– Хорошо, мам.
Комнатка была совсем не большая, вообще дом состоял из одной комнаты, но двух квартир. За стенкой в соседях жила Мария, мать Анны.
Из мебели только две кровати, да стол с табуретками, да еще сундук. Вот и весь быт.
Анна отлила в крынку молока, понесла матери. У Марии было темно, Аня поставила молоко в сенях и пошла прогуляться по улице. Улицы в Павловщине были широкие, просторные. Из дворов кусты, деревья прям на дорогу вываливаются листвой. Небо постепенно затягивало, накрапывал дождь.
– Ничего не поделаешь, пойду спать. Утром вставать рано.
Анна зашла в дом, Валентина уже спала сладким сном. А Анна боялась спать панически. Почему ей эта церковь не давала покоя, может о чем то хотела предупредить? В Бога Анюта не верила. Хотя у Марии была маленькая иконка, которую она бережно хранила в сундуке, на самом дне и доставала только по большим праздникам, на Пасху, в основном. Не смотря на всеобщий советский атеизм, Пасха справлялась всегда, пусть не гласно, не пышно, но на булочки всегда припасали продукты.
Наскоро сполоснувшись в тазике, Анна все таки легла спать. В эту ночь ей впервые ничего не снилось.
Утром, ни свет ни заря, Анна поднялась, подоила корову, выпустила,
– Иди, Чернуха, гуляй. Тебе нужно сил набираться на зиму.
В который раз Анна вспомнила, что сена на зиму мало наготовили в этот год. Тяжело ей было одной, мать уже не помощница, слабая совсем, а Валентина мала еще, да и по дому ей хватало работы. За день все девчонка успевала: и обед приготовит, и белье постирает, а про посуду и полы и говорить нечего, это были ее каждодневные обязанности. А не так что сделает, не дай Бог, где пылинку оставит, так тут же от матери оплеух наполучает. Жалко Анне было девку, да куда ж деваться то, жизнь штука сложная, пускай привыкает.
Анна шла по улице к реке. Незаметно подкрадывалась осень, и, хотя был еще конец августа, на деревьях уже кое где проблескивали желтые листочки. Сибирь – суровый край. Уже начинались первые заморозки по ночам, но днем все так же нещадно пекло.
Солнце взошло, отдавая свое тепло, нежно играя на домах своими световыми бликами.
– Господи, как хорошо то. Какое же это счастье, жить!
Первый день на работе прошел ничем не примечательно, Аня потихоньку училась управлять не большим хозяйством, изредка приходили груженые баржи или рыболовецкие суда.
Домой возвращалась уставшая, и жизнь уже не казалась такой радужной как утром. Нужно было еще корову загнать, подоить.
– Как дела, Валентина?
– Да хорошо, мам, картошку начали копать, как твоя работа?
– Ничего привыкну, справимся.
– Чего полы плохо помыла?
– Да где же плохо? Все вроде бы чисто!
– Да вон, посмотри, в углу мусор какой то.
Дочь, вздохнув, взяла тряпку, пошла по новой протирать полы, иначе мать задаст жару опять.
Денек выдался жаркий, Аню мучила сильная жажда, она подошла к бачку в коридоре налить воды и увидела его! Все поплыло у нее перед глазами.
– Николай!
– Что?
– Николай, говорю меня зовут. А Вас как?
– Анна, – сказала как выдохнула и быстрее с глаз.
Вечером, добираясь с работы домой, она услышала шаги за спиной и не поворачиваясь поняла, что это он.
– Разрешите, я провожу Вас до дома?
– Да, уж всё равно идёте, – только и нашлась что сказать Анна.
В её жизни, кроме мужа Михаила, других мужчин то и не было, да и с ним она прожила несколько лет до войны, не успела ни налюбиться, ни намиловаться.
– А Николай, просто красавчик, глаз невозможно отвести. Еще до встречи с ним, Анна слышала про молодого повесу. Говорят, что он женат, а здесь на заработках и ни одной юбки не пропускает.
Молча дошли до Анютиного дома.
– Ну вот мы и пришли. Всего хорошего, – сухо обронила она. Завтра увидимся.
Глава 2
Валентина увидела в окно мать с молодым человеком и почему то сильно заколотилось сердце. – Ох, не к добру это, – подумала девочка.
– Кто это, мам?, – спросила она вошедшую Анну.
– Не твоё дело, покорми меня. Корова пришла?
– Да, стоит мычит. Что, не слышала?
– Как ты с матерью разговариваешь? – где ей было услышать Чернуху, когда она ног то под собой не видела.
Валентина приготовила на ужин свежей картошки с укропом. Анна поела с аппетитом, как будто ничего вкуснее раньше не ела, запила все простоквашей вприкуску с лепешками.
– Ты у бабушки была?
– Да, она сама заходила. Лепешек напекла свежих, ты поела?
– Конечно. Как картошка? Удалась нынче?
– Да, ничего, мелкой почти нет.
– Ну и ладно, на выходные докопаем. Пошла я в стайку.
– Привет, Чернуха. Ну как ты тут, моя хорошая? – разговаривала Анна с любимицей, пока обмывала вымя. – Ну что же мы такие разнесчастные то? Каким же ветром нас занесло в эту Сибирь? От комаров и мошки ни днем ни ночью проходу нет. Вон и у тебя вся шея покусана, – слепни уже оставили свои следы на шее и спине, оводы по забрались под шкуру и отложили личинки, скоро вся спина коровы покроется бугорками.
– Кормилица ты наша, что бы мы без тебя делали то? Как бы выжили?
Напоив корову и почистив сарай, так как утром не успела, Анна пошла во двор, села на лавочку возле березы. Ветерок обдувал её нежную кожу. По девичьи тонкий стан и упругую высокую грудь обтягивало давно уже изношенное серое платье. Опять нашла тоска, стало жалко себя, свою неустроенную личную жизнь. По щеке потекла тихая скупая слеза. Плакала Аня редко, при всей своей хрупкости она была очень сильной духом. Только и утешало, что не она одна так живет, в послевоенное время мало кому жилось хорошо. Освободив и очистив душу слезами, она пошла спать. В эту ночь ей опять приснилась старая церквушка, Богородица нежно смотрела на нее с иконы, будто жалея.
Жизнь понеслась, закрутилась, в сердце неожиданно ворвалась любовь. С Николаем все у нее сладилось быстро. По выходным, когда его соседи по общежитию разъезжались домой, она бегала к нему вечерами, прячась от людского глаза, огородами, но в деревне не скроешься от любопытных глаз. Люди косо поглядывали на Анну, осуждали, а может и завидовали: – Такой красавчик, да еще моложе на пару лет. Один недостаток был все же у него, женат да с детьми. Но Аннушке было все равно, что люди говорят. На каждый роток не накинешь платок.*