели и ноги отнялись.

Так бы, наверное, и скончалась вредная одноклассница среди разводящих руками врачей, если бы о случившемся не узнала ее родная мать, которую отец в свое время здорово пробросил при разводе. Первое, что она сделала, – совершенно искренне обвинила во всем мачеху. Дескать, на мужа донесла, падчерицу отравила, все в корыстных целях. Мачеха, заслышав такое, ударила себя под грудь, напомнила, что с арестованного имущества законного супруга никакой корысти поиметь не может, и мигом нашла другого виновника. Вот только пару дней назад ей в школе рассказывали…

Домой к Сашиным родителям семейство Сомовых явилось в полном составе: Аленка в инвалидном кресле, ее папа, отпущенный под подписку о невыезде попрощаться со смертельно больной дочерью, безутешная мама и мачеха, жаждущая доказать свою невиновность, а заодно, чем черт не шутит, может, и любовника на темные чары как-то списать…

Мафей представил себе визит подобной делегации потерпевших к мэтру Истрану и мысленно содрогнулся.

Саша в тот момент тоже ощутила нечто подобное. Отчасти ее потряс плачевный вид соперницы – честно говоря, такого разгромного результата она не ожидала. Но куда более ужасающим был папин страх, который она уловила. Мама еще ничего не поняла, мама была удивлена и опасалась разве что скандала и неприятностей. Папа же понял все, едва вглядевшись в невидимые для людей сплетения Сил вокруг несчастной жертвы. Причем «все» здесь не является преувеличением, так как, сообразив, чьих шкодливых ручонок это дело, он сразу же понял и что из этого следует.

Никогда прежде, да и позже, пожалуй, не видела Саша своего сдержанного, рассудительного отца в таком ужасе. И никогда не представляла, в силу своего возраста, что такое страх потерять ребенка, особенно когда он из извечного становится реальным.

Тогда она тоже испугалась. И за папу, и за себя, и собственно того, что натворила. Откуда-то вдруг пришло понимание, что идея в одночасье лишить вредную Аленку всего, чем она до сих пор могла похвалиться, не так уж и удачна. И вспомнилось, что взрослые такие идеи обычно согласовывают с богами. И много чего вспомнилось такого, что в момент сладкой мести отчего-то вылетело из головы. В первую очередь – что местью ведает темная ипостась двуликого Дира-Эйдма, а обращение к темному лику, пусть даже по ошибке, ни к чему хорошему не приводит…

На этом месте Саше пришлось объяснить неподготовленному слушателю некоторые особенности школы Пламени Духа, примерно так же, как объяснял ее отец перепуганному семейству Сомовых.

В шархийской магической школе такого понятия, как порча, нет вообще. И самого предмета, соответственно, нет. Эта цивилизация слишком гуманна, чтобы допускать возможность нанесения вреда другому человеку просто по желанию. Нет, конечно, всякие способы существуют и в этой школе, но делается это только в качестве наказания или для предотвращения злодейства. Сами шархи друг другу злодейств не устраивают и свои внутриобщинные конфликты решают полюбовно, поэтому всякие наказания и предотвращения применяются обычно к людям. Как утверждал доктор Рельмо, если бы Аленка была ни в чем перед Сашей не виновата, ее кустарная порча просто не сработала бы, невзирая на вложенную Силу. А поскольку вина с ее стороны все-таки имелась, ритуал сработал по схеме наказания. То, что оно получилось несоразмерным, – вина уже Сашина, и безнаказанной она не останется. Что до пострадавшей – разумеется, в таком состоянии ребенка никто не оставит, срочно вызовем дядюшку Молари, он специалист. Но одно следует иметь в виду: не стоит ожидать, что после его вмешательства все мгновенно станет как было и даже следа не останется. Удалится только лишнее, несоразмерное. А чтобы полностью избавиться от проблемы, Аленка должна осознать, в чем была неправа, и понять, что она сделала плохого.

А что после этого будет с Сашей – одним богам ведомо.

Боги, судя по всему, учли сопливый возраст, детскую дурь и чистосердечное раскаяние. Когда после очистительных обрядов над жертвой на незадачливую вредительницу пошел откат, та его поначалу просто не почувствовала. Потом вся семья, вздрагивая от каждого телефонного звонка, больше полугода ждала какого-нибудь несчастья. И только спустя год заметили, что деточка отчего-то перестала расти и вообще как-либо меняться. Такой, видимо, у богов взгляд на воспитание: дескать, поступила как малявка бестолковая, так малявкой и живи, пока не поумнеешь.

Аленка вскоре поправилась, только с танцами ей пришлось завязать и личико утратило былую свежесть. Отца ее все-таки посадили – как объяснил доктор Рельмо, взятки-то он брал независимо от всякой магии. Мачеха куда-то испарилась – видимо, на поиски нового мужа. Аленка все это время жила у матери. Школу ей пришлось сменить, как оказалось – к лучшему. В новой школе она увлеклась биологией, стала ходить в научный кружок, даже что-то полезное придумала, собирается поступать в университет, и у нее есть все шансы получить государственную стипендию. Через год выйдет на свободу ее папа-взяточник и, скорее всего, вернется к семье. Словом, относительно неплохо там все складывается.

– А как же ты? – не удержался Мафей. – Неужели это навсегда? Должны же быть и для тебя какие-то варианты… Ну не знаю… испытания там или условия, которые надо выполнить…

– Может быть, – согласилась Саша, опять устремляя взгляд на ботинки. – Только никто мне эти условия не объявляет. Суть в том, чтобы испытать человека жизнью, а не проверить, как он выучил правильные ответы. Я должна жить как живу и поступать как считаю правильным. А кто-то там, – она указала пальцем в потолок, – будет оценивать мои поступки и их мотивы. И, может, если сочтет, что я исправилась… А я, наверное, ничуточки не исправилась. То есть о том, как вышло с Аленкой, я сожалею и понимаю, что это было чересчур. Но вот как попадаются на моем жизненном пути экземпляры вроде Настиного Брыля, прямо руки чешутся… Нет, я, конечно, ему ничего не сделала, но ведь только потому, что не умею делать как положено, а как попало уже не рискну. А невозможность при желании – совсем не то, что нежелание. Как-то так. А может, никто меня и не испытывает. Знаешь, у нас считается, что, творя зло, человек открывает себя для ответного зла, как бы лишается защиты. И когда я открылась, меня стукнуло, и ничего с этим теперь не поделаешь. Так тоже запросто может быть. А может, все зависит не от моего поведения, а от чего-нибудь другого – например, простила ли меня Аленка, или, может, она до сих пор страдает, и пока не перестанет…

– Но как же?..

– Ты имеешь в виду, как я дальше жить буду, когда разница станет не пять лет, а десять, двадцать и больше? Ну что делать, так и буду. Ну живут же всякие там карлики и лилипуты. Может, меня все же возьмутся учить, да буду колдовать на дому. А нет – попрошусь в винтиловку, а то и в контору, почему бы нет. В средние века в Куйфэне таких, как я, создавали искусственно, их были единицы, и они очень ценились как шпионы. Думаю, для меня найдется куча интересных дел и помимо ловли педофилов на живца.

Похоже, утешения здесь не требовались. Если когда-то давно эта девушка и была склонна к глупостям, то сейчас перед ним сидела рассудительнейшая юная особа из когда-либо виденных. Чтобы в такой ситуации не впасть в депрессию, не озлобиться на весь мир и даже не смириться с безнадежностью, а найти в своем несчастье позитивные и, более того, полезные стороны – надо быть поистине образцом самообладания и рассудительности.

– Что мы все обо мне да обо мне, как будто это зачем-то нужно, кроме как для удовлетворения твоего любопытства. Расскажи лучше о своем мире, это полезнее будет, мне ведь придется здесь какое-то время пожить.

Мафей, застигнутый этой вполне закономерной просьбой врасплох, принялся судорожно вспоминать, как просвещает новых переселенцев Жак и о чем говорил с Ольгой Элмар. С чего же начать – с семьи или с географической карты?

– Давай, ты будешь спрашивать, – выдавил он, так ни до чего умного и не додумавшись. – А то я не могу сообразить, с чего начать.

– Начни с себя, – посоветовала Саша. – А весь мир соберется из кусочков по ходу дела. Вот ты живешь здесь у дяди. А где твои родители?

Мафей отметил про себя, что, похоже, его рассказ тоже будет не особенно радостным, и честно объяснил где. А что оставалось делать, ведь с этой милой родственницей семейки дель Кастельмарра только так и можно – честно, ничего не скрывая. Как иначе общаться с ведьмой, которая непременно почувствует твой страх, что кто-нибудь узнает?.. Боги, это ведь еще хуже, чем вечно все знающий наставник, тот хотя бы мысли не читал и чужие страхи магически не чуял. Вот это вы попали, ваше высочество…

– Что это? – совершенно искренне ужаснулся Харган, когда содержимое заветной коробочки было извлечено и с почтением поднесено ему на обрезке листового железа.

Нимшаст, все еще не в силах осознать ужасающий факт, в пятый раз простер костлявую ладонь над неподвижным тельцем и отсутствующим голосом произнес:

– Это он. Ошибка исключена.

– Да я не о том. Во что такое странное он превратился?

– Песчаный вислоухий заяц, – прокомментировал Нимшаст, покосившись на добычу.

– Такой маленький? – удивился Харган, вспоминая шустрых длинноногих грызунов.

– До Падения они как раз такими и были.

Харган оглянулся на дежурного мастера, который с излишним любопытством прислушивался к их разговору, и, приглашающе мотнув головой, направился в лабораторию, бережно неся на вытянутых руках освобожденного из заточения Повелителя. Нимшаст повиновался, впрочем, без особого энтузиазма. Наверное, опять заместительно-реактивно устал, перетрудился, голова у него болит и тяжелый стресс, только говорить об этом он стесняется, не зная, слышит ли Повелитель происходящее вокруг.

Что делать дальше, Харган не имел ни малейшего представления, но надеялся, что, как только сядет и начнет разбираться, все сразу станет ясно.

– Куда мы так несемся? – недовольно простонал за спиной левая рука.

– Назад, в третью, – на бегу отозвался демон.

– Ты можешь не мчаться сломя голову? Я за тобой не успеваю, сейчас задохнусь… И в боку колет…

Харган едва не задохнулся сам, а затем едва не уронил Повелителя, так как руки невольно дернулись огреть симулянта тем, что в них сейчас находилось.

– Какая одышка?! – взвыл он, не в силах это терпеть и не понимая, как с этой жертвой эволюции общался Повелитель. – Ты же не дышишь!

– А как я, по-твоему, говорю? – немедленно парировал Нимшаст.

– На эту антинаучную чушь можешь ловить безграмотных идиотов вроде Клюва, – не поддался Харган. – Но мне-то не надо гребни полировать, я же знаю, что дыхательная и опорно-двигательная системы у тебя автономны, и никакое питание твоим мышцам не требуется, и вообще тебя прекрасно можно ставить на погрузку кирпичей или прополку моркови наравне с зомби, если бы ты не был таким лентяем…

С тем же успехом он мог излагать эти прописные истины некромантии своему отражению в зеркале, группе скелетов или стайке вислоухих зайцев. То, чего Нимшаст не желал видеть в своей картине мира, отскакивало от него, как дротики от танковой брони. Вот и сейчас на чистую правду он демонстративно обиделся и нарочно всю дорогу плелся нога за ногу с таким видом, словно его действительно поставили на прополку морковки, где он подвергся издевательствам и травле со стороны зомби. Наверное, ждал извинений, но Харган проявил поразительную черствость и бестактность.

В лаборатории он все с тем же обиженным видом сел в сторонке, предоставив напарнику самому разбираться в структуре чужого заклятия. Харган сделал вид, будто ничего не заметил, и принялся за дело.

Окунаться в чужую некромантию оказалось намного легче, чем сливать Силы с Нимшастом или прощупывать чуждый и опасный жезл. Поначалу Харган ощутил даже что-то вроде злорадства. Сейчас он сделает все сам, сам во всем разберется и освободит Повелителя, а этот придурок пусть сидит и обижается дальше.

Однако, поковырявшись с четверть часа, правая рука слегка приуныл и понял, что все гораздо сложнее, чем ему казалось. Ту часть, что касалась некромантии, он понял и вычислил, но хитроумные вражеские маги словно предполагали, кому предстоит их заклятие ломать: нарочно насовали в него элементов разных школ. И если с Чистым Разумом Харган был знаком хотя бы теоретически и поверхностно, то третья школа – какая-то из природных – не только оставалась для него неизведанной областью, но и вызывала неприятные ощущения при попытке проникнуть глубже.

Радужная мечта совершить подвиг и покрасоваться победой уныло растаяла, уступив место раздражению, а Нимшаст мгновенно из конкурента превратился опять в нерадивого соратника, который сидит и бездельничает, вместо того чтобы помочь.

– А ну-ка попробуй ты, – скомандовал Харган, отстраняясь от опутанного заклинанием зайца.

Левая рука обиженно пожал плечами:

– Зачем? Если у тебя не получилось, чем я могу помочь?