Октопус

Город оказался не меньше Сиэтла. Где в нём искать рацию? Куда её могли затащить?

Каменные столбы пестрели круглыми входами пещер. Каждый вход обрамляли в несколько рядов актинии всевозможных оттенков, а по стенам вились спиралями ряды двустворчатых моллюсков с раскрытыми раковинами. Над пещерками росли кораллы, сплетаясь в изящные балкончики. На них, словно флаги, трепетали полоски водорослей.

Будто идёшь по дворцу шейха, где даже колонны в богатых коврах.

И везде сновали октопусы – больше всего небольших, с ладошку, или совсем крох-мальков. Изредка попадался на глаза работник, который доставал из сумки кусочки рыбы и разбрасывал, а стайка младших ловила угощение.

Рина объясняла, чем млекопитающие отличаются от моллюсков. Но тут прервалась и спросила:

– Фьют, почему все кругом маленькие? Где такие, как ты?

– Как я? – не понял октопус. – Лучей всего восемь: Луч Защиты, Пастухов, Познания, Порядка, Искусства, Лесов, Богатства и Луч Традиций. Надо всеми Старейший. Но Старейшего ныне нет, ушёл.

Он глубоко задумался над чем-то, прикрыв один глаз, а вторым отслеживал движение планарии. Рина хотела уточнить вопрос, как вдруг Хонер постучал по плечу, указывая вверх: между вершинами башен реяло светящееся полотно, растянувшись метров на двадцать, вроде сачка, открытое спереди. Словно надули длинный-предлинный воздушный пузырь, да ещё и фосфоресцирующий синим и зелёным. На нём проявлялись малиновые узоры, держались несколько мгновений, таяли.

Приглядевшись, Рина увидела осьминожек, которые водили щупальцами по пузырю, от каждого касания вспыхивал сияющий след.

– Огнетелки! – догадалась она. – Маленькие животные, живущие бок о бок, как стежки в шарфе. Никогда не видела настолько огромной колонии!

Фьют откликнулся:

– Луч Порядка с учениками вырастили две дюжины таких специально к фестивалю Светло-Летней Трески.

Разговаривая с Фьютом, Рина выяснила, что понятия «день» и «ночь» знакомы октопусам. Но время на глубине определяют не по солнцу, а по суточным циклам миграции морских обитателей.

– Символы Южного Течения – тоже работа Луча Порядка. – Фьют кивнул на фрактал из ракушек, который украшал коралловую арку. – Почти на месте. Вот и Длинная площадь, тут сегодня концерт.

Башни расступились, открылась аллея шириной с футбольное поле, а длину невозможно было различить в сонме светящихся пузырей. Над площадью живыми гирляндами парили огнетелки, у дна расположился лабиринт из пирамидальных песочных домиков.

Планария подлетела к центру, где кувыркалось больше всего работников и солдат. Они что, танцуют?..

Глава 6

Нарастал визгливый звук, как будто кошка скребёт когтями по зеркалу, только в десятки раз громче. Вскоре к нему добавились ритмичные постукивания, щелчки. Может, это и есть их музыка?

Рина наклонилась к Хонеру, прошептала:

– Смотри не зажимай уши!

Гидролог морщился. От скрежета сводило скулы, хотелось самой заорать погромче. Однако танцующим «музыка» явно нравилась, те двигались в такт.

Дело в том, что осьминоги не слышат звуков выше тысячи герц, они не различили бы писк комара или верхние ноты сопрано. Людям же подобный скрип страшен с древних времён. Он напоминает крики наземных хищников, ведь пума и леопард «разговаривают» в том же звуковом диапазоне от двух тысяч герц. Поэтому наше подсознание командует бежать и прятаться, когда рядом водят железом по стеклу.

А кто водил здесь?

Октопусы сходились в квадраты, звёзды, вновь рассыпались поодиночке и кувыркались. Сквозь мельтешение трудно было разглядеть восьмиугольный помост, на котором сидело под сотню солдат. Они держали крупные раковины морского гребешка, словно крышки от кастрюль, корябали по ним острыми камнями, стучали, цокали клювами.

Планария больше не снижалась, зависла позади танцующих. Рина заметила, что Фьют вынул руки из жаберных щелей червя и сузил глаз, внимательно наблюдая за пленниками.

Сотня вредных кошек, кажется, решила проскрести себе туннель в зазеркалье. Рина старалась не кривиться: если при помощи ниетты ей стали понятны перемены цветов Фьюта, может, есть и обратный эффект? Вдруг он теперь различает человеческую мимику?

Октопус тыкнул щупальцем в Хонера:

– Почему у него из глаз течёт вода?

– Люди могут плакать от грусти, от счастья, – пояснила Рина, памятуя о том, что враньё сразу различат. – Очень уж у вас музыка душевная, проникает до самого сердца.

Похоже, объяснение понравилось: настороженные иголки на коже Фьюта разгладились. Через пару минут какофония наконец-то кончилась; Хонер застонал.

– Это от счастья? – предположил октопус.

– Да, – честно ответила Рина, выдыхая.

Танцующие и не думали расходиться. Вместо этого они поплыли к планарии с медузой, собираясь вокруг плотным шаром. Ближайший к Рине мелкий осьминожка продел щупальце под свою мантию, высунул кончики из сифона и махал ими. Другие октопусы тут же подхватили жест, и вскоре со всех сторон изгибались сотни червячков.

– Я вам подразнюсь! – Фьют погрозил толпе свёрнутым в тугую спираль «кулаком».

Червячки убрались, но ненадолго – стоящие впереди озорники уплывали, им на смену теснились новые, которые высовывали из сифонов уже по два щупальца. Рина спросила в замешательстве:

– Почему я не понимаю, о чём они щёлкают?

– Слава Течениям, что не понимаете! – откликнулся Фьют, не переставая грозить четырьмя «кулаками». – Им не вживили ниетты. Хотя следовало бы! У-у, неслухи!

Толпа вдруг расступилась. К медузе спешил малиновый октопус, размером только немного уступающий Фьюту. Уцепившись присосками за планарию, он начал сердито щёлкать. Голос казался женским, высоким, с истеричными нотками:

– Луч Познания, как вы могли? У вас есть разум – приводить на фестиваль уналашей?!

Фьют стал небесно-голубым и небрежно ответил:

– Миэлта, дорогая, это не демоны, а всего лишь родственники ламантин. Они с большим чувством прослушали гимн Южного Течения и, заметь, не лопнули, вопия и терзая себя когтями. Хватит волноваться. Уйми лучше своих учеников, они не понимают слов.

– Я? Я должна их унять?! Да тут все Льюита! Своих я держу подальше от зубастых монстров. И мои, заметьте, не гибнут по двое за сутки, обмотавшись суперновыми водорослями.

Она выставила щупальце, обвиняюще тыкала пальцем, поджав остальные. Фьют побагровел, покрылся колючками и стал похож на шипастый шарик из фитнес-зала. Видя, что конфликт обостряется, Рина вмешалась:

– Вы правы, Миэлта. Приводить на праздник, где много детей, двух неизвестных животных, которые, возможно, опасны – зачем это делать? Мужчины! Думают не тем местом.

– Одной рукой они думают! – живо откликнулась Миэлта. Осьминожиха немного успокоилась, приобрела любезно-лазоревый цвет и подобралась вплотную к медузе. – Вы правда кормите детёнышей собственной кровью?

– Молоком, – поправила Рина. – Оно специально для того и вырабатывается. А у вас очень красивый город. Огнетелки удивительные, и чудесные фракталы из раковин.

– О, вы ещё не видели центральную композицию! – Миэлта расцвела оранжевыми солнышками. Она повела правым глазом, оценивая окружившую планарию плотную толпу, и махнула Рине: – Пойдёмте, покажу, каких мы вырастили горгонарий.

Манометр пони-баллона показывал, что смеси осталось меньше половины. И переключаться на неё, а потом снова на тот невообразимый коктейль из гелия и кислорода, который Фьют сотворил под медузой, не очень-то полезно.

Однако благосклонность осьминожихи могла помочь выбраться из плена; придётся рискнуть.

Рина надела шлем, отлепила край купола от планарии и пролезла в щель. Локоть тут же приобняло щупальце Миэлты и повлекло по проходу сквозь толпу. Вслед неслись раскатистые щелчки Фьюта: